Митрополит Трифон (Туркестанов) и его благодарственный акафист. Митрополит Трифон (Туркестанов) и его благодарственный акафист Трифон туркестанов о блудном сыне

Митрополит Трифон (в миру Борис Петрович Туркестанов) родился 29 ноября 1861 года в семье князя Петра Николаевича Туркестанова (1830-1891) и Варвары Александровны Туркестановой (урожденной Нарышкиной, 1834-1913). Борис был вторым ребенком в семье - после своей старшей сестры Екатерины. Всего же в семье было шесть детей.

По отцу он принадлежал к древнему грузинскому княжескому роду, восходящему к XV веку . Его прапрадед, князь Борис (Баадур) Панкратьевич Туркестанов, переселился из Грузии в Россию при Императоре Петре I (1689-1725).

Раннее детство его протекало в Москве и в подмосковном имении матери - селе Говорове (недалеко от теперешнего Востряковского кладбища), где в большом старинном парке с двумя прудами располагался одноэтажный дом с террасой; здесь же, в парке, стоял каменный храм в честь Рождества Пресвятой Богородицы. С детских лет Борис привык к церковным службам, постовым говениям и праздникам, к размеренному, устоявшемуся и освященному церковному быту.

В младенчестве Борис был очень слаб и часто болел. В одно время он так расхворался, что врачи не надеялись на его выздоровление, и тогда верующая мать прибегла к Врачу небесному. Она любила молиться в церкви мученика Трифона, находившейся на окраине Москвы, и теперь стала просить святого мученика за своего малютку-сына, обещая, если он выздоровеет, посвятить его на служение Богу. После этого мальчик стал быстро поправляться и скоро совсем выздоровел.

Однажды Варвара Александровна совершила поездку с сыном Борисом в Оптину пустынь. Когда они подходили к хибарке преподобного Амвросия, старец неожиданно сказал стоявшему перед ним народу: «Дайте дорогу, архиерей идет». Расступившиеся люди с удивлением увидели вместо архиерея приближавшуюся женщину с ребенком.

Борис Туркестанов учился в частной классической гимназии известного педагога Л. П. Поливанова, одной из лучших в Москве (она располагалась на Пречистенке). К концу 1870-х годов относится его знакомство со старцем иеромонахом Варнавой, которого гимназист Борис Туркестанов посетил во время говения в Гефсиманском скиту Троице-Сергиевой лавры в дни Петрова поста. С этого времени началось его духовное знакомство с преподобным Варнавой, продолжавшееся до конца жизни старца (+1906 года).

В 1883 году по окончании Московской гимназии, Борис поступил на историко-филологический факультет Московского университета. Однако светское высшее образование и последующая деятельность не привлекали его.

В одном из писем 1920-х годов преосвященный Трифон описывает свою беседу с артистом Малого театра М. А. Решимовым, происшедшую в начале 1880-х годов в Ялте, где он был в качестве спутника со своим больным астмой отцом. В ней юный князь определенно говорит об избрании им иноческого пути, несмотря на непонимание со стороны большинства людей его круга - за исключением матери. Вскоре после этой беседы Борис Туркестанов поступил в Введенскую Оптину пустынь (вероятно, в 1884 году). Его духовным наставником стал преподобный Амвросий Оптинский (+1891).

В 1889 году молодой князь-послушник по благословению своих духовных руководителей, занимает место учителя и надзирателя в миссионерском Осетинском духовном училище во Владикавказе.

31 декабря 1889 года пострижен в монашество с именем Трифон. ин пострижения был совершен в церкви Тифлисской духовной семинарии за всенощным бдением ректором архимандритом Николаем (Зиоровым).

На следующий день, 1 января 1890 года рукоположен во иеродиакона экзархом Грузии архиепископом Палладием (Раевым).

В 1891 году, также за «послушание воле духовных руководителей», иеромонах Трифон поступил в Московскую духовную академию.

Будучи студентом Московской духовной академии, иеромонах Трифон нес послушание священника в пересыльной тюрьме Сергиева Посада. За это служение он был награжден золотым наперсным крестом.

В 1895 году окончил Московскую духовную академию со степенью кандидата богословия и назначен смотрителем Донского духовного училища.С 1897 г. - ректор Вифанской духовной семинарии в сане архимандрита.С 1899 г. - ректор Московской духовной семинарии.

1 июля 1901 года хиротонисан во епископа Дмитровского, викария Московской епархии. Хиротонию совершали: митрополит Московский Владимир (Богоявленский), епископ Рязанский и Зарайский Полиевкт (Пясковский), епископ Можайский Парфений (Левицкий), епископ Волоколамский Арсений (Стадницкий) и члены Московской синодальной конторы епископы Нестор (Метанцев), Григорий (Полетаев) и Нафанаил (Соборов).

В 1901 году, во время отпуска митрополита Владимира, управлял Московской епархией.

Викарный епископ Дмитровский в то время имел местопребыванием древний Московский Богоявленский монастырь, являясь его настоятелем. Преосвященный Трифон был епископом Дмитровским и настоятелем этой обители в течение почти пятнадцати лет - до первой мировой войны.

Во время своего настоятельства он устроил в Богоявленском соборе придел во имя святителя Феодосия Черниговского (освящен 17 мая 1904 года), отремонтировал храмы, привел в порядок церковную утварь, провел электричество. Владыка заботился и о внутреннем благоустроении обители; он стремился к тому, чтобы «все общество иноков было соединено одним духом любви к Господу Богу, одушевлено твердою верою в истинность и непоколебимость святой Церкви, зиждилось на тех же твердых началах иноческой жизни, на каких основано было первоначальное монашество».

Преосвященный Трифон неоднократно, по назначению Синода, совершал дальние поездки в другие епархии - в Выксунский Иверский монастырь (в июле 1903 г.), в Яблочинский Онуфриевский монастырь Холмской епархии, на западной окраине Российской Империи (в 1907 г.), где настоятелем в то время был его постриженник (1904 г.) иеромонах Серафим (Остроумов). В июле 1911 г. владыка побывал на севере, в монастырях Соловецком и Трифоно-Печенгском...

Во время смуты 1905 года епископ Трифон призывал свою паству молиться, говеть, исповедоваться, причащаться. В день памяти святителя Николая, 9 мая 1905 года, он совершал молебен на Красной площади, собравший множество верующих москвичей, которые пошли за своим пастырем, «не устрашившись никаких угроз, готовые даже принять смерть»...

Летом 1912 года епископ Трифон побывал на Святой горе Афон. В апреле 1914 года он участвовал в cуде над афонскими иноками Московской Синодальной конторы под председательством митрополита Московского св. Макария, попытавшейся, как известно, покрыть любовью разногласия в этом «сокровенном деле».

В 1914 году епископ Трифон был управляющим Московской митрополией. В июле этого года началась Первая мировая война.

22 августа 1914 года епископ Трифон отправился на фронт. Около года провел епископ Трифон в армии, исполняя обязанности полкового священника 168-го пехотного Миргородского полка и благочинного 42-й пехотной дивизии. За отличие во время военных действий Государь Император пожаловал преосвященного Трифона панагией на Георгиевской ленте из кабинета Его Императорского Величества.

Епископ Трифон был в действующей армии дважды - сначала на польском (август 1914 - 1915), а затем на румынском (1916) фронтах. Сохранился его фронтовой дневник первого периода , дающий достаточно ясное представление о жизни святителя на фронте, о его подвиге военного священника.

На польском фронте владыка получил контузию и вынужден был возвратиться в Москву. В 1916 году он вновь уезжал на фронт, на этот раз - румынский . Вернулся в Богоявленский монастырь на Пасху. Здоровье его было сильно расстроено, на фронте он потерял зрение одного глаза. Преосвященный Трифон подал прошение об увольнении на покой с пребыванием в родной ему Оптиной пустыни. 2 июня 1916 года Высочайшим повелением первый викарий Московской епархии епископ Дмитровский Трифон был уволен на покой. Одновременно он был назначен управляющим Ново-Иерусалимским Воскресенским монастырем.

Владыка поселился в Новом Иерусалиме и занялся монастырскими делами. Прежде всего, наладил церковную службу, которая приобрела свойственное его богослужениям благолепие. В Новом Иерусалиме преосвященный Трифон, как и прежде в своей деятельности, уделял значительное внимание духовному просвещению народа и благотворительности, всюду сея семена веры и милосердия. Известно, что он на свои средства построил здесь женскую гимназию, где сам читал лекции. В годы войны в монастыре располагался лазарет для раненных, который теперь также стал предметом заботы преосвященного Трифона. К владыке приезжали его духовные дети, останавливались в монастырской гостинице, иногда жили здесь по несколько дней.

1 апреля 1918 года постановлением Патриарха Тихона и Священного Синода «епископ бывший Дмитровский Трифон был освобожден, согласно прошению, по болезни, от управления ставропигиальным Воскресенским Ново-Иерусалимским монастырем с назначением ему местопребывания в Донском ставропигиальном монастыре».

В 1923 году возведен в сан архиепископа.

14 июля 1931 года возведен в сан митрополита с правом ношения белого клобука и креста на митре по случаю 30-летия архиерейского служения.

Скончался 14 июля 1934 года в Москве и погребен на Московском немецком кладбище "Введенские горы".

Будущий митрополит Трифон (в миру Борис Петрович Туркестанов) родился 29 ноября 1861 года в Москве. Его отец, князь Петр Николаевич Туркестанов (1830 – 1891), был прямым потомком древнего княжеского рода из Грузии. Он отличался тонким умом и мягким сердцем, глубокой религиозностью. Прадед – князь Борис Панкратьевич Туркестаношвили, в память которого будущий владыка получил имя, – выехал в Россию при Петре I. Мать Бориса Петровича Туркестанова, Варвара Александровна (урожденная Нарышкина), была племянницей игумении Марии (Тучковой) – основательницы Спасо-Бородинского монастыря. Как и супруг, она тоже отличалась большой набожностью, ее пленяло все возвышенное и прекрасное.

В семье князей Туркестановых было шестеро детей. Зимой семья жила в Москве, а летом – в старинном подмосковном имении Говорово. Весь семейный уклад был подчинен размеренному строю церковной жизни с чередой постов, говений, паломничеств и праздничных торжеств.

С малых лет будущий владыка алтарничал, пел на клиросе, познавая дивную красоту и глубину богослужения.

Будучи еще младенцем, он тяжело заболел. Врачи потеряли надежду на его выздоровление. Варвара Александровна ходила в церковь святого мученика Трифона и молилась об исцелении сына, обещая после выздоровления посвятить его Богу и, если сын сподобится монашеского чина, дать ему имя Трифон.

Борис выздоровел. Варвара Александровна совершила с ним поездку в Оптину пустынь к прославленному на всю Россию старцу Амвросию.

Встречая их, старец неожиданно сказал стоящему перед ним народу: «Дайте дорогу – архиерей идет».

Расступившиеся люди с удивлением увидели вместо архиерея молодую женщину с ребенком.

Учился Борис в классической гимназии Л. П. Поливанова на Пречистенке, одной из лучших в Москве. Окончив в 1883 году гимназию, Борис поступил в Московский университет. Во время учебы увлекался театром, участвовал в любительских спектаклях.

В 1887 году Борис поступил послушником в Оптину пустынь к старцу Амвросию, который и благословил его на монашество.

31 декабря 1889 года Борис принял монашеский постриг с именем Трифон в честь святого мученика Трифона – так исполнился обет, данный матерью.

«Слава Тебе за земную жизнь, предвестницу небесной…»

В час кончины своей, в 1891 году, старец Амвросий сумел утешить юношу, сказав ему, что «смерть посылается Милосердным Господом в самое лучшее время для человека, когда его душа наиболее к ней приуготовлена».

Преподобный Амвросий благословил его учиться в Московской духовной академии, куда отец Трифон и поступил в 1891 году.

Во время учебы иеромонах Трифон избрал служение в пересыльной тюрьме. Монахи-причетники умоляли его отказаться от этого служения: преступники, мол, сумеют с ним расправиться. Но отец Трифон продолжал служить. Как потом вспоминал владыка, ни одна служба не производила на него такого впечатления. Великим постом он произносил молитву Ефрема Сирина. Арестанты, закованные по рукам и ногам, клали поклоны. «Дай Бог, – не раз говорил владыка, – чтобы православные христиане так каялись, как эти преступники».

После блаженной кончины отца Амвросия иеромонах Трифон перешел под духовное водительство старца Гефсиманского скита преподобного Варнавы. Он познакомился с ним еще будучи гимназистом. Тогда старец произвел на юного богомольца, посетившего скит, неизгладимое впечатление своей высокой подвижнической жизнью.

«Что меня особенно в нем пленяло, – вспоминал владыка, – это то, что удовлетворение телесных потребностей для него никогда не было каким-то делом, к которому надо было особенно готовиться. Никаких поблажек себе, никакой даже самой невинной прихоти: он вовсе не пил чая, носил самую простую одежду, вкушал самую грубую пищу… никогда как следует не обедал, а так, перехватит что-нибудь, и опять за дело. Он никогда как следует не спал, а так, “прикорнет”, как говорится, во всей одежде на своем деревянном ложе, с подушкой, набитой чуть ли не булыжником, и снова встает на молитву…

Мое знакомство с ним началось с конца семидесятых годов, когда еще гимназистом я посетил для говенья Петровским постом скитские пещеры. Мне давно хотелось с ним познакомиться… но долго не решался это сделать, потому что у многих людей светского общества существует совершенно неправильный взгляд на подвижников, то есть на людей высокой созерцательной жизни, особенно же на тех, которые, по общему мнению, отличаются даром прозорливости, то есть предвидением будущего.

Им все кажется, что все такие люди отличаются крайнею суровостью к приходящим к ним грешникам. Они боятся даже, что те поразят их каким-нибудь суровым наказанием или смутят душу страшным пророчеством.

Сознаюсь, что и я не был лишен в годы моей юности этого предрассудка. То было еще до знакомства с о. Амвросием, Оптиной пустынью и вообще русским православным монашеством.

Но вот я решился повидаться с о. Варнавой. Сначала поговев в продолжение недели, усердно помолившись в маленьком пещерном храме Черниговской Божией Матери, на месте которого теперь воздвигнут громадный собор, я со страхом и трепетом чудным июльским вечером постучался в дверь маленького деревянного домика, в котором обитал о. Варнава.

Долго он мне не отворял, наконец послышались шаги, щелкнула задвижка и на пороге появился седой монах небольшого роста, с мягкою, доброю улыбкой на устах, с проницательным взором темных очей.

Вглядевшись в меня, он произнес тем радостным, ласковым тоном, который так памятен всем, близко его знавшим: “А! Милый барин! Ну, рад тебя видеть, мы тебя все здесь полюбили”, и с этими словами он меня благословил, обнял одною рукою и чрез темные сенцы ввел меня в свою келью, освещенную одною восковой свечой.

…Несколько простых икон в переднем углу, перед ними на аналое медный крест и Евангелие, рядом деревянный стол с несколькими книжками и брошюрами духовно-нравственного содержания, в углу деревянная кровать, покрытая одним войлоком. Вот и все. Но сколько великих дел совершилось в этой убогой обстановке!

Сколько изнемогавших в борьбе с самими собой и житейскими невзгодами душ получили здесь себе облегчение и помощь! Сколько людей, дошедших до полного отчаяния, выходили отсюда бодрыми и готовыми на всякий подвиг!

Да, много великих тайн хранит эта бедная келья, поистине она неизмеримо выше и драгоценнее роскошных чертогов земных богачей».

В 1895 году отец Трифон окончил академию со степенью кандидата богословия, защитив диссертацию на тему «Древнехристианские и Оптинские старцы».

С 1895 по 1901 год отец Трифон был смотрителем московского духовного училища, ректором Вифанской, а затем Московской духовных семинарий.

18 июля 1901 года он стал епископом Дмитровским, викарием Московской епархии, и был на этом посту почти 15 лет.

В речи на его епископской хиротонии священномученик Владимир (Богоявленский), митрополит Московский (затем Киевский и Галицкий), который считал чрезвычайно важным делом христианизацию московской аристократии и интеллигенции, сказал: «Не оставляй вне пастырского воздействия и те наши сословия, к которым ты так близко стоишь по своему происхождению. Не упускай случая указывать им на возможность совмещения здравых научных познаний с искренней верой, современных открытий и усовершенствований с вечными началами духовной жизни».

Епископ Трифон часто совершал богослужения, очень полюбившиеся москвичам, много проповедовал, вел огромную церковную и общественную работу, не оставляя и своих научных трудов. Он знал пять языков: греческий, латынь, французский, немецкий и английский. За удивительный дар слова верующий народ прозвал его «московским Златоустом».

Духовно окормляя многих знатных особ, владыка Трифон никогда не забывал и о простом народе. Он часто специально для простолюдинов служил ранние литургии, за что был удостоен прозвища «кухаркин архиерей».

Все эти годы отца, а затем владыку Трифона продолжал окормлять старец Варнава. С ним он советовался во всяком своем деле и получал от него благословение. Это продолжалось до самой кончины старца в 1906 году.

«Последний раз, – вспоминал владыка, – я вместе с ним совершил Божественную литургию в четверг на первой неделе Великого поста и навеки простился с ним. Последние слова его были: “Прежде я иногда при моих приездах в Москву объезжал тебя, ну а теперь я часто, очень часто буду тебя навещать”. С этими словами он пожал мне руку, и уже более живым его я не видел».

«Ты миром озаряешь душу во время тяжких скорбей и страданий…»

9 сентября 1909 года владыкой Трифоном освящен больничный храм во имя святых жен Марфы и Марии, небесных покровительниц обители, основанной великой княгиней Елизаветой Федоровной, причисленной ныне к лику святых. А 9 апреля 1910 года за всенощным бдением по чину, разработанному Святейшим Синодом, епископ Трифон посвятил 17 насельниц Марфо-Мариинской обители в звание крестовых сестер любви и милосердия.

На следующий день за Божественной литургией митрополит Московский Владимир, который был духовником великой княгини Елизаветы Федоровны, возложил на сестер восьмиконечные кипарисовые кресты, а Елизавету Федоровну возвел в сан настоятельницы. Великая княгиня сказала в тот день: «Я оставляю блестящий мир… но вместе со всеми вами я восхожу в более высокий мир – мир бедных и страдающих».
В дальнейшем владыка Трифон часто навещал Марфо-Мариинскую обитель.

8 апреля 1912 года он сослужил вместе с епископом Анастасием при освящении митрополитом Московским Владимиром соборного храма в честь Покрова Пресвятой Богородицы.

20 июля 1914 года, в день начала Первой мировой войны, преосвященный Трифон осенил собравшихся иконой «Явление Божией Матери преподобному Сергию Радонежскому». Икона была написана келарем Троице-Сергиевой лавры Евстафием (Головкиным) на доске от гроба преподобного. Этот образ во время войны всегда находился на фронте.

Во время войны преосвященный Трифон добровольно стал полковым священником и целый год провел на передовых позициях в действующей армии.

26 февраля 1915 года за мужество и храбрость при совершении богослужений на линии огня и за беседы в окопах с воинами во время боя он был награжден панагией на Георгиевской ленте и орденом святого Александра Невского.

На польском фронте владыка Трифон был контужен и ослеп на один глаз. Онвынужден был возвратиться в Москву.

С июня 1916 года владыка – настоятель Ново-Иерусалимского Воскресенского монастыря. Вплоть до закрытия обители в начале 1918 года он служил во всех приделах, которые знаменовали земную жизнь Спасителя, и вкладывал свои средства в ремонт обители. Вблизи монастыря владыка, опять-таки на свои средства, построил женскую гимназию, где читал лекции об Оптинском старце Амвросии и других подвижниках благочестия с показом диапозитивов.

«Не страшны бури житейские тому, у кого в сердце сияет светильник Твоего огня»

После закрытия монастыря владыка Трифон переехал в Москву и участия в административных делах Церкви не принимал.

Около полугода он жил на Поварской улице у брата Александра Петровича, неподалеку от храма святого Симеона Столпника, куда владыку приглашали служить.

Впоследствии, когда улице дали имя Воровского, он шутил: «Я служил на Поварско й, а теперь на Воровско й».

Затем он переехал на Знаменку к своей сестре Екатерине Петровне Бутурлиной, которая с мужем занимала в доме второй этаж. Здесь у владыки была комната и походная церковь, которой он пользовался еще на фронте. Потом пришлось переселиться вниз, в швейцарскую.

С этого времени начался новый, наиболее тяжелый период жизни владыки Трифона, продолжавшийся до самой его блаженной кончины: ему неоднократно приходилось менять место жительства, вместо монашеской кельи жить в коммунальных квартиpax, причем даже в этих условиях он не мог быть спокоен за свое будущее, так как новые власти его не прописывали и лишали продовольственных карточек.

Владыка ни разу не был ни арестован, ни даже выслан из Москвы, но его неоднократно вызывали в ГПУ по поводу прописки. В последние годы своей жизни он жил только в домах, принадлежавших частным лицам.

Владыка часто служил по приглашению в разных московских храмах: то на Знаменке, то в Никитском монастыре, то на Афонском подворье (Полянский переулок)…

Каждый раз его службы собирали толпы молящихся. Наиболее преданная часть паствы еще теснее сплотилась вокруг него, сопровождая его и бывая на всех службах.

Находясь формально на покое, владыка был поистине одним из главных духовных водителей русского Православия. К нему постоянно шел поток посетителей за советом и по духовным, и по житейским вопросам. Верующий народ уже почитал его как великого архиерея, замечательного проповедника и духоносного старца-подвижника.

Митрополит Трифон был известен как смиреннейший, но и неподкупный иерарх, преданный истине Христовой, как человек святой благочестивой жизни. Его советы и мнения нередко были решающими не только для судеб его многочисленных духовных детей, но и при многих событиях, связанных с судьбой Русской Православной Церкви после октябрьского переворота.

В период обновленчества владыка Трифон, не колебаясь, оставался верен Патриаршей Церкви. Его любил Святейший Патриарх Тихон и нередко служил вместе с ним, а в 1923 году возвел в сан архиепископа. Они были двумя великими духовными столпами, которые поддерживали святую Русскую Церковь в жестокое и многоскорбное для России время.

Святой Патриарх Тихон пережил несколько покушений, множество допросов, тюремное заключение. Он скончался 7 апреля 1925 года.

Со смертью Святейшего Патриарха начался новый этап исповеднического пути Русской Церкви – время «длинной, темной ночи», как говорил сам святитель Тихон.

После ареста патриаршего местоблюстителя митрополита Петра (Полянского), управление Церковью перешло к его заместителю – Нижегородскому митрополиту Сергию (Страгородскому).

Архиепископ Трифон глубоко уважал митрополита Сергия и высоко ценил его как глубокого ученого богослова и крупного церковного администратора. Он видел, что его трагические попытки «договориться» с безбожной властью продиктованы искренним желанием спасти жизни тысяч верующих от новых волн репрессий, а оставшиеся малые островки церковных структур – от полного разорения.

19 августа 1927 года митрополит Сергий обнародовал Декларацию о лояльности Церкви к советскому государству.

Архиепископ Трифон некоторое время не служил, но позже принял моление «о властях», которое было прибавлено к великой ектенье.

В 1931 году исполнилось 30 лет архиерейского служения архиепископа Трифона. Свой юбилей он встретил в церкви Космы и Дамиана на Маросейке. Служба прошла с особенной теплотой и воодушевлением. После богослужения благодарные прихожане украсили комнату владыки Трифона зеленью и гирляндами из живых цветов. К этому юбилею указом митрополита Сергия (Страгородского) архиепископ Трифон был возведен в сан митрополита.

«Сего я менее всего ожидал», – писал позднее митрополит одному из своих духовных чад. А в своем ответе Патриаршему местоблюстителю подчеркивал, что он никогда не стремился к такому высокому сану, но принимает его со смирением как новый этап своего служения Православной Церкви.

Роль владыки Трифона еще более возросла. Его слово было законом для тех, кто остался верен Православию в трагических условиях тогдашней русской жизни. Люди верили, что его устами говорил Сам Господь.

«Наитием Святого Духа Ты озаряешь мысль художников…»

Павел Дмитриевич Корин вспоминал, что владыку Трифона и большинство духовных лиц для своей грандиозной «Руси уходящей» он смог написать с натуры только благодаря благословению архипастыря.

В 1925 году у одра почившего Патриарха Тихона Корин увидел, как в эти трагические, но одновременно и звездные мгновения Святая Русь проявляет всю свою могущественную духовную суть. Даже самим своим величавым исходом она являла знак вечности. У художника, наделенного философским складом ума, конечно же, возникло острое желание запечатлеть и сохранить для будущих поколений образы и характеры этих людей. Но как в разгар репрессий в Москве уговорить пастырей и архипастырей позировать ему?

Благодаря рекомендации друга и наставника Михаила Васильевича Нестерова, к которому Корин пришел за советом и помощью, первым молодому художнику согласился позировать владыка Трифон. Правда, сославшись на больные ноги и преклонный возраст, – всего лишь четыре сеанса.

За эти отпущенные ему четыре сеанса Корин смог написать лишь голову иерарха. А те прекрасно найденные детали для психологической характеристики архипастыря – огненное пасхальное облачение со всеми атрибутами, которые мы видим на картине, художник искал и находил уже потом. Но, несмотря на некоторую диспропорцию в изображении своего героя, главное было достигнуто: образ владыки Трифона был запечатлен.

В дальнейшем все, кого художник приглашал в мастерскую, соглашались позировать лишь после того, как узнавали о благословении владыки, которого уважала и чтила вся тогдашняя православная Москва.

«Слава Тебе, возведшему нас на небо…»

Незадолго до своей кончины митрополит Трифон ослеп на оба глаза.

О последнем периоде жизни владыки вспоминает его духовная дочь Мария Тимофеевна.

«В 1934 году владыка тяжело заболел, и в день своих именин 1 февраля он служил в церкви святых Адриана и Наталии, говорил проповедь, что он служит в последний раз, и просил за него молиться. Последняя служба его была на Пасху, в субботу, в церкви Малого Вознесения. Была поздняя обедня, он был очень слаб, его поддерживали иподиаконы, народу было очень много, он, сидя, всех благословлял, и слез было море, все чувствовали, что это в последний раз, больше его в храме не увидим.

У владыки давно было желание принять схиму. Митрополит Сергий прислал разрешение, и все уже было готово, но по некоторым причинам было отложено».

После этой службы митрополит уже сидя благословил всех, кто был в храме и вышел, поддерживаемый иподиаконами.

В мае он слег и уже больше не вставал, а 5 июня продиктовал своей духовной дочери свою последнюю молитву.

«Господи, Иисусе Христе, Боже наш, молитвами Пречистыя Твоея Матери, святых ангелов-хранителей наших и всех святых, приими мою усердную молитву за всех моих чад духовных, живых и мертвых.

Приими молитву за всех благотворящих мне, милующих и даруй всем милость Твою великую: живых соблюди в мире и благосостоянии, усопшим даруй вечный покой и бесконечные радости.

Господи, Боже мой, видишь Ты искренность молитвы моей, яко ничим же могу возблагодарить их, токмо сей усердной моей молитвой.

Приими же сия словеса моя, яко дело благотворения, и помилуй всех нас».

Иеродиакон Феофан вспоминает, что еще раньше свое служение в день святого мученика Трифона владыка закончил словами: он чувствует, что в последний раз молится со своей московской паствой и просит в случае кончины не отказать записать его в свои поминания и молиться об упокоении его души. Просил не говорить никаких речей при его погребении и завещал отпеть его монашеским отпеванием, как это было в Древней Руси, и положить его в мантии и в клобуке.

«14 июня 1934 года, – вспоминает отец Феофан, – в день смерти, он, будучи уже слепым, просил своих духовных детей “петь Пасху” и сам с ними пел. Настоятель храма мученика Трифона хотел привезти чудотворную икону мученика Трифона к владыке, но владыка по своему смирению отказался, говоря, что он не может принять такую святыню, потому что здесь, в этой комнате, проходит вся его жизнь. При его кончине была кадровая сестра, которая ко мне обратилась и сказала, что она много видела смертей, но такой тихой кончины, как у владыки Трифона, она не видела».

Отпевали митрополита Трифона Патриарший местоблюститель митрополит Сергий (Страгородский) в сослужении архиепископа Смоленского и Дорогобужского Серафима (Остроумова) и архиепископа Дмитровского Питирима (Крылова) в храме Адриана и Наталии, в котором владыка Трифон любил молиться и где находилась чудотворная икона мученика Трифона.

«Его похороны, – вспоминал митрополит Волоколамский и Юрьевский Питирим (Нечаев), – вылились в настоящую демонстрацию. Я, к сожалению, на похоронах не был, хотя мог бы быть, мне уже было восемь лет. Отпевали его на Сухаревке, в церкви Адриана и Наталии, и до Немецкого кладбища огромная процессия шла за гробом. По Москве тогда религиозные процессии были запрещены – и все же масса людей под проливным дождем сопровождала его».

Вспоминает духовная дочь владыки: «В могилу его опускали два архиерея – епископы Питирим и Серафим. Отслужили литию и стали расходиться, потому что все были мокрые до костей – вместе с нами плакала и природа».

Промыслом Божиим на Введенском (Немецком) кладбище, первоначально предназначенном только для инославных, было погребено немало православных подвижников, украсивших Русскую Церковь подвигами молитвы и добрых дел. Среди них был и праведный Алексий Мечёв, чьи мощи ныне почивают в храме святителя Николая в Кленниках, настоятелем которого он был. Служа как-то на этом кладбище панихиду на одной из могил, митрополит Трифон сказал, что здесь ему очень понравилось, и он желал бы, чтобы его здесь похоронили.

Господь исполнил желание Своего избранника. К могиле его и доныне идут с молитвой православные люди. На белом мраморном кресте начертаны слова владыки: «Дети, любите храм Божий. Храм Божий – это земное небо».

«Слава Богу за все»

Многие из духовных чад и сподвижников владыки Трифона, пострадавшие за Христа, уже прославлены нашей Церковью в лике святых. А владыку Трифона Господь оградил от тюрем и лагерей. Но это не умаляет его подвига. В трудные для Отечества и Церкви годы владыка был одним из тех, чьими молитвами выстояла и победила своих гонителей Русская Церковь. К владыке Трифону в полной мере можно отнести слова церковного песнопения: «Земный ангел и человек небесный».

В 1929 году владыка Трифон написал удивительный благодарственный акафист Господу, который стал его духовным завещанием.

Этот акафист имеет некоторые особенности, выделяющие его из ряда традиционных гимнов, предназначенных для общецерковного употребления: он написан на современном русском языке, а не на церковно-славянском, как было принято, и имеет глубоко личный характер. Владыка Трифон смело вводит в акафисте свое «я» в ткань поэтического повествования и обращается к Творцу из глубины своего сердца, из глубины своего земного существования.

Известно, что этот вдохновенный гимн Творцу и Его творению десятки лет распространялся по России путем церковного самиздата, а в 1970-е годы был впервые напечатан за рубежом.

При первых публикациях авторство акафиста ошибочно приписывалось погибшему в ссылке священнику Григорию Петрову. Позднее, когда появление акафиста в печати стало возможным уже на Родине, произведение митрополита Трифона с указанием его авторства получило общецерковную известность.

Акафист «Слава Богу за все» неизменно потрясает нас красотой и силой любви и благодарности Богу за все, что сотворил Господь по Своему бесконечному милосердию к нам, грешным, даже в этом материальном мире, где мы только странники. Что же тогда увидят праведники в Царствии Небесном?

«Слава Богу за все» – в этих словах главный духовный опыт Русской Православной Церкви во время самых жестоких гонений, когда-либо в истории переносимых Церковью Христовой.

Вспомним, что этими же словами закончил свое выступление в 1922 году на процессе по делу об изъятии церковных ценностей митрополит Петроградский Вениамин (Казанский), невинно осужденный и приговоренный к расстрелу.

Сам Христос сказал: «Мужайтесь: Я победил мир» (Ин. 16, 33), и потому, какими бы трудными и печальными ни были события земной истории, сила Божия всегда побеждает.

Идет смертельный бой, и мы знаем, что Христос уже победил врага рода человеческого, но должен победить и каждый из нас. Воскресение стало возможным только после Голгофы. Бесчисленные жертвы за Христа новомучеников и исповедников Российских в самом кровавом в истории России XX веке стали их победой, открывшей им путь в жизнь вечную.

Об этом и поет великий сын России, благодаря Бога за «все ведомые и сокровенные благодеяния Твоя, за земную жизнь и за небесные радости Царствия Твоего будущего», чтобы, «умножив вверенные нам таланты, мы вошли в вечную радость Господа своего с победной хвалой: Аллилуия!»

Акафист, озаглавленный словами, которые, по преданию, произнес, умирая в ссылке, святитель Иоанн Златоуст, можно назвать «песней благодарения», вдохновенным ответом митрополита Трифона на призыв апостола Павла: «Всегда радуйтесь. Непрестанно молитесь. За все благодарите» (1 Фес. 5, 16–18).

Упокой, Господи, душу великого русского архипастыря, так вдохновенно воспевшего Тебя в своем благодарственном духовном гимне-молитве!

член Союза писателей России

30 / 11 / 2006

В суете, ежегодно поднимаемой вокруг так называемого дня св. Валентина, календарная дата которого совсем иная, как-то незаметно прошел день памяти святого мученика Трифона. И уж тем паче немногие вспомнили о дне ангела человека, чья жизнь теснейшим образом связана с муч. Трифоном - митрополита Трифона Туркестанова. Но у Бога все живы. Мы восполняем этот пробел и знакомим вас, дорогие читатели, с его удивительным житием, а также с благодарственным акафистом «Слава Богу за все», который написан владыкой Трифоном незадолго до смерти как духовное завещание. Если кто еще не знаком с этой удивительной молитвой, то вы сделаете для себя лично открытие не менее важное, чем открытие Колумбом Америки для нашей цивилизации.

Вехи биографии

Митр. Трифон, в миру - Борис Туркестанов родился 11 декабря 1861 в семье князя Петра Николаевича Туркестанова (1830-1891) и Варвары Александровны Туркестановой (урожденной Нарышкиной, 1834-1913). Борис был вторым ребенком в семье - после своей старшей сестры Екатерины. Всего же в семье было шесть детей.
По отцу он принадлежал к грузинскому княжескому роду, восходящему к XV веку, его прапрадед, князь Борис (Баадур) Панкратьевич Туркестанишвили, переселился из Грузии в Россию при Императоре Петре I (1689-1725).
Раннее детство его протекало в Москве и в подмосковном имении матери - селе Говорове (недалеко от теперешнего Востряковского кладбища), где в большом старинном парке с двумя прудами располагался одноэтажный дом с террасой; здесь же, в парке, стоял каменный храм в честь Рождества Пресвятой Богородицы. С детских лет Борис привык к церковным службам, говениям и праздникам, к размеренному, устоявшемуся и освященному церковному быту.

В младенчестве Борис был очень слаб и часто болел. В одно время он так расхворался, что врачи не надеялись на его выздоровление, и тогда верующая мать прибегла к Врачу небесному. Она любила молиться в церкви мученика Трифона, находившейся на окраине Москвы, и теперь стала просить святого мученика за своего малютку-сына, обещая, если он выздоровеет, посвятить его на служение Богу. После этого мальчик стал быстро поправляться и скоро совсем выздоровел.

Однажды Варвара Александровна совершила поездку с сыном Борисом в Оптину пустынь. Когда они подходили к хибарке преподобного Амвросия, старец неожиданно сказал стоявшему перед ним народу: «Дайте дорогу, архиерей идет». Расступившиеся люди с удивлением увидели вместо архиерея приближавшуюся женщину с ребёнком.

Монашеский постриг и рукоположение

Митрополит Трифон (Туркестанов)

31 декабря 1889 года пострижен в монашество с именем Трифон. Чин пострижения был совершен в церкви Тифлисской духовной семинарии за всенощным бдением ректором архимандритом Николаем (Зиоровым).
На следующий день, 1 января 1890 года рукоположён во иеродиакона экзархом Грузии архиепископом Палладием (Раевым).
6 января 1890 года рукоположён во иеромонаха.
28 июня 1901 года в Московской синодальной Конторе был наречен, а 1 июля того же года в Успенском соборе Кремля хиротонисан во епископа Дмитровского, викария Московской епархии.

Святительский путь

22 августа 1914 года отправился на фронт; около года провёл в армии, исполняя обязанности полкового священника 168-го пехотного Миргородского полка и благочинного 42-й пехотной дивизии. За отличие во время военных действий был высочайше пожалован панагией на Георгиевской ленте из кабинета Его Императорского Величества.
Был в действующей армии дважды - сначала на польском (август 1914-1915), а затем на румынском (1916) фронтах. Сохранился его фронтовой дневник первого периода, дающий достаточно ясное представление о жизни святителя на фронте, о его подвиге военного священника.
На польском фронте получил контузию и вынужден был возвратиться в Москву. В 1916 году вновь уезжал на фронт, на сей раз - румынский. Здоровье его было сильно расстроено, на фронте он потерял зрение одного глаза. 2 июня 1916 года Высочайшим повелением первый викарий Московской епархии епископ Дмитровский Трифон был уволен на покой. Одновременно он был назначен управляющим Ново-Иерусалимским Воскресенским монастырём.
1 апреля 1918 года постановлением Патриарха Тихона «епископ бывший Дмитровский Трифон был освобожден, согласно прошению, по болезни, от управления ставропигиальным Воскресенским Ново-Иерусалимским монастырем с назначением ему местопребывания в Донском ставропигиальном монастыре».
5 мая 1918 года провёл последнюю службу в Успенском соборе Кремля перед его закрытием.

Митрополит Трифон (Туркестанов)

В 1923 году возведен в сан архиепископа.
14 июля 1931 года возведён в сан митрополита с правом ношения белого клобука и креста на митре по случаю 30-летия архиерейского служения.

Блаженная кончина

Скончался 14 июня 1934 года в Москве. Отпевали митрополита Трифона митрополит Сергий (Страгородский) в сослужении нескольких архиереев в храме Адриана и Наталии, в котором владыка Трифон любил молиться и где находилась тогда чудотворная икона мученика Трифона. В гроб положили всё, что он сам успел приготовить к пострижению в великую схиму.
Затем в сопровождении множества людей гроб с телом митрополита Трифона перевезли на Введенское (Немецкое) кладбище (могила на 23-м участке).
Шёл сильный дождь, но собралось так много людей, что приходилось останавливать движение по пути следования процессии. Люди выходили из домов, машин, трамваев и спрашивали, кого хоронят.

На могиле святителя

Акафист «Слава Богу за все»

Незадолго до своей смерти митрополит Трифон написал свой знаменитый благодарственный акафист, ставший его духовным завещанием, в котором нашел выражение опыт всей многострадальной жизни Владыки.
Внешне это гимнографическое произведение построено по всем правилам классического акафиста: в нем 25 строф, из которых 13 носят название кондака, а 12 названы икосами. 1 кондак, соответсвующий древнему кукулию, и все икосы оканчиваются рефреном «Слава Тебе, Боже, во веки». Кондаки, начиная со второго, оканчиваются рефреном «Аллилуиа». В каждом икосе, кроме рефрена, также содержится несколько припевов, обращенных к Триединому Богу, начинающихся с молитвенного восклицания «Слава Тебе…». Эти припевы можно условно назвать херетизмами, хотя они начинаются не с «Радуйся…», как все припевы в акафистах Богородице и святым, а имеют свое особое начало, как и припевы акафиста Иисусу Сладчайшему («Иисусе…»), акафиста Пресвятой Троице («Свят еси…») и других акафистов Господу Богу или двунадесятым Господским праздникам. Количество этих своеобразных херетизмов в икосах акафиста «Слава Богу за все» неодинаково и колеблется от семи до пяти. Так, в 1,3,4, 5, 7, 9, 10, 11 и 12 икосах содержится по 7 херетизмов, во 2 и 6 – по 6, а в 8 икосе – всего 5 херетизмов. Необходимо отметить, что, в отличие от классических акафистов, где число херетизмов в каждом икосе всегда равняется 12 и они всегда спарены, в акафисте «Слава Богу за все» херетизмы никогда не объединяются в ритмико – рифмованные или логические пары. Отсутствие парных херетизмов делает невозможным исполнение акафиста нараспев, как это принято в Русской Церкви (когда поются только 2,4 или 6 пар херетизмов и рефрен), что может свидетельствовать о том, что акафист «Слава Богу за все» мыслился Высокопреосвященнейшим автором как личная молитва, предназначенная для келейного чтения.

Еще одной характерной чертой благодарственного акафиста митрополита Трифона (Туркестанова) является отсутствие четко выраженного акростиха или т.н. акростишных слов, которые перешли в классические русские акафисты из Акафиста Пресвятой Богородице. Автор не связывает себя условностями, но свободно изливает сои молитвенные славословия, что создает впечатление абсолютно свободного, не скованного формальностью, разговора с Богом – Отцом. Только в 13 кондаке, автор, следуя традиции начинает свое молитвенное обращение ко Пресвятой Троице с междометия «О».

Но самой заметной и, наверное, самой спорной отличительной особенностью благодарственного акафиста является его язык: акафист написан классическим русским языком. Автор не стремится стилизовать свою речь под церковнославянский язык, избегая мертвящей шаблонности. Он просто стремится благодарить и славословить на простом языке, привычном ему и его современникам. В тексте практически нет славянизмов, они вставлены всего несколько раз для придания речи возвышенности (десница; доныне; елея) или являются устойчивыми выражениями, часто употребляемыми в богослужебной практике и поэтому являющимися частью художественного замысла автора (Слава Тебе за огненные языки вдохновения…; Глас Господень над полями и в шуме лесов, глас Господень в рождестве громов и шуме дождей, глас Господень над водами многими - сравни Пс.28). Отличительной особенностью русского языка акафиста является использование автором звательного падежа в обращении к Богу (Боже, Отче, Сыне, Душе Святый, Троице Божественная). Эта особенность очень ярко высвечивает церковность автора, который, несмотря на первый опыт русскоязычного песнотворчества, все же допускает некоторое, пусть даже минимальное, использование славянизма. Такой подход является основой т.н. «новославянского языка», о котором много говорилось на богослужебном отделе Поместного Собора 1917 – 1918 годов. Именно таким языком составлены и молитвы митрополита Трифона, где в узор привычных церковнославянских оборотов вплетаются русские слова и выражения, что делает молитвословие более доступным молящимся, которые не всегда знакомы с церковнославянской грамматикой. Сам факт большой популярности акафиста свидетельствует о потенциальной возможности использования русского языка в гимнографии.

Но все эти особенности внешнего построения акафиста «Слава Богу за все» не только не мешают, но в большой степени способствуют раскрытию внутреннего построения, богатства художественного языка и богословской мысли автора.

Внутреннее построение акафиста «Слава Богу за все»

По своему внутреннему построению акафист «Слава Богу за все» является благодарственной молитвой, обращенной ко Пресвятой Троице, в которой человек благодарит Триединого Создателя за все блага, обильно изливаемые на него с первого дня жизни до самой смерти. Автор, созерцая всю красоту богосозданного мира, не может сдержать славословий. Он воспевает милость Творца, выраженную в благоухании ландышей, в алмазном сиянии утренней росы, в изгибах ослепительных молний, в грохоте огнедышащих гор, в лугах, простертых как лазурный ковер, в полях, увенчанных золотом колосьев и лазурью васильков.

Прославление Царя веков

Акафист начинается с общего прославления в 1 кондаке Царя веков за все ведомые и неведомые благодеяния. Изливаемые человеку силой спасительного Промысла, которое соединяется с мольбой о дальнейших милостях Господних. Затем идет развитие темы.

В 1 икосе Высокопреосвященнейший автор, молитвенно вспоминая первые минуты своей жизни, благодарит Господа за кров ангельских крыл, охранявших колыбель беспомощного ребенка, перед которым начинает открывается красота вселенной. Тема неотмирной красоты, явленной в красоте природы, развивается в следующем 2 кондаке, который начинается с удивительного по своей глубине и неожиданности молитвенного восклицания: «Господи, как хорошо гостить у Тебя». Эта мысль затем повторится во 2 икосе: «хорошо у Тебя на земле, радостно у Тебя в гостях». Автор рассматривает свою земную жизнь не как пребывание в «юдоли скорби», но как пребывание в гостях у Бога; для него существование на земле не как плачь и стенание, но «праздник жизни», «чарующий рай». 3 кондак раскрывает силу Духа Святого, явленную в цветах и растениях, затем в 3 икосе автор видит торжество Победителя смерти в торжестве весны. В 4 икосе автор, рассматривая закат дня и начало ночи, созерцает Чертог Спаса под образом сияющих палат и облаченных сеней зари, которые торжественно зовут в селения Отца Небесного. В 5 кондаке используется широко распространенный в гимнографии образ «житейской бури», которая не страшна тем, у кого в сердце Христос, а значит тишина и свет. В 5 икосе рассматривается сияющее звездное небо, а в кондаке – мощь грозы, шторма, урагана, землетрясения и других природных катаклизмов, в которой видна могучая рука и устрашающий грешников глас Господа. На 6 кондаке заканчивается цепь удивительно поэтического восприятия природы и ее красоты как отображения (в 3 икосе – «отпечатление») «бессмертной идеальной нетленной красоты, начатая во втором кондаке.

Созерцание Естественного Откровения

Только одна строфа, четвертый кондак, врываясь в созерцание Естественного Откровения, по видимому разрушает поэтический замысел, разрывая цепь размышлений о явлении Творца в совершенстве Его творения. Но эта неуместность 4 кондака, в котором речь идет о сердечной сладости, вызываемой молитвенной беседой с Господом, лишь кажущаяся. При внимательном взгляде видна глубинная связь между созерцанием владыкой Трифоном природы и содержанием 4 кондака. Природа вызывает в душе Высокопреосвященнейшего автора чувство благоговения пред величием Создателя, непосредственно связанное с молитвой. Владыка Трифон не может не молиться, созерцая красоту природы, он как бы молится вместе с ней.

Такое обостренное чувство восприятия окружающего мира можно считать новым веянием в гимнографии. В классических литургических текстах описание природы встречается достаточно редко, но и тогда оно занимает опосредованное место, либо подчеркивая торжественность празднуемого момента, либо прообразуя то или иное событие. Так, в стихирах праздника Рождества Христова невидимая природа вместе с видимой прославляет рождение Спасителя мира, принося Ему свои дары: небо – звезду, земля – вертеп, пустыня – ясли. Картины ужасной глобальной природной катастрофы становятся ярким фоном для литургического описания грехопадения и изгнания Адама из рая. Точно такая же картина помрачения солнца, поколебавшихся звезд, разверзшейся земли сопровождает богослужебное переживание Распятия и смерти Спасителя. Но во всех этих случаях природа становится лишь иллюстрацией для поэтического описания Священной истории, усиливающей эмоциональное восприятие воспоминаемого в этот момент события. В то же время в богослужебных текстах встречается использование образов природы для описания и обозначения тех или иных лиц и событий. Такими образами особо изобилует Акафист Пресвятой Богородице. Одним из немногих случаев, когда в богослужебных текста встречается описание природы, является т.н. песнь царевича Иоасафа, находящаяся во второй службе Преподобным Варлааму и Иоасафу, царевичу Индийскому, помещенной под 19 декабря. Песнотворец вкладывает в уста стремящегося к отшельническому уединению царевича Иоасафа поэтическое описание пустыни, персонифицируя которую, подвижник умоляет принять его «в тихое и безмолвное недро свое». Но в этой песни природа только описывается, но ни как не приобретает молитвенное звучание, не побуждает к благоговейному славословию, не повествует о своем Творце, как это происходит в благодарственном акафисте. В своем взгляде на природу, который в основе своей покоится на словах апостола Павла: «Ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы» (Рим. 1, 20), митрополит Трифон стоит ближе не к древним песнописцам, а к современным ему поэтам «серебряного века». В своем поэтическом описании природы он перекликается с Анной Андреевной Ахматовой, Сергеем Есениным и очень сильно с Борисом Пастернаком.

Трепетное отношение к природе

Но все же основу столь трепетного отношения к природе следует искать не в «серебряном веке русской поэзии», который можно рассматривать скорее как параллельный процесс осознания природы, а не как давление светской литературы на церковную гимнографию, а в тиши старческих келий Оптиной пустыни. Воспитанный под старческим окормлением преподобного Амвросия, владыка Трифон обнаруживает с преподобным единство в вопросе отношения к природе. Слова благодарственного акафиста «Хвала и честь животворящему Богу, … венчающему поля золотом колосьев и лазурью васильков» являются как бы поэтической иллюстрацией к иконе Пресвятой Богородицы, именуемой «Спорительница хлебов», которая была написана по благословению и описанию преподобного Амвросия.

6 икос открывает новую цепь славословий, которая начинается с образа молнии, связывающего вторую половину акафиста с первой. Но здесь молния, освещающая чертоги пирующих – уже образ, образ посещения Господня в момент самых сильных житейских радостей. В 7 кондаке автор вновь возвращается к теме прекрасного, которая находит свое продолжение в 7 икосе. Рассматривая все подлинно прекрасное как отпечаток «доброго» в контексте тождественности понятий «красота – доброта – святость», митрополит Трифон в «мелодичности пения», «в высоте музыкальных красок», «в блеске художественного творчества» видит преддверие грядущего рая. 8 кондак повествует о близости Господа, открывающейся в момент болезни, когда Господь сам посещает страждущих. Говоря о молитве в момент тяжелых испытаний, автор в 8 икосе вспоминает опыт своей первой детской молитвы, а в 9 кондаке – опыт литургической жизни внутри богослужебного цикла, озаряющего всю окружающую действительность особым торжествующим светом церковного праздника. 9 икос посвящен исполнению заповедей и доброделанию. 10 кондак, продолжая последний херетизм 9 икоса, посвящен любви, возвышенной превыше всего небесного и земного, говорит о любви божественной, восставляющую истлевшую совесть и потерянную красоту души. В 10 икосе автор молит Творца, ведущего отпадение гордого Денницы, не дать ему отпасть от Себя и усомнится в истинности своего религиозного убеждения.

Эта строфа – единственная во всем произведении, прямо свидетельствующая о времени создания акафиста. Перед глазами автора стояла картина жестоких и циничных гонений, современных ему, и поэтому он молит Господа в этот момент испытаний и искушений даровать ему твердость в исповедании. Примечателен тот факт, что для самого автора даже гонение – это проявление милости Божией; он не проклинает мучителей, а благодарит Пославшего гонения: «Слава Тебе, страданиями исцеляющего нас от угара страстей». В этих словах ярко прослеживается искренность и сердечный огонь, заключенный в молитве митрополита Трифона. В этих словах он предстает перед нами не как кабинетный поэт, отсчитывающий количество слогов в богословской поэме, а как вдохновенный старец-исповедник, остро переживающий все испытания мятежного ХХ века.

Связь времен

Его горячая молитва находит свое продолжение в тематике 11 кондака, где она как бы разрывает власть времени для того, чтобы автор поклонился Кресту и прославил Распятого. 11 икос всецело посвящен Евхаристическому опыту автора и говорит о силе благодати, действующей в Таинствах Церкви. Эти три строфы, 10 икос, 11 кондак и 11 икос, можно объединить вместе, так как они посвящены молитве. 12 кондак посвящен теме смерти, так близкой митрополиту Трифону во время составления акафиста. Тема смерти как бы завершает постепенное развитие и тематическое движение акафиста, начатое в 1 икосе «воспоминанием» о рождении. Таким образом в акафисте «Слава Богу за все» представлены все движения человеческой души на протяжении всей жизни, от рождения до отшествия в мир иной. В 12 икосе автор, завершая чреду славословий, исповедует немощь своей молитвы и похвалы по сравнению с песнопением горних сил и прославлением природы. Но хвала не может удержатся в благодарном сердце и святитель исповедует: «пока живу, я вижу любовь Твою, хочу благодарить, молиться и взывать». Затем следуют 7 херетизмов, начинающихся всем известным древним христиански возгласом «Слава Тебе, Показавшему нам свет». Во 2 херетизме прославляется любовь, в 3 – свет всех святых, осеняющий нас. Последние 4 херетизма обращены ко Пресвятой Троице и 4 херетизм именует Отца, 5 –Сына, 6 – Святого Духа. В 7 херетизме прославляется вся Пресвятая Троица в единстве трех Божественных Ипостасей. 13 кондак, завершающий акафист, по своему построению уже не славословие, а молитва о том, чтобы Господь принял благодарения и хвалы. Он начинается с обычного при таком обращении междометия «О» и, как и весь акафист обращен к Животворящей Троице.

Художественные особенности акафиста

Анализируя весь внешний и внутренний строй благодарственного акафиста «Слава Богу за все», составленного митрополитом Трифоном (Туркестановым), можно выделить несколько основных моментов, отличающих его от других молитвенно – гимнографических произведений. Это, прежде всего язык, на котором он был написан; отсутствие внешних поэтических параметров (размера, ритма, рифмы) при наличии внутренних поэтических приемов; неравное число своеобразных херетизмов и необъединение их в логические или ритмические пары; отсутствие молитвы в конце акафиста; отсутствие рефрена и рефренных слов; удивительно трепетное и благоговейное восприятие природы; глубокое молитвенное чувство и пламенное воодушевление, ясно дышащее в словах акафиста.

Составленный в один из самых тяжких моментов истории Церкви, он стал одним из самых светлых и радостных гимнографических памятников. Автор нисколько не поглащен ужасами эпохи и грязью зараженного бунтующей революцией окружающего мира, он весь в молитвенном созерцании милости Божией и прикосновение к его молитвенному опыту возвышает молящегося словами акафиста и рождает в его душе радость от причастия Божественному свету. В тексте акафиста нет ни слова о «безбожной власти», нет никакой эсхатологической истерии, но есть смиренное осознание собственной личной вины за всенародное отступничество от Христа и искренняя молитва о помиловании. Именно такое смиренно-благодарное чувство, свободное от всякой озлобленности, и характеризует эпоху новомучеников и исповедников Русских. Таким духом проникнуты последние первосвятительские послания Святого Патриарха Тихона, таким духом проникнуты призывы мноих выдающихся архипастырей (священномученика Петра Крутицкого, священномученика Агафангела Ярославского, митрополита Сергия (Страгородского) и др.), таким духом проникнута последняя речь священномученика митрополита Вениамина Петроградского, заканчивающаяся словами «Слава Богу за все», что связывает новомучеников и исповедников с древними страдальцами за Христа и Церковь, - именно этой фразой завершил свой жизненный путь святитель Иоанн Златоуст, - и символично, что эти слова стали внутренним стержнем молитвы исповедников – благодарственного акафиста митрополита Трифона (Туркестанова) «Слава Богу за все».

Примечания

Акафист Иисусу Сладчайшему.// Канноник. К., 2001. С. 62 - 72.
Акафист Пресвятей и Житвотворящей Троице// Шесть акафистов архиепископа Херсонского и Тавического Иннокентия. М.,1997. С. 12-23.
1 кондак обычно в акафистах начинается словом «Взбранной…»; 1икос – «Ангел…»; 2 кондак – «Видя…» и т.д. В греческом оригинале начальные буквы строф Акафиста, исключая 1 кондак-кукулий образовывали алфавит. В русских акафистах, возникающих как подражание греческим, в качестве акростиха используются целые слова. Практика составления акафиста с использованием таких «акростишных слов» ничем, кроме подражательной традиции, не оправдана и поэтому не может считатся обязательной.
Акафист благодарственный; кондак 1.
Там же; икос 1.
Там же; кондак 4.
Там же; икос 7.
Там же; кондак 6.
Там же; икос 12, кондак 13.
Балашов Николай, прот. Указ.соч.
Трифон (Туркестанов), митр. Проповеди и молитвы. С. 440 – 447. Акафист благодарственный. Икос 2.
Там же. Кондак 6.
Там же. Кондак 3.
Там же. Икос 3.
Месяца декабря в 24 день. Предпразство Рождества Христова. Вечер, стихиры на «Господи, воззвах».// Минея декабрь, ч.II, Изд. Московской Патриархии. 1982. С. 334.
Неделя сырная. На велицей вечерни, стихиры на литии. // Триодь Постная. М.,
Октоих, гл.2. Вторник вечера, стихиры на «Господи, воззвах».// Октоих, сиречь Осмогласник, гласы 1 - 5. Украинская Православная Церковь. Киевская Митрополия, 2001. С. 169.
Месяца ноября в 11 день. Ина служба преподобным отцем Варлааму и Иоасафу, царевичу Индийскому. На Литургии по запричастном стихе, стихира, глас 2. //Минея ноябрь. Ч. II. Изд. Московской Патриархии, 1980. С. 414. Это, пожалуй единственный случай, когда после исполнения запричастного стиха положено исполнение еще одного песнопения, названного стихирой по запричастном. Присутствие данного гимна свидетельствует о достаточно позднем происхождении этой службы.
Там же.
Акафист благодарственный. Кондак 3.
Илларий (Шишиковский), игум. Религиозно – эстетитические воззрения Древней Руси. // Труды Киевской Духовной Академии. № 3, К., 2001. С. 121.
Акафист благодарственный. Икос 10.
Там же. Икос 12.
Последование утрени.// Часослов. М.,1980. С. 64.
Месяца июлия в 31 день. Священномученика Вениамина, митрополита Петроградского и Гдовского. // Минея июль. Ч. III. Издательский Совет Русской Православной Церкви, М., 2002. С. 414.

(1861-1934 гг.)

Митрополит Трифон (в миру Борис Петрович Туркестанов) родился 29 ноября 1861 года в Москве. Отец его, князь П.Н.Туркестанов, был прямым потомком древнего княжеского рода из Грузии. Мать будущего святителя – Варвара (княжна Нарышкина).

Во время тяжелой болезни сына Варвара ходила в церковь святого мученика Трифона и молилась об исцелении сына, обещая после выздоровления посвятить его Богу. Когда младенец выздоровел Варвара поехала с ним в Оптину Пустынь к старцу Амвросию. Знаменательно, что старец Амвросии призвал верующих расступиться: «Дайте дорогу, архиерей идет». Все расступились и увидели Варвару с сыном.

Учился Борис в классической гимназии в Москве. В 1883 году он поступил в Московский университет, а в 1887 году поступил послушником в Оптину Пустынь к старцу Амвросию, который и благословил его на монашество.

В 1891 году Борис принял монашеский постриг с именем Трифон в честь святого мученика Трифона. Вскоре отец Трифон был рукоположен в иеродиакона, а затем в иеромонаха. В том же 1890 году ему предложили занять место учителя и надзирателя в миссионерском осетинском училище. В октябре 1890 года иеромонах Трифон возвратился в Оптину к старцу Амвросию. Великий Оптинский старец благословил его учиться в Духовной академии.

В 1891 году он поступил в Московскую Духовную академию. Во время учебы иеромонах Трифон избрал служение в пересыльной тюрьме. После смерти отца Амвросия иеромонах Трифон перешел под духовное руководство старца Гефсиманского скита Варнавы. Из воспоминаний Митрополита Трифона о старце Варнаве: «Последний раз я вместе с ним совершил Божественную литургию в четверг на первой Неделе Великого поста и навеки простился с ним. Последние слова его были: «Прежде я иногда при моих приездах в Москву объезжал тебя, ну а теперь я часто, очень часто буду тебя навещать». С этими словами он пожал мне руку, и уже более живым его я не видел».

В 1895 году отец Трифон окончил Академию со степенью кандидата богословия, с 1895 по 1901 год был смотрителем Московского Духовного училища, ректором Вифанской, а затем Московской Духовных семинарий. 28 июня 1901 года архимандрит Трифон был хиротонисан во епископа Дмитровского, второго викария города Москвы. Позже Владыка вспоминал: «Как-то особенно ярко вспоминаются мне незабвенные дни моего наречения, когда я стоял пред сонмом архиереев, прося их молитв словами Иоанна Златоуста... Как-то необыкновенно представляется мне наш древний Успенский собор, в этот день 1 июля - день моей хиротонии, и я как бы сейчас вижу себя стоящим среди сонма священнослужителей, дающего обет, исповедующего веру, а затем преклоняющего голову пред Святым Евангелием... А затем, дальше вспоминается мне вся прошедшая жизнь моя в этой обители: как постепенно устраивалось богослужение, как постепенно усовершенствовался церковный строй, как благоукрашивались наши храмы, которые я застал закопченными, забытыми, как постепенно собралось здесь стадо овец Христовых, и как прекрасны и торжественны были здесь службы, и некоторые праздники казались особенно для меня выделяющимися, как, например, праздники Рождества Христова, навечерие Богоявления, освящение воды... молебны с общим пением, возжжение свечей, дни Великого поста и в особенности первая седмица и дивные службы Страстной и Светлой седмиц; вспоминаются и отдельные эпизоды из моей жизни: как всегда светло и радостно праздновали день моего Ангела и многие другие... вспоминается, как светло и радостно праздновали мы день прославления преподобного Серафима, который поистине как бы обрел себе жилищем наш монастырь, может быть, потому, что он видел, как искренне мы его почитаем».

В Богоявленском монастыре, где Владыка Трифон совершал богослужения, служба была уставная. Владыка ежедневно в шесть утра начинал службу, специально для того, чтобы верующие имели возможность перед работой зайти в храм. Простой люд любил эти богослужения, верующие стали называть митрополита «Московским Златоустом». Владыка был духовно связан с Оптинскими старцами Анатолием и Варсонофием (которого возвел в сан архимандрита), старцем Захарией. Любовь к бедным побудила его стать членом нескольких благотворительных обществ и братств.

После начала Первой мировой войны Владыка служил в действующей армии. На польском фронте он получил контузию и вынужден был возвратиться в Москву с расстроенным здоровьем. В 1916 году епископ Трифон ушел на покой в Ново-Иерусалимский Воскресенский монастырь, здесь он находился до закрытия монастыря в 1918 году.

Владыка построил на свои средства недалеко от монастыря женскую гимназию, где читал лекции. В 1917 году, когда открылся Поместный Собор Русской Церкви, который должен был избрать Патриарха, Владыке предложили выставить свою кандидатуру, но он отказался. После закрытия монастыря Владыка переехал в Москву и жил около шести месяцев у брата, позднее переехал жить к своей сестре.

Владыка служил в храмах на Знаменке, в Никитском монастыре, на Афонском подворье. Духовные чада Владыки свидетельствуют о силе молитв своего духовного отца. Так по молитвам Владыки исцелилась тяжело больная Александра Мироновна. Владыка предсказал ей: «...Будешь жить и будешь за меня молиться». Александра Мироновна прожила после смерти Владыки еще 15 лет, хотя врачи говорили её: «Мы и сердца не слышим. Даже удивительно, как ты можешь жить». Верующие часто обращались к Владыке Трифон за советом, просили его молитвенной помощи.

В 1923 году Владыка был возведен Патриархом Тихоном в сан архиепископа. По свидетельству современников, Патриарх Тихон любил Владыку и часто служил с ним вместе. В 1931 году в годовщину 30-летия своего епископского служения архиепископ Трифон был возведен в сан митрополита.

По свидетельству духовной дочерью старца Захария Е.Висконти, митрополит приехал к умирающему старцу и сказал: «Ты нужен мне. Да продлит Господь твою жизнь, чтобы ты после меня перешел на тот свет, чтобы ты помолился за мою душу, когда полетит она по мытарствам. Встань, старец, встань, поисповедуй меня»,

«Не могу, родной Владыко, не могу голову поднять с подушки, не могу», - ответил старец Захария.

Но когда митрополит Трифоном попросил старца: «Встань на послушание», старец с большим трудом поднялся подошел к иконам, «поисповедовал»Владыку. От старца митрополит поехал в церковь Большого Вознесения, где после богослужения обратился к верующим помолиться о старце: «Братья и сестры, прошу вас, помолитесь за болящего старца Зосиму...» Владыка отслужил молебен о здравии тяжело болящего старца Зосимы. По соборной молитве свершилось чудо - через несколько дней старцу стало легче. Когда ему сказали о молебне, прослуженном за него в церкви Большого Вознесения, то отец Зосима, слегка улыбнувшись, произнес: «Да уж слыхал, слыхал, чудак-огарок этот Трифон». Огарком Владыку Трифона старец назвал потому, что знал, что дни его сочтены. Вскоре Владыка тяжело заболел. Когда Владыка преставился, старец сказал: «Друже мой, Владыка Трифон, хотел, чтобы я после его смерти еще два года прожил. И так и будет по его святым молитвам».

Из воспоминаний духовной дочери Владыки - Марии: «В 1934 году Владыка тяжело заболел, и в день своих именин 1 февраля он служил в церкви святых Адриана и Наталии, говорил проповедь, что он служит в последний раз, и просил за него молиться... Он был очень слаб, его поддерживали иподиаконы, народу было очень много, он, сидя, всех благословлял, и слез было море, все чувствовали, что это в последний раз, больше его в храме не увидим».

Скончался митрополит Трифон 14 июня 1934 года. Отпевали его в храме святых апостолов Петра и Павла, что в Лефортове, а похоронили на Введенском (Немецком) кладбище. По сей день верующие приходят на могилу праведника и просят его молитв.

(В начале девяностых годов и пыталась найти могилу митрополита, мне сказали, куда нужно идти, я шла и молилась, мысленно прося митрополита помочь найти места его захоронения. Внезапно громко заскрипело дерево, я подошла к дереву и увидела могилу старца Трифона. Слава Богу за всё! (С.Д .))

Незадолго до своей кончины митрополит Трифон написал акафист «Слава Богу за все», приведём лишь два Икоса из этого акафиста:

Икос 1

Слабым беспомощным ребенком родился я в мир, но Твой Ангел простер светлые крылья, охраняя мою колыбель. С тех пор любовь Твоя сияет на всех путях моих, чудно руководя меня к свету вечности. Славно щедрые дары Твоего Промысла явлены с первого дня и доныне. Благодарю и взываю со всеми, познавшими Тя: Слава Тебе, призвавшему меня к жизни; Слава Тебе, явившему мне красоту вселенной. Слава Тебе, раскрывшему предо мною небо и землю как вечную книгу мудрости; Слава Твоей вечности среди мира временного. Слава Тебе за тайные и явные милости Твои; Слава Тебе за каждый вздох грусти моей. Слава Тебе за каждый шаг жизни, за каждое мгновение радости; Слава Тебе, Боже, во веки.

Икос 2

Ты ввел меня в эту жизнь, как в чарующий рай. Мы увидели небо, как глубокую синюю чашу, в лазури которой звенят птицы, мы услышали умиротворяющий шум леса и сладкозвучную музыку вод, мы ели благоуханные и сладкие плоды и душистый мед. Хорошо у Тебя на земле, радостно у Тебя в гостях. Слава Тебе за праздник жизни; Слава Тебе за благоухание ландышей и роз. Слава Тебе за сладостное разнообразие ягод и плодов; Слава Тебе за алмазное сияние утренней росы. Слава Тебе за улыбку светлого пробуждения; Слава Тебе за земную жизнь, предвестницу небесной. Слава Тебе, Боже, во веки.

Молитва, составленная митрополитом Трифоном

Молю Тя, о Заступница рода христианского, и за родину нашу, Святую Русь православную, да утвердится в ней мир, тишина, любовь братская, наипаче же укрепляется вера живая, твердая, пламенеющая. Церковь же Православная да сияет неизменно своим благодатным светом на всю страну нашу.

Валаамский Старец Михаил (Попов)

(1871- 1934 гг.)

Будущий Валаамский старец Михаил (старший) родился в 1871году в Кронштадте в семье мещан. 1889 году, после службы в армии, он прибыл на Валаам. (Позже его примеру последовали два его младших брата.) В 1899 году он был пострижен в монахи, а в 1903 году – рукоположен во иеромонаха.

Позже в одной их статей для духовного журнала отец Маркиан написал: «Люблю я молиться за умерших, и как недавно говорил мне на Афоне один весьма почтенный и маститый старец, схимонах М., и я неоднократно удостоверялся, то во сне, то наяву, что это поминовение весьма дорого... отшедшим поминаемым...» При этом отец Маркиан выделил три вида молитвенной помощи: проскомидия, милостыня и чтение Псалтыри.

Во сне ему было открыто, что выше всего - Проскомидия.

Свою статья отец Маркиан закончил следующими словами: «Поревнуем же, братие, к усердному поминовению преставившихся, чтобы и нас самих по смерти... поминали. По неложному слову Спасителя: «В нюже меру мерите, возмерится вам»».

Перед возвращением на Валаам подвижник побывал в Свято-Троицкой Сегиевой Лавре, в Оптиной Пустыни и других монастырях.

В 1921 году братия Валаамского монастыря избрала отца Маркиана своим духовником. В 1924 году отец Маркиан принял великую схиму с именем Михаил. По свидетельству духовной дочери старца монахини Ангелины, жил он в то время в келье рядом с церковью Свв. Апостолов Петра и Павла. На двери кельи висела табличка: «Приём с 7 утра и до 9 вечера». Из воспоминаний монахини Ангелины: « Всех принимал старец с ласковой улыбкой и приветливыми словами. Очень любвеобильный был старец... конечно, у батюшки о. Михаила бывали дни, когда вывешивалась записка: «Приёма нет». Это значило, что старец удалился дня на два в какой-нибудь отдалённый скит, где проводил в безмолвии и молитве 2-3 дня. Ведь представьте себе, ежедневный приём, с утра до вечера, с богомольцами, со всей братией, которой в то время было более 600 человек...

Как-то я, утомившись за день, работая в скитской церкви, вечером пришла к старцу

за благословением и, шутя, сказала, что пусть старец за меня совершит молитвенное правило. И затем, ночью вставая, я не раз видела огонь в келье старца. Оказывается, старец за моё правило положил не одну сотню поклонов. Утром, когда всё это открылось, моему стыду и огорчению не было предела. Вот такой был старец...»

Старец Михаил был духовником братии в очень сложное время (вводился новый стиль). Он одобрял стремление монахов сохранить традиции Святой Православной Церкви, за это был лишён права священнодействия и сослан в отдалённый Тихвинский Скит.

Из воспоминаний духовного сына старца Михаила, архимандрита Афанасия: « Первая встреча с отцом Михаилом произвела на меня неизгладимо впечатление. С тех пор навсегда врезался в мою душу этот образ... Когда встретишь такого человека, то чувствуешь, что ты как бы сливаешься с ним в одно. Твои искажённые черты накладываются на его нормальные и исправляются, а ты сам становишься нормальным человеком. Он принимает тебя всем сердцем. Этого одного достаточно, чтобы ты раскрыл ему всё своё сердце. И тогда он хозяин над тобою, ты освободился от самого себя, от этой тяжёлой ноши... Но надо понять, в чём произошла из-за него эта перемена в тебе самом. Понять, чтобы научиться самому, стать настоящим человеком...

У этого старца очень оригинальная индивидуальность. Это вполне русский мужичок, с простой образной речью, полный (из-за сердечной болезни), с небольшой бородой, с простым русским лицом. Но вот одеяние схимы, чётки и особенно манера держаться с вами обличает в нём врача духовного... Он...как бы намёками побуждает вас делать то именно заключение или решение, которое ему кажется для вас правильным. И вы покидаете его с таким чувством, как будто вам вправили вывихнутую руку, такое чувство облегчения, мира душевного находит на вас...

Есть единая сила, которая поддерживает стройность жизни монастыря. Это старчество... Мне довелось стать свидетелем того печального момента, когда нарушилось на Валааме единство церкви... Неожиданно для всех приехал на Валаам из Лондона греческий Митрополит Германос... устанавливать новый календарь. Часть монахов с духовником о. Михаилом и наместником о. Иоасафом во главе отказалась с ним сослужить...»

Пройдёт несколько лет после того прискорбного дня, когда старец был изгнан в отдалённый Скит, и Валаамский старец Памва запишет в своём дневнике следующее: «1934 года 8/21 мая в мире, во Христе скончался иеромонах Михаил:

В 3-м часу дня поехал один в лодке... и на середине реки

скончался в лодке от разрыва сердца...

Лодку его на буксире привезли к берегу,

и после привезли его в монастырь. Ему было 65 лет...

Во Христе он умер, во Христе он живёт...

Для них окончен жизни день,

В конце и поприще земное...

Над ними смерть простёрла сень,

Они нуждаются в покое...

О, упокой, Господь их Сам!

Введи их в рай, покой их там».

Валаамский старец Иоанн (Алексеев)

(1873-1958 гг.)

Схиигумен Иоанн (в миру Иван Алексеевич Алексеев) родился 14 февраля 1873 года в Тверской губернии. О своем детстве старец Иоанн вспоминал так: «Человек я от природы застенчивый, недалекого ума, – и память плохая, это вполне сознаю. Когда я был мальчиком, у нас портной шил шубы, умел читать и меня учил... В то время керосина не было еще, и по ночам в избе работали с лучинкой. Отец мой плел лапти, а мать и сестра пряли или что чинили. Еще у меня было два брата. Когда я научился читать, то приобрел несколько книжек житий святых, тогда печатали маленькие книжечки. Был у меня единомысленный друг, вот мы с ним и толковали, как нам спастись. Ходили пешком в Нилову Пустынь, 150 верст от нас. Насушили мешочек сухарей, пристроили на плечи и – марш в дорогу. Ходили мы туда три раза. Слыхали мы, что там в лесах живет пустынница Матрена, но никак не могли повидать ее, да и глуповаты были – ведь только по 13 лет.

Старший мой брат жил в Петрограде. Он был деловой и неглупый, имел трактир и меня к себе взял. Немного я пожил с ним, а книжечки все приобретал. Брат поехал в деревню, а я в Коневский монастырь: нашелся попутный человек, владеющий финским языком. На Коневце нам не понравилось, отправились на Валаам».

В 1889 году шестнадцатилетний Иван поступил в Валаамский монастырь, первые четыре года он подвизался в скиту преподобного Германа Валаамского. По послушанию занимался в скиту земледелием, скотоводством.

В 1893 году Иван был призван в армию, четыре года ему пришлось служить в стрелковом батальоне. После армии он жил несколько лет с родителями, в мае 1901 года вернулся в родной монастырь, где сначала работал в экономической конторе на главном острове. Позже Ивана отправили на послушание в Петербург, в часовню Валаамского монастыря у Калашниковой пристани (на Синопской набережной). Там он пробыл два года.

21 декабря 1906 года Иван был зачислен в послушники Валаамского монастыря, а 22 мая 1910 года - пострижен в монашество с именем Иакинф. Отец Иакинф подвизался несколько лет в Ильинском скиту, позже нес послушание смотрителя Предтеченского скита.

19 октября 1921 года его назначают настоятелем северного монастыря - Трифоно-Печенгской обители. 13 ноября 1921 года он был рукоположен во иеродиакона, 15 ноября - во иеромонаха. Затем последовало неожиданное посвящение в сан игумена с возложением наперсного креста. 30 декабря 1921 года о. Иакинф вступил в должность настоятеля Трифоно-Печенгского монастыря.

В 1931 году о. Иакинф попросил архиепископа Германа освободить его от должности настоятеля.

С 11 октября 1931 года о. Иакинф - духовник Печенгской обители. 24 мая 1932 года он подаёт прошение об освобождении от должности духовника. 14 июня 1932 года - возвращается в Валаамскую обитель, где его назначают смотрителем Предтеченского скита. В этом скиту пост соблюдался строже, чем в других скитах монастыря: мясо, рыба, молоко, масло и яйца там никогда не употреблялись в пищу, а добавление растительного масла разрешалось лишь в редкие дни.

8 мая 1933 года о. Иакинф был пострижен в великую схиму с именем Иоанн. Главное послушание схимонаха Иоанна – непрестанная молитва о спасении своей души и о душах всех скорбящих.

Из воспоминаний старца Иоанна: «Жил я один в небольшой пустыньке в скиту Иоанна Предтечи. Сам себе готовил, и сам выращивал овощи, а за хлебом ходил в монастырь или иногда пек сам. Ночью я любил бодрствовать, ложился спать всегда после двенадцати часов, а в два или в три часа вставал. Но, конечно, днем я спал столько, сколько требовалось естеством».

В скит приезжали паломники, жаждавшие беседы с подвижниками о духовной жизни (женщинам посещать скит не разрешалось) ... Старцу приходилось не только принимать страждущих, но и отвечал на письма.

Приведём лишь несколько строк из писем старца к духовным детям: «...Просишь меня сделать указание или определить правило и наладить твою жизнь на путь истинный. Это твоя просьба превышает мой ум и духовные способности, но за послушание, позабыв свою немощь и неспособность, пишу, что Господь положит мне на сердце...»

«По Божией милости, что было у меня на сердце, то и написал, и прими это не как закон или повеление, а как совет. Сама усматривай и сообразуйся с условием вашей жизни».

«Вот тебе коренное указание, на котором зиждется наше спасение. Конечно, легко указать и легко пожелать, но исполнить очень трудно и мы немощные; одних наших сил не хватит - должны просить помощи у Бога, чтобы Он по Своему милосердию помог нам, грешным. Вот святые Отцы и избрали молитву Иисусову - непрестанную. Вам, в миру живущим, очень трудно держать непрестанную молитву, однако знай, святые Отцы всякое доброе дело приписывают молитве: добрый разговор, память Божия, терпеть поношение, укорение, презрение и насмешки и т.д.»

Летом 1937 года о. Иоанн перешел из скита в монастырь, где нес послушание в должности главного духовника. В 1940 году отец Иоанн вместе с братией был вынужден эвакуироваться с Валаама (началась война). Игумену удалось приобрести в Финляндии на пологом южном берегу озера Юоярви сельское поместье Папинниеми. (Озеро было со всех сторон обрамлено дремучими лесами).

Здесь – в Новом Валааме кельей старца служила скромная комната, из небольшое окна открывался прекрасный вид на тихое озеро.

В последние годы жизни о. Иоанн очень страдал от водянки и грыжи. За год до смерти, в ноябре 1957 года, отца Иоанна отвезли в дом престарелых в Хейнявеси, где он пробыл до середины января 1958 года. По Новому Валааму отец Иоанн очень скучал и примерно в середине января смог вернуться в родную обитель.

Утром 24 мая/6 июня 1958 старец Иоанн мирно скончался, его похоронили на кладбище Нового Валаама.

«Благодарю Господа, что он по своей милости сподобил меня грешного провести всю мою жизнь в монастыре. Кто будет читать мои письма, умиленно прошу: помяните в своих святых молитвах меня

Великого грешника». (Старец Иоанн)

Господи, упокой душу старца Иоанна, со святыми упокой, и его молитвами спаси нас!

Высказывания, наставления старца Иоанна

Держи себя всегда в напряжении. То послушание спасительно, что тяжело дается, а что нравится и легко - дешево стоит.

Советую тебе читать святое Писание: сперва помолись Богу, чтобы Он открыл твой ум уразуметь Писание; что понятно - старайся исполнять, а не понятно - пропускай. Так святые Отцы советуют. Святое Писание надо читать не для знания, а для того, чтобы спасти свою душу. А исследование непостижимого относится к гордости.

Старайся не осуждать никого ни в чем. Чего себе не хочешь, того и другим не делай. Помни, что за каждое праздное слово дадим ответ пред Богом на Страшном суде. Двум господам служить нельзя. Примиряйся с соперником... Чтобы вражды не было ни с кем, иначе молитва не будет угодна Богу, даже послужит во грех...

Можно читать утром и вечером несколько молитв, сами определяйте сколько, сообразуйте с временем, только, чтобы было не на ветер, а со вниманием, ибо внимание - душа молитвы. Ежедневно надо прочесть главу Святого Евангелия и главу Апостольских посланий.

Во всех недоуменных вопросах возьми себе за правило совет Богомудрых святых Отцов: если предстоит тебе два зла, выбирай меньшее, а если две добродетели предстоят - выбирай большую. Конечно,

Предварительно помолись, чтобы Господь вразумил.

* Почитание иконы насельниками обители и богомольцами началось еще с 1897 года, когда по молитвам перед образом Божией Матери получила чудесное исцеление от тяжкого и затянувшегося недуга одна из благочестивых верующих.

* 23 января/5 февраля 1940 г. - воздушная бомбардировка о-ва Валаам, не только его военных объектов, но и зданий монастыря: пожар машинного дома и лесопильных складов. Бомбы падали вблизи собора, стекла почти во всех корпусах лопнули, отчего жизнь в монастыре стала физически невозможной, и ввиду этого военный комендант предложил всем монастырским обитателям немедленно покинуть о-в Валаам и для этой цели были предложены грузовые автомобили. 24 января/6 февраля 1940 г. - все монастырские насельники во главе с о. Настоятелем монастыря, игуменом Харитоном, вынуждены были оставить монастырь и также выехать в глубь Финляндии.1989 г. - возобновлена монашеская жизнь на Старом Валааме. (Официальный сайт Валаамского монастыря)

***Возникновение Нового Валаама произошло в 1940-м году во время войны Советского Союза с Финляндией. От 1917-го года до 1940-го северные монастыри бывшей Российской империи (Валаамский монастырь, Коневецкий, Печенегский) располагались на территории Финской Республики. После военного конфликта, эти земли перешли к Советскому Союзу и монахи, оставив монастыри, ушли вглубь Финляндии. С помощью солдат финской армии генерала Маннергейма переправили по Ладожскому озеру святыни монастырей: особо чтимые иконы Божией Матери «Валаамской» и «Коневецкой», множество древних икон, раки преподобных Сергия и Германа Валаамских, прп. Арсения Коневского, а также библиотеку, состоящую из 29 тысяч томов и другие богослужебные предметы. В их числе облачения, подаренные императорами Александром I и Александром II, которые являлись благотворителями Валаамского монастыря.

Русская Православная Церковь в настоящее время не претендует на эти святыни. Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II благодарил финский народ за то, что он с любовью и бережно сохранил их для всего христианского мира.