Биологические основы эстетики. Философско-теоретические основы классической эстетики

Устав от строгой силы законов и мрачной сосредоточенности мысли, мы ищем покоя и свежести жизни в художественных образах...

Г. Гегель

Прекрасное есть жизнь... Н.Г. Чернышевский

ЭСТЕТИКА КАК НАУКА

ПРЕДМЕТ И ЗАДАЧИ ЭСТЕТИКИ

Эстетика и переводе с греческого языка обозначает чувственное, эмоциональное восприятие. Это наука о чувственном познании красоты в действительности, искусстве, природе, физическом и духовном состоянии человека. «В качестве обозначения определенной области знаний термин „эстетика" был введен в научный оборот немецким философом Александром Готлибом Баумгартеном (1714 -1762) в середине XVIII в., из чего, однако, не вытекает, будто эстетика как наука ведет от него свое начало. Ее история уходит в глубокую древность» .

Русский писатель-сентименталист Николай Михайлович Карамзин (1766-1826) писал: «Эстетика есть паука вкуса. Она трактует о чувственном познании вообще. Баумгартен первый предложил ее как особливую, отдельную от других наук, которая, оставляя логике образование высших способностей души нашей, г.е. разума и рассудка, занимается исправлением чувств и всего чувственного, т.е. воображения с его действиями. Одним словом, эстетика учит наслаждаться изящным» .

В ходе изучения дисциплины «Основы эстетики» студенты должны приобщиться к подлинному искусству, не имеющему ни исторического времени, ни географического пространства; познакомиться с шедеврами мирового искусства и национальным опытом многих народов мира; научиться пользоваться эстетическими категориями при анализе художественных произведений; иметь представление о понятии эстетического вкуса, которое необходимо для умения противостоять «одноразовым духовным ценностям» общества массового потребления .

Древнегреческий философ Демокрит считал, что исходная форма познания - ощущения. Такое познание при помощи зрения, вкуса, обоняния, осязания он называл «темным». Когда человеку приходится познавать то, что недоступно зрению, слуху и г.д., ему на помощь приходит «истинный» род познания - мышление. Органы чувств связаны с воспринимаемыми вещами посредством «образов» («эйдесов»). Образы - формы вещей, они проникают в чувства. Человеческие чувства - это среда, в которой отражаются природные тела и явления: «Ощущения и мышление возникают вследствие того, что приходят извне образы». Демокрит говорил, что искусству человек научился у животных. Ткацкое искусство - подражание пауку, искусство пения - подражание певчим птицам. Научившись на опыте помогать друг другу, люди смогли произносить слова, «научились выражать речью знание всех вещей». Прекрасное в человеке - «гармоническая жизнь», равновесие физических и духовных сил, мера во всем. «Телесная красота человека есть нечто скотоподобное, если под ней не скрывается ума», - писал Демокрит. Искусству, как и мудрости, нужно учиться.

Выстраивая свою эстетическую концепцию, Аристотель писал: «Цель добродетели - прекрасное... Непременное дело добродетели - ставить прекрасные цели» . «Вся деятельность человека направлена частью на необходимое и полезное, частью на прекрасное», - считал Аристотель. «Поэтика» Аристотеля - фундаментальный труд, посвященный проблемам эстетики - состояла из двух книг, до нас дошла лишь первая из них. Главные формы прекрасного: порядок в пространстве, соразмерность и определенность; красота заключается в величине и порядке. Искусство «подражает» реальной жизни, благодаря чему изображения, которые дает искусство, помогают людям «учиться и рассуждать». Возникающее из созерцания произведений искусства «удовольствие» имеет двусторонний характер. Во-иервых, оно возникает вместе с получаемым от искусства познанием жизни. Во-вторых, изображенное художником является продуктом запечатленных человеческих способностей. Этот «продукт подражания» ценен уже тем, что он искусно отделан, играет красками или производит впечатление «какой-нибудь другой причиной того же рода». Пример: отвратительное животное, изображенное художником, мы рассматриваем с удовольствием.

Искусство истолковывает события, действия, характеристики. Художник должен создавать свой идеал, отбирая у различных людей прекрасные черты. Живопись дает представление об этических свойствах человека, отраженных в его внешнем облике. Музыка выражает само чувство, внутреннее состояние личности: «Что касается мелодий, то уже в них самих содержится воспроизведение характеров». Самое глубокое проникновение во внутренний мир находим в художественной литературе (поэзии). Художник не копирует события, а является их творцом. Поэт ищет закономерности, объективные причины тех или иных поступков героев. Трагедия, вызывая путем живого, напряженного, драматического действия страх, гнев, сострадание, заставляет зрителя переживать душевное волнение, тем самым совершает «очищение» (катарсис) его души, возвышая и воспитывая его.

В истории человечества взгляды на эстетику неоднократно менялись. Как мы видим, античные философы Демокрит и Аристотель использовали ее для формирования целостной картины мира. В период Средневековья эстетика тесно переплеталась с богословием. Истинная мудрость и красота есть Бог, - утверждали такие христианские мыслители, как Августин Блаженный, Иоанн Дамаскин. В эпоху Ренессанса эстетика являлась инструментом понимания красоты как в природе, так и в искусстве, показывая титанизм человека (Альберти, Леонардо да Винчи). Деятели Просвещения рассматривали эстетику как одно из направлений разума, ключ к совершенству (Дени Дидро, А.Н. Радищев). Начиная с XIX в., эстетика формирует законы творчества, одинаково уделяя внимание как субъективной, так и объективной его сторонам. В настоящее время эстетика активно исследует процессы художественного творчества, язык и стиль мастеров литературного слова. Антуан де Сент-Экзюпери (1900-1944), французский философ, писатель, считал, что «вернуть людям их духовный облик, их духовные тревоги» - задачи подлинного искусства. Автор «Маленького принца» обращался к своим читателям, людям XX в.: «Я хочу, чтобы они любили родниковую воду. И ровный ковер зеленого ячменя под потрескавшимся покрывалом лета. Я хочу, чтобы они славили перемены времен года. Я хочу, чтобы они сочились, как созревающие плоды, молчанием и медлительностью. Я хочу, чтобы они оплакивали свои утраты и долго чтили умерших, ибо наследство неспешно переходит от поколения к поколению» . Сент-Экзюпери, видевший воочию ужасы фашизма и отдавший свою жизнь в борьбе с ним, писал: «Чего ради нам ненавидеть друг друга? Мы все заодно, уносимые одной и той же планетой, мы - команда одного корабля. Хорошо, когда в споре между различными цивилизациями рождается нечто новое, более совершенное, но чудовищно, когда они пожирают друг друга».

Эстетика включает в себя сферу искусства, гармонию человека с природой, совершенное и безобразное в труде и бытовой жизни. Эстетика формирует представления о вечности произведений искусства и дает возможность пробуждать и развивать потребность к творчеству. Постоянно обогащаясь, предмет эстетики является открытым и динамичпым, ибо во всех делах человеческих присутствует доля эстегиче- ской значимости. Поэтому нецелесообразно отождествлять эстетику только лишь с теорией и практикой искусства. Анализом красоты художественных произведений занимается специальная наука - искусствознание. В него входят разделы, рассматривающие отдельные виды искусства: литературоведение, киноведение, музыкознание, искусствоведение (речь идет об изобразительном искусстве) и г.д. Понятно, что область искусствознания уступает эстетике но широте охвата чувственной проблематики.

Предмет эстетики подчеркивает ее междисциплинарность. Например, интерпретируя тот или иной художественный образ, никак не обойтись без данных психологии. Характеристика чувств и эмоций литературных героев соединяется с нравственными оценками их действий (связь с моралью). Особое место занимает эстетическое воспитание - привитие ребенку принципов красоты, способности к переживаниям, развитие ассоциативного и метафорического ряда (связь с педагогикой). Связь эстетики и истории неоспорима. Вспоминая ту или иную страницу жизни человечества, мы обращаем внимание на отношение людей к красоте, моду, вкусы, предпочтения в сфере искусства. Например, для советского времени господствующим в искусстве являлся метод реализма.

Эстетическая окрашенность присутствует в производственной, технической сфере. Для этого использовался сначала термин «техническая эстетика», который впоследствии был заменен термином «дизайн» (от англ. - «проект», «чертеж», «конструирование»). Сегодня дизайн - одно из наиболее перспективных направлений, сочетающее в себе художественный замысел и техническое воплощение утилитарной (полезной) и приятной на вид вещи. Пользуясь эстетически оформленными вещами, человек получает удовольствие. Приятно взять в руки шоколадную конфету в красивой обертке. У гиетающе действует на сознание типовая планировка квартир, грязные вагоны, навязчивая реклама, грубые формы скамеек в парке и т.д. Удовлетворяя постоянно растущие запросы потребителя, дизайнеры изменяют внешние черты предметов, пытаются достигнуть синтеза комфорта и красоты. Если говорить о нашей повседневной жизни, то эстетические оценки и представления играют немаловажную роль в карьере, личной жизни: мы обращаем внимание на то, как человек одет, как у него завязан галстук, красиво или нет он пользуется столовыми приборами и даже на то, как он сидит в кресле.

Таким образом, предмет эстетики включает в себя сферу искусства, аспекты гуманитарного и технического знания, является составной частью мировоззрения человека.

Задачи эстетики как науки заключаются и следующем:

• 1) создание философско-мировоззренческих основ эстетического анализа искусства, природы, человека;
• 2) приобщение к художественным сокровищам, накопленным человечеством за многие тысячелетия;
• 3) разработка теории и практики эстетического воспитания личности;
• 4) формирование эстетической концепции но улучшению внешнего вида товаров массового спроса, развитие сферы дизайна;
• 5) привитие уважительного и бережного отношения к феноменам российской и мировой духовной культуры.

Преподавание учебного курса эстетики решает следующие задачи: сформировать у студентов представления о закономерностях развития искусства как творческой деятельности людей, о роли искусства в различных областях жизни государств; дать студентам представление о важности искусства в формировании нравственных норм человека.

• Эстетика: словарь / под общ. ред. А.А. Беляева. М., 1989. С. 416.
• Памятники мировой эстетической мысли. В 5 т. Т. 2. М„ 1956. С. 794.
• См. более подробно: Шубина НА. Основы эстетики: примерная программадисциплины. М.: ИТиГ, 1999.
• Аристотель. Сочинения. В 4 т. Т. 4. М., 1984. С. 316,317.
• Цнт. по: Буковская А. Сент-Экзюпери, или Парадоксы гуманизма / пер. с польск. М„ 1983. С. 10.

Эстетика средневековья

В период господства религиозного мировоззрения эстетические взгляды строились на отрицании языческих, т.е. античных представлений. Отрицалась не только плотская, телесная красота, но и вообще красота природного мира. И в то же самое время религиозная философская эстетика пользовалась тем философским языком и теми понятиями, которые были выработаны в эпоху античности. Поздняя античность также уходила от материалистических представлений древних греков.

Неоплатонизм уже сочетал в себе элементы мистики и идеи сверхчувственного. От этого был один шаг к идее мира как воплощения божественного замысла, к сверхчувственной красоте Бога. Согласно воззрениям религиозных философов, вечная, сверхчувственная, абсолютная красота есть Бог. Мысли Платона о сверхчувственном мире идей были здесь доведены до предела. Но Платон через эту мистификацию делал шаг к постижению природы человека.

К постижению того, что человек живет в мире идей, его деятельность основана на идеях, на претворении в жизнь идей. А потому и взаимодействие человека с предметным миром основано на восприятии соотношения идеи и чувственного единичного предмета. Религиозная эстетика абсолютизирует еще сильнее идеальный мир человека, превращая его в трансцендентный мир Бога. И полностью противопоставляет идеальное и материальное. И в познании, и в творчестве человек имеет противоположность идеи и вещи, но только во взаимосвязи. Религия, абсолютизируя духовное начало, возможно, и выявляет его действительное значение в жизни человечества, но вместе с тем искажает реальное взаимодействие духовного и материального в природе человека.

Фома Аквинский (1225-1274) фактически подвел итог западной средневековой эстетике. Он перенес акцент красоты на чувственно воспринимаемую, природную красоту, оценив ее саму по себе. У него вещь является прекрасной лишь тогда, когда в ее внешнем виде предельно выражается ее природа, сущность. Красоту Фома определяет как совокупность ее объективных и субъективных характеристик. Объективные характеристики: «должная пропорция или созвучие, ясность и совершенство». Субъективные аспекты он усматривал в соотношении прекрасного с познавательной способностью, которая реализуется в акте созерцания, сопровождающемся духовным наслаждением. Под искусством Фома понимал всякую искусную деятельность и ее результат.

Эстетика эпохи возрождения

Мировоззрение Возрождения можно представить себе из приводимого ниже отрывка из знаменитой «Речи о достоинстве человека» Джованни Пико деллаМирандолы. Мирандола(1463- 1494) пишет, что Бог, сотворив человека и поставив его в центр мира, обратился к нему с такими словами: «Не даем мы тебе, о, Адам, ни определенного места, ни собственного образа, ни особой обязанности, чтобы и место, и лицо, и обязанность ты имел по собственному желанию, согласно твоей воле и твоему решению. Образ прочих творений определен в пределах установленных нами законов. Ты же, не стесненный никакими пределами, определишь свой образ по своему решению, во власть которого я тебя представляю». Возрождение принято считать возвратом к античности. Но оно отличается от античности радикально пониманием человека, идеалом человека. Античность формирует представление о человеке, границы которого ограничены и определены его природой. Мировоззрение же Возрождения впервые осознает, что никаких пределов развитию человека этот мир не поставил. Начинает ощущать безграничность творческих сил человека. Возрождение - эпоха раннего капитализма. Средние века подготовили развитие производительных сил, выросло население, усовершенствовались ремесла, человек стал постигать законы природы. И он сам стал изменяться. Получало развитие его мышление, воля, интерес, потребности. Стало необходимостью его собственное развитие.

Ранний капитализм принес необходимость личной активности, предприимчивости. И человек пересматривает отношение к самому себе, понимание самого себя. Мыслители Возрождения считают, что человек по природе добр, не склонен ко злу, благороден, а самое главное, что человек своими делами делает себя великим. Эпоха Возрождения богата титанами духа. Идеал эпохи - мастер. И титаны Возрождения знают несколько языков. Владеют несколькими видами искусств. Леонардо да Винчи и скульптор, и инженер, и поэт, и зодчий, и живописец, и философ, теоретик искусства. В центре искусства Возрождения природный, чувственный человек, который живет земными радостями. Но в то же время Возрождение создает идеал человека чести, достоинства, высокой духовности и нравственности. Данте в «Божественной комедии» проходит по векам, прожитым человечеством, и обозревает нравственное состояние этих эпох на примере судьбы исторических личностей, попавших в ад. Боккаччо в «Декамероне» полон иронии по отношению к показному благочестию служителей церкви. Фактически он выступает против вселенского ханжества, которое характерно для верующего человечества. И ищет подлинную чистоту человеческого духа.

Философия этой эпохи больше занята проблемами искусства. Искусство в эту эпоху несет основную мировоззренческую функцию. Оно создает чувственный идеал эпохи и в то же время оно есть творение человеком своей чувственности. Своей человеческой чувственности. Теоретики эпохи считают искусство формой познания природы. И это верно, ибо природа человека как чувственно воспринимаемая природа не дается человеку наследственно. Он создает эту природу и присваивает ее. Создает силой воображения.

Эстетика эпохи классицизма

Эпоха становления единого экономического рынка на больших территориях. Возникают сильные централизованные государства. В силу этого возникают нации с единым языком, единым психологическим складом. Происходит развитие наук, научного склада мышления. Общее требование эпохи - подчинение индивида гражданскому долгу. И в то же самое время возникает необходимость усиления роли государства во взаимоотношении индивидов, так как усиление буржуазных отношений чревато войной всех против всех. Эстетические взгляды эпохи

испытывают воздействие своего времени. Рационалистическое мировоззрение рождает эстетику НиколоБуало (1636-1711). В своем произведении «Поэтическое искусство», написанном в стихотворной форме, Буало проводит идею регламентации жанров и видов искусства. Согласно его взглядам, духовное начало делает внешнее, материальное прекрасным. Но для него духовное начало - рацио, разум. Красоты вне истины нет. Строгая определенность жанров искусства, скажем, в драме принцип единства времени, места и действия, исходит из понимания того, что разумность - прежде всего организованность, согласно логике разума, четких логических форм. Ярким примером такого понимания искусства служит сад Версаля, где исповедуется принцип привнесения красоты в природу. Не дикая природа красива, а только облагороженная разумом человека.

Эстетика эпохи просвещения

Следующий этап развития капиталистического общества характерен горячей враждой к крепостному праву. Идея приобщения к Богу, возвышения до божественного сменяется идеей просвещения, образования народа. Вожди просвещения отстаивают интересы народных масс, крестьян. Они верят в то, что ликвидация крепостничества принесет с собой общее благосостояние. В эту эпоху происходят ранние буржуазные революции. Буржуазия выступает как прогрессивный класс, который несет освобождение народу. Идеи буржуазии в эту эпоху прогрессивны. Ее духовные вожди борются с невежеством, обскурантизмом, религиозным дурманом, средневековой псевдонаукой, антигуманной феодальной моралью, с религиозным искусством и эстетикой.

Эстетика этой эпохи составная часть идеологии третьего сословия перед Великой Французской революцией. Эта эстетика развивает представление об искусстве, которое доступно всем, которое демократично, исповедует принцип воспроизведения жизни и совершения суда над ним, правдиво и идейно. Дени Дидро приходит к мысли, что искусство воспроизводит типические характеры, что каждое сословие имеет свои характерные черты, свои человеческие типы. Практически все деятели этой эпохи пишут и спорят о воспитательной роли искусства. А французский философ Э. Кодильяк (1714-1780) усматривал главную причину возникновения искусства в потребности общения людей.

Современная среднеевропейская эстетика

К началу XX века, под воздействием естественных наук, а также частично в результате психологических исследований и разрабатываемой классификации психических элементов, формировалась идеалистическая методология феноменологии. Рассматривая внеопытные структуры сознания, освобожденные от натуралистических установок, она снимает расчлененность на субъект и объект, сводит деятельность рефлексии сознания исключительно как подчиненную самопознанию. Одним из основоположников феноменологии выступает Ф. Брентано. Э. Гуссерль же был учеником Ф. Брентано и начал свою философскую карьеру, когда наиболее влиятельными направлениями в западной философии были позитивизм, неокантианство, а в целом «господствовали» эмпиризм, индивидуализм, сциентизм, конвенционализм. Скептицизм и релятивизм, по мнению Э. Гуссерля, разрушающие человеческое знание, вызывали в его душе резкий протест и он находит новую, логически достоверную базу в виде феноменологической редукции. «Своему открытию мира объектов, обладающих абсолютным бытием, Гуссерль придавал очень большое значение. Тут-то и обнаружилась, по его мнению, подлинная обширная аподиктическая основа, на которой можно построить человеческое знание. Феноменологическая редукция приводит к изменению точки зрения, установки, человека: осуществив редукцию, он переходит от естественной установки сознания к феноменологической.

При естественной, природной, установке сознания существование объектов изучения относительно и подвержено сомнению; при феноменологической установке оно абсолютно и несомненно»4. Новая позиция Э.Гуссерля привлекла к себе много молодых философов, таких как М.Шелер, Н.Гар-тман, А.Пфендер, М.Гайгер, А.Рейнах, О.Беккер, в их числе был и М.Хайдеггер, которые образовали феноменологическое движение. Эстетическая теория XX-го века получает в феноменологии все необходимые средства для своего развертывания и существования в контексте довольно сложной духовной картины Западной Европы. Метод редукции дает возможность исследовать понимание субъекта познания не как эмпирического, а как трансцендентального, что для эстетики принципиально важно. Человек выступил как (своего рода целый) мир обозначаемых истин, находящихся над эмпирико-психологическим сознанием и придающим ему смысл.

Гуссерлевский метод выявления априорных структур человеческого существования активно применяли в эстетике такие ученые феноменологического направления как М. Мерло-Понти, М.Дюфрен, Р.Ингарден и др. В своей философской концепции Морис Мерло-Понти истолковывает человеческое отношение к миру через такую характеристику сознания как интенциональность. Возводя категорию восприятия к «верховной и центральной», философ находит то «нейтральное поле», где человеческие намерения (интенции) осуществляют связь с миром. Занимаясь проблемами лингвистического характера, М.Мерло-Понти создает ряд предпосылок для анализа художественно-эстетических явлений и их экзистенциальной трактовки. Феноменологическую связь с эстетикой, искусством и литературной критикой проявил ученый более позднего поколения Микель Дюфрен.

В своих взглядах на содержание, состояние и перспективы развития искусства он высказал ряд принципиальных дополнений к новоевропейской эстетической мысли в таких трудах как «Феноменология эстетического опыта», «Поэтическое» и др., а также в статьях «Эстетика и философия» /I967/, «Философия на Западе» /I973/. Ученый предлагает учитывать по отношению к современному искусству такие показатели как интернационализация, распространенность искусства в репродукциях, причины агрессивности антиискусства, соотношение «новых средств» художественного производства», стандартизация промышленности и творческая свобода художника. Философско-антропологическая традиция в виде классического психоанализа привлекала широчайший интерес деятелей искусства не только в Европе, ведь психоаналитический подход сильно способствовал избежать не столько художественных коллизий, сколько психологической замкнутости на самих себя. Полная эмоциональная открытость произошла не сразу и воплощение идей З.Фрейда в художественные произведения вели к десоциологизации искусства, снижению его общезначимости.

Впрочем, сам З.Фрейд скорее всего отдавал себе отчет в том, на какой стадии духовной зрелости находится человечество, во всяком случае каковы причины его беспокойства, несчастья и тревожных настроений. «Мне кажется, пишет Фрейд,-- что вопрос о судьбе рода человеческого зависит от того, удастся ли развитию культуры, и в какой мере, обуздать человеческий позыв агрессии и самоуничтожения, нарушающий сосуществование людей. В этом отношении, быть может, как раз современная эпоха заслуживает особого интереса». Человеческая личность во всей полноте ее сущностных особенностей находится в центре учения персонализма, которое также исходит из соотнесения человеческой воли с богом как высшим началом. Деятельности человека персоналисты придают не столько рационалистический, сколько эстетически-поэтический характер. Так, Эммануель Мунье через поэтические образы делал осязаемыми понятия и размышления о духе и теле, о биологическом, физическом и существующем во времени. «Магический язык» преобразования мира персоналисты заключали в поэзию и искусство, протестуя против некоторых направлений модернизма и контркультуры. В романтической манере и с глубокой грустью высказывается Э. Мунье в своих наблюдениях над средствами искусства и вообще судьбой персоналистской эстетики: «Являясь бестелесной, поэзия также не сводится ни к чистому созерцанию идеи, ни к творческой мощи духа. На всем протяжении человеческой истории она выступает чувственным выражением внутренней безосновности существования; ей свойственно развенчивать привычные точки зрения, направлять божественный свет на обыденные предметы и привносить в возвышенные сферы волнующее присутствие обычного.

Верно и то, что многие играми в абстракции прикрывают свою неспособность постичь пределы человеческого, в то время как другие, разочаровавшись во всякого рода, хитросплетениях, утешаются внешней красивостью или тем, что сегодня в моде. Верно также и то, что всевозможные деформации в искусстве, являются признаком глубокого нигилизма эпохи».8 Приводимое замечание мыслителя ценно еще и тем, что в нем как бы спрогнозирована современная ситуация, когда эстетическое в структуре человеческого бытия не находит концептуального аналога в теории, как это отражено (пусть иерархически) в классической гносеологии. Философское осмысление искусства в его отношении к сознанию приобретает космическую размерность, которую пытаются встраивать в миры исторических реалий и социальных форм человеческой жизни. Действительно, онтология искусства требует социокультурного измерения, но значит ли это, что нужно полностью отказаться от классических основ методологии, позволит ли это выйти на новый уровень постижения природы искусства, как уникального феномена человеческого бытия? До тех пор пока вопрос остается открытым, всегда есть надежда на некий «прорыв», который завладел бы вниманием социальной антропологии в направлении «эстетической экспертизы» на человеческое и человечность. Ведь в традиции философской антропологии такой опыт имеется.

Накануне ХХІ-го века «обращенность на себя» эстетической теории становится все более значимой, различные аспекты становления и существования этой науки все таки постоянно интересуют ученых. Тем более, что объективная, эссенциалистская (сущностная) теория искусства нужна и возможна. Другое дело, что на этапе постмодернизма, где все оказывается в прошлом и это нормальная ситуация в которой находится не только мировая культура, но в известной мере и наша тоже: «...Возникает новая ситуация, при которой культурология как метанаука становится единственным способом адекватного описания и анализа этого типа отношений, в то время как традиционная эстетика в силу ее иерархичности бессильна понять, что же происходит»9. Растерянность и предполагаемый кризис эстетической науки мог бы перейти в конструктивный процесс через обращение к коренным основаниям самой эстетики, ее эмпирическому и теоретическому уровню, исходя из той же философско-антропологической традиции.

Не утратили свою актуальность исследования эстетического знания как теоретической системы, анализ функциональных ориентаций эстетики. В связи с тем, что эстетика является областью методологической рефлексии, обращенной к гуманитарному знанию, а следовательно к науке апелирующей к человеку, в поле зрения эстетических завоеваний попадают интерпретационно-феноменологическое и деятельностно-конструктивное, философско-эстетическое и научно-эстетическое начала. Усилиями многовекового культурного творчества в совокупности с индивидуальными теоретическими построениями отдельных ученых-эстетиков, образовались три типа эстетической теории в зависимости от преобладающего системообразующего начала: философско-эстетическая теоретичность, общеэсте-тическая теоритичность и частнонаучные эстетико-теоретические конструкты.

Ныне устанавливается новый стиль методологического размышления, формирующий определенный тип методологического отношения к познанию и философско-эстетическому преобразованию. По своему содержанию этот путь интегрирует предметное эстетическое и философское знание. Однако наибольшая сложность возникает при интерпретации понятия «картина мира» в качестве предметных границ и полноты объема что касается строгой научности категорий, принципов, законов современной эстетической теории. Наряду с биологической, физической, философской, можно выделить чувственно-пространственную, духовно-культурную, метафизическую картины мира. Дискутируя этот вопрос «...мы делаем предметом специального изучения амбивалентность человеческого мироотношения, его противоречивость, которая в граничных проявлениях, выступает как антиномичность.

Человеческая экзистенция содержит в себе фундаментальную напряженность, проявления которой - от «всеязыковой» семантичной диалогичности до напряженной человеческой между конечностью и бесконечностью, смыслом и бессмыслицей, жизнью и смертью, и т. п.». Таким образом, философская антропология интегральную сущность которой составляют феноменология, экзистенциализм, психоанализ, неотомизм, персонализм и их всевозможные модификации, выступает контекстом для новой фундаментальной онтологии эстетического.

На каждом новом этапе ее развития обнаруживается неполнота сложившихся представлений об эстетическом отношении человека к миру и к самому себе. На современном этапе развития общества важным объектом для эстетической науки стали и такие, получившие интенсивное развитие, виды деятельности, направленные на формирование и упорядочение предметно-пространственной среды, как техническая эстетика, дизайн. Кроме того, этот род деятельности охватывает и вопросы эстетического воспитания.

Эстетика опирается на диалектический и исторический материализм как на свою теоретическую основу.

Как наука эстетика, безусловно, носит философский характер, но она имеет свою специфику, свой особый предмет с присущими ему закономерностями. Итак, эстетика - наука об исторически обусловленной сущности общечеловеческих ценностей, их созидании, восприятии, оценке и освоении. Природа эстетического и его многообразие в действительности и в искусстве, принципы эстетического отношения человека к миру, сущность и закономерности искусства - таковы основные вопросы, изучаемые этой наукой. Она выражает систему эстетических взглядов общества, которые накладывают свою печать на весь облик материальной и духовной деятельности людей.

В круг основных проблем, исследуемых эстетикой, входят эстетические чувства и взгляды, вкус, идеалы. Иначе говоря, эстетическое сознание - одна из форм общественного сознания.

Методологические основы эстетики

Впервые эстетические понятия возникли в рабовладельческом обществе Древнего Востока: Египте, Вавилоне, Индии и Китае. Наибольшую разработку эстетика рабовладельческого строя получила в Древней Греции --в городах-государствах.

Греческая эстетическая мысль была результатом теоретического осмысления общественно-художественной практики своего времени. Первые античные мыслители (Гераклит, пифагорейцы, Эмпедокл, Демокрит) рассматривали прекрасное как нечто объективное, присущее космосу. Для них космос был воплощением стройности, порядка, гармонии, симметрии. Эти свойства материального мира выступали в качестве объективной основы красоты. По их мнению, одни и те же закономерности лежат как в основе космоса, так и человеческой деятельности, в том числе и художественной.

Начиная с Сократа, центр внимания эстетической мысли перемещается на человека и его деятельность. Сократ поставил проблему прекрасного в отношение с целесообразной деятельностью человека. Поэтому прекрасное есть полезное и оно не может быть чем-то абсолютным.

Сократ сформулировал мысль об искусстве: "Это воспроизведение действительности посредством подражания".

Платон развивает эстетику пифагорейцев: "Чувственный мир -- это отражение мира идей. Искусство заключается в подражании чувственным вещам".

Самым выдающимся эстетом древности был Аристотель. Он видел основу красоты в вещественных свойствах, связях и отношениях космоса. Конкретно она находит отражение в целостности, единстве и многообразии законченности, величине и порядке. Источник эстетического удовольствия в радости познания, узнавания. Аристотель видел значение эстетического воспитания в формировании гармонически развитой личности. Марксистская эстетика теоретически осмыслила освоение мира по законам красоты во всех сферах практической деятельности человека, в том числе и в собственно художественной сфере, где ее задачей стала активизация социальной значимости и общественно-преобразующей роли искусства на основе осознания его природы.

Основные задачи эстетического воспитания на современном этапе

У эстетики нет прямого утилитарного назначения. Выучить основные положения этой науки - еще не значит научиться творить по законам красоты, равно как и наоборот. Мы мыслим логично, часто не зная законов логики. Однако изучение законов, по которым протекает тот или иной процесс, хотя и лишено непосредственного утилитарного значения, имеет глубокий практический смысл. Знание законов эстетики способствует сознательному отношению к художественному творчеству, в котором сочетаются дар и навык.

Не менее чем художнику, эстетика нужна воспринимающей искусство публике - читателями, зрителям, слушателям, т.к. теоретически развитое сознание глубже воспринимает произведение, т.е. можно при чтении увлекаться внешними красотами или занимательностью сюжета произведения, а можно проникать в сущность образной мысли художника. Последнее и есть истинное восприятие искусства, а эстетика -- высокий воспитатель такого восприятия.

Эстетика нужна не только художнику, но и портному, шьющему костюм, и столяру, делающему шкаф, и инженеру, создающему автомобиль, так как освоение мира ими осуществляется, в том числе и по законам красоты. Эстетика входит в труд, быт, сознание современного человека, она формирует в нем творческое, созидающее начало.

Николай Онуфриевич Лосский

Предисловие

Начало философского творчества Николая Онуфриевича Лосского (1870–1965) – великого русского философа, создавшего оригинальную систему интуитивизма и персоналистического идеал-реализма, – относится к периоду русского религиозно-философского Возрождения. До вынужденной эмиграции в 1922 г. Лосский приобрел мировую известность благодаря своим фундаментальным исследованиям: “Обоснование интуитивизма”, СПб., 1906 (здесь представлена его теория познания, или, по выражению Бердяева, “гносеологическая онтология”); “Мир как органическое целое”, М., 1917 (метафизика); “Логика”, Пг., 1922.

Эмигрантский период деятельности Лосского отмечен необычайной продуктивностью. Он тщательно разрабатывает и совершенствует все аспекты своей философской системы, стремится придать ей концептуальную полноту, целостность и завершенность. Выходят в свет его книги, посвященные основам этики, аксиологии, теодицее, истории мировой и русской философии. Подводя предварительные итоги философской работы русских мыслителей к середине XX века, В.В. Зеньковский отмечал: “Лосский справедливо признается главой современных русских философов, имя его широко известно всюду, где интересуются философией. Вместе с тем, он едва ли не единственный русский философ, построивший систему философии в самом точном смысле слова, – только по вопросам эстетики он пока (насколько нам известно) не высказался в систематической форме, да по вопросам философии религии он коснулся в разных своих произведениях лишь некоторых – преимущественно частных вопросов” .

В конце 40-х гг. XX века, когда писались приведенные выше строки, еще не были изданы книги “Достоевский и его христианское миропонимание” (1953), “Учение о перевоплощении” (впервые опубликована в 1992 г. Издательской группой “Прогресс” в серии “Библиотека журнала “Путь””), которые вместе с вышедшей ранее монографией “Бог и мировое зло. Основы теодицеи” (1941) дают полное представление о религиозных воззрениях Лосского.

Главное эстетическое сочинение Н.О. Лосского “Мир как осуществление красоты” создавалось во второй половине 30-х – начале 40-х гг. На его основе Лосский прочитал курс лекций “Христианская эстетика” для студентов Нью-Йоркской Свято-Владимирской Духовной академии, где он преподавал с 1947 по 1950 г. Некоторые фрагменты этого произведения публиковались в разное время на разных языках. Как свидетельствует письмо Лосского к А.Ф. Родичевой от 9 апреля 1952 г. (см. Приложение), книга долгое время пролежала в издательстве YMCA-Press. Теперь появилась возможность ее публикации на родине автора.

Предоставляя читателю возможность самому оценить энциклопедическую многогранность эстетических взглядов Лосского, сошлемся лишь на одно небезынтересное свидетельство его сына – Б.Н. Лосского, известного искусствоведа, историка архитектуры, – где отражается существенная интенция всей книги. Вспоминая эпизод, связанный с сортировкой литературы в последние дни перед высылкой из России, Б.Н. Лосский пишет, что его отцу “направленческий реализм уже не представлялся как семидесятнице бабушке, но еще и не как Мир Искусства Володе и мне “абсолютной ценностью” в русской живописи. Последнее стало нам ясно, когда отец, возмутясь нашим поступком, вынул из папки вкладной лист с “горем безутешным” Крамского со словами вроде “что же, разве ничего не говорит такое прочувствованное проявление мысли?” Помнится именно слово “мысль” и думается, что для отца изобразительное искусство было главным образом одним из видов ‘проявления мысли”, что, может быть, заметит читатель его книги “Мир как воплощение красоты”, которая, кажется, наконец появится на свет в России” .

Через 30 лет после смерти “патриарха русской философии” публикация на его родине книги “Мир как осуществление красоты” завершает собой издание основных философских трудов Н.О. Лосского.

Работа печатается по машинописному оригиналу с рукописной авторской правкой, хранящемуся в Институте славянских исследований в Париже. В публикации сохранены особенности авторской орфографии и пунктуации.

П. Б. Шалимов

Введение

“Эстетика есть наука о мире, поскольку он прекрасен”, – говорит Глокнер .

Собственно, решение всякого философского вопроса дается с точки зрения мирового целого. И уж конечно, исследования сущности абсолютных ценностей, пронизывающих собою весь мир, могут быть произведены не иначе, как путем рассмотрения строения всего мира. Поэтому эстетика, как отдел философии, есть наука о мире, поскольку в нем осуществляется красота (или безобразие). Точно так же этика есть наука о мире, поскольку в нем осуществляется нравственное добро (или зло). Гносеология, т. е. теория знания, есть наука, открывающая те свойства мира и познающих субъектов, благодаря которым возможны истины о мире. Всего яснее направленность философских исследований на мировое целое обнаруживается в центральной философской науке, в метафизике, которая представляет собою учение о мировом бытии как целом.

Отдав себе отчет в том, что всякая философская проблема решается не иначе, как в связи с мировым целым, нетрудно понять, что философия есть труднейшая из наук, что в ней существует много направлений, ожесточенно борющихся между собой, и многие проблемы могут считаться далекими от сколько-нибудь удовлетворительного решения. И эстетика, подобно этике, гносеологии, метафизике, содержит в себе много направлений, резко отличных друг от друга. Однако я решаюсь утверждать, что эстетика принадлежит к числу философских наук, сравнительно высоко разработанных. Правда, в ней есть много направлений весьма односторонних, например физиологизм, формализм и т. п., но знакомясь с этими крайностями, нетрудно усмотреть, какой аспект истины они содержат в себе и как можно включить его не эклектически в полную систему учения о красоте. Изложение этих направлений и критику их я дам в конце книги. Мало того, даже и главное разногласие, учение об относительности красоты и учение об абсолютности красоты, т. е. эстетический релятивизм и эстетический абсолютизм, я столкну друг с другом для резюмирующего опровержения релятивизма лишь в конце книги. Все изложение учения о красоте я буду вести в духе эстетического абсолютизма так, что в нем уже попутно будут приведены опровержения различных доводов, приводимых в пользу релятивизма. Точно так же в самом процессе изложения будут приведены доводы против психологизма в эстетике, но резюмирующее изложение и опровержение этого направления будет дано лишь в конце книги.

Исходным пунктом всей системы эстетики будет метафизическое учение об идеале красоты. Такое изложение, направленное сверху вниз, обеспечивает наибольшую ясность и полноту. Так называемое “научное”, позитивистическое исследование, идущее снизу вверх, приводит у наиболее выдающихся представителей этих направлений приблизительно к тому же идеалу по существу, однако без достаточной ясности и силы, а у менее выдающихся заканчивается впадением в крайние односторонности.

Абсолютно совершенная красота

1. Идеал красоты

Красота есть ценность. Общая теория ценностей, аксиология, изложена мною в книге “Ценность и бытие. Бог и Царство Божие как основа ценностей” <Париж, 1931>. Исследуя красоту, я буду, конечно, исходить из своей теории ценностей. Поэтому, чтобы не отсылать читателя к книге “Ценность и бытие”, я вкратце изложу сущность ее.

Добро и зло, т. е. положительная и отрицательная ценность в самом общем значении этих слов, не в смысле только нравственного добра или зла, а в смысле всякого совершенства или несовершенства, также и эстетического, есть нечто столь основное, что определение этих понятий через указание на ближайший род и видовой признак невозможно. Поэтому разграничение добра и зла производится нами на основе непосредственного усмотрения: “Это – есть добро”, “то – есть зло”. На основе этого непосредственного усмотрения мы признаем или чувствуем, что одно заслуживает одобрения и достойно существования, а другое заслуживает порицания и не достойно существования. Но имея дело со сложным содержанием жизни, легко впасть в ошибку и не заметить зла, замаскированного примесью к нему добра, или не оценить добро, которое в земном бытии не бывает свободным от недостатков. Поэтому необходимо найти первичное абсолютно совершенное и всеобъемлющее добро, которое могло бы служить масштабом и основою для всех остальных оценок. Такое высшее добро есть Бог.

Малейшее приобщение к Богу в религиозном опыте открывает нам Его как само Добро и именно как абсолютную полноту бытия, которая сама в себе имеет смысл, оправдывающий ее, делающий ее предметом одобрения, дающий ей безусловное право на осуществление и предпочтение чему бы то ни было другому. В этом усмотрении высшей ценности нет логического определения ее, есть только указание на первичное начало и многословное, однако все же не полное перечисление следствий, вытекающих из него для ума и воли, в какой-либо мере приобщающихся к нему (оправданность, одобрение, признание права, предпочтение и т. п.).

Бог есть само Добро во всеобъемлющем значении этого слова: Он есть сама Истина, сама Красота, Нравственное Добро, Жизнь и т. д. Таким образом, Бог и именно каждое Лицо

Пресвятой Троицы есть Всеобъемлющая абсолютная самоценность. Полное взаимоучастие Бога-Отца, Сына и Духа Святого в жизни друг друга дает право утверждать, что Всеобъемлющая абсолютная самоценность не делится на три части и существует не в трех экземплярах: Она едина в трех Лицах. Мало того, и всякий тварный член Царства Божия есть личность, достойная приобщиться к Божественной полноте бытия вследствие избранного ею пути добра и действительно получившая благодатно от Бога доступ к усвоению Его бесконечной жизни и деятельному участию в ней, это – личность, достигнувшая обожения по благодати и вместе с тем имеющая характер хотя и тварный, но все же всеобъемлющей абсолютной самоценности. Всякая такая личность есть тварный сын Божий.

Личность есть существо, обладающее творческою силою и свободою: она свободно творит свою жизнь, совершая действия во времени и в пространстве. В личности нужно различать ее первозданную, Богом сотворенную сущность и творимые ею самою поступки. Глубинная сущность личности, ее Я есть существо сверхвременное и сверхпространственное; только своим проявлениям, своим поступкам личность придает форму временную (психические или психоидные проявления), или пространственно-временную (материальные проявления).

Сверхвременное существо, творящее свои проявления во времени и являющееся носителем их, называется в философии субстанциею. Чтобы подчеркнуть, что такое существо есть творческий источник своих проявлений, я предпочитаю называть его термином субстанциальный деятель. Итак, всякая личность есть субстанциальный деятель. Только личности способны осуществлять абсолютно совершенную жизнь, деятельно присоединяясь к Божественной полноте бытия. Поэтому Богом сотворены только личности, т. е. только субстанциальные деятели. Мир состоит из бесконечного множества личностей. Многие из них творят все свои жизненные проявления на основе любви к Богу, большей, чем к себе, и любви ко всем остальным существам в мире. Такие личности живут в Царстве Божием. Всякий творческий замысел члена Царства Божия единодушно подхватывается и дополняется остальными членами этого царства; такое творчество можно поэтому назвать соборным. Творческая мощь членов Царства Божия вследствие единодушия их, а также вследствие того, что она дополняется творческим содействием Самого Господа Бога, безгранична. Понятно поэтому, что личности, образующие Царство Божие, осуществляют абсолютную полноту жизни.

Соборность творчества состоит не в том, что все деятели творят однообразно одно и то же, а, наоборот, в том, что каждый деятель вносит от себя нечто единственное, своеобразное, неповторимое и незаменимое другими тварными деятелями, т. е. индивидуальное, но каждый такой вклад гармонически соотнесен с деятельностями других членов Царства Божия и потому результат их творчества есть совершенное органическое целое, бесконечно богатое содержанием. Деятельность каждого члена Царства Божия индивидуальна, и каждый из них есть индивидуум, т. е. личность, единственная, неповторимая но бытию и незаменимая по ценности никаким другим тварным существом.

Субстанциальные деятели суть существа свободные. Все они стремятся к абсолютной полноте жизни, но одни из них хотят осуществить эту полноту бытия для всех существ в единодушии с ними на основе любви к ним и к Богу, а другие деятели стремятся достигнуть этой цели для себя, не заботясь о других существах или думая о них, но желая благодетельствовать им непременно по своему плану и соизволению, т. е. ставя себя выше их. Такие себялюбивые, т. е. эгоистические деятели находятся вне Царства Божия. Многие цели, ставимые ими, находятся в противоречии с волею Божиею и с волею других деятелей. Поэтому они находятся в состоянии частичного отпадения от Бога и обособления от других деятелей. Ко многим существам они вступают в отношение враждебного противоборства. Вместо соборного единодушного творчества получается зачастую взаимное стеснение, препятствование жизни друг друга. Находясь в этом состоянии изолированности, себялюбивый деятель осуществляет вместо полноты жизни скудную жизнь с обедненным содержанием. Примером крайней изолированности и бедности проявлений могут служить такие низшие ступени природного бытия, как свободные электроны. Это – субстанциальные деятели, совершающие только однообразные действия отталкивания других электронов, притягивания протонов, движения в пространстве. Правда, и они, как творцы этих действий, – суть существа сверхвременные и сверхпространственные; и они стремятся к абсолютной полноте бытия, но назвать их действительными личностями нельзя. В самом деле, действительная личность есть деятель, осознающий абсолютные ценности и долженствование осуществлять их в своем поведении. В нашем падшем царстве бытия человек может служить примером действительной личности, хотя мы, люди, часто не исполняем своего долга, все же каждый из нас знает, что называется словом “долг”. Что же касается существ, находящихся на такой ступени обеднения жизни, как электрон, они вовсе не умеют осуществлять акты осознания, но и они совершают свои действия целестремительно, руководясь психоидными (т. е. весьма упрощенными, но все же аналогичными психическим) инстинктивными стремлениями к лучшей жизни, и они бессознательно накопляют жизненный опыт и потому способны к развитию. Из скудости жизни они выходят, вступая в союзы с другими деятелями, т. е. объединяя с ними свои силы для достижения более сложных форм жизни. Так возникают из сочетания электронов, протонов и т. п. атомы, далее молекулы, одноклеточные организмы, многоклеточные организмы и т. д. В центре каждого такого союза стоит деятель, способный организовать целое союза и создавать такой тип жизни, который привлекает менее развитых деятелей, так что они свободно вступают в союз и более или менее подчиняются главному деятелю, сочетая свои силы для совместного достижения общих целей. Восходя все выше и выше по пути усложнения жизни, каждый деятель может достигнуть и той ступени, на которой он становится способным к актам сознания и, наконец, может стать действительною личностью. Поэтому как бы низко он ни стоял на предшествующих ступенях своего развития, он может быть назван потенциальною (возможною) личностью.

Акты отталкивания, производимые деятелями, ставящими эгоистические цели, создают материальную телесность каждого деятеля, т. е. относительно непроницаемый объем пространства, занимаемого этими его проявлениями. Поэтому и всю нашу область бытия можно назвать психо-материальным царством.

Всякий деятель психо-материального царства бытия, несмотря на свое состояние отпадения от Бога и пребывания в скудости относительно изолированного бытия, есть все же индивидуум, т. е. существо, способное осуществить единственную в своем роде индивидуальную идею, согласно которой он есть возможный член Царства Божия; поэтому каждый субстанциальный деятель, каждая действительная и даже каждая потенциальная личность есть абсолютная самоценность, потенциально всеобъемлющая. Таким образом, все деятели, т. е. весь первозданный мир, сотворенный Богом, состоит из существ, которые суть не средства для каких-нибудь целей и ценностей, а самоценности абсолютные и притом даже потенциально всеобъемлющие; от собственных усилий их зависит стать достойными благодатной помощи Божией для возведения абсолютной самоценности их из потенциально всеобъемлющей на степень актуально всеобъемлющей, т. е. удостоиться обожения.

Учение, согласно которому весь мир состоит из личностей, действительных или, по крайней мере, потенциальных, называется персонализмом.

Только личность может быть актуально всеобъемлющею абсолютною самоценностью". только личность может обладать абсолютною полнотою бытия. Все остальные виды бытия, производные из бытия личности, именно различные аспекты личности, деятельности личностей, продукты их деятельностей суть ценности производные, существующие не иначе, как под условием всеобъемлющего абсолютного добра.

Производные положительные ценности , т. е. производные виды добра могут быть теперь определены путем указания на их связь с всеобъемлющим добром, именно с абсолютною полнотою бытия. Производное добро есть бытие в его значении для осуществления абсолютной полноты бытия. Это учение не следует понимать так, будто всякое производное добро есть только средство для достижения всеобъемлющего добра, а само по себе не имеет цены. В таком случае пришлось бы думать, что, например, любовь человека к Богу, или любовь человека к другим людям есть добро не само по себе, а только как средство достигнуть абсолютной полноты бытия. Также и красота, истина были бы добры не сами по себе, а лишь в качестве средств.

Осознание этого тезиса и точное понимание его необходимо связано с отвращением к его смыслу, и это чувство есть верный симптом ложности тезиса. В самом деле, любовь к какому бы то ни было существу, лишенная самоценности и низведенная на степень лишь средства, есть не подлинная любовь, а какая-то фальсификация любви, таящая в себе лицемерие или предательство. Ложность этого тезиса обнаруживается также и в том, что он делает непонятною добротность самого Абсолютного всеобъемлющего Добра: если любовь, красота, истина, несомненно наличные в Нем, суть только средства, то что же есть исконное добро в самом этом абсолютном Добре, в самом Боге? К счастью, однако, наша мысль вовсе не обязана колебаться между двумя только возможностями; всеобъемлющая абсолютная ценность и служебная ценность (ценность средства). Само понятие всеобъемлющей абсолютной ценности наводит на мысль о существовании различных сторон единого всеобъемлющего добра; каждая из них есть абсолютная “частичная ” самоценность. Несмотря на свою производность, в смысле невозможности существовать без целого, они остаются самоценностями. В самом деле, во главу теории ценностей (аксиологии) нами поставлена всеобъемлющая полнота бытия как абсолютное совершенство. Та неопределимая добротность, оправданность в себе, которою насквозь пропитана полнота бытия, принадлежит, вследствие органической целостности ее, также и каждому моменту ее. Поэтому всякий необходимый аспект полноты бытия воспринимается и переживается как нечто такое, что само в себе есть добро, само в своем содержании оправдано как долженствующее быть. Таковы любовь, истина, свобода, красота, нравственное добро. Все эти аспекты Царства Божия с Господом Богом во главе запечатлены чертами, присущими Абсолютному Добру, такими как несамозамкнутость, непричастность какому бы то ни было враждебному противоборству, совместимость, сообщаемость, бытие для себя и для всех, самоотдача.

Таким образом, в Боге и в Царстве Божием, а также в первозданном мире есть только самоценности, нет ничего, что было бы лишь средством, все они абсолютны и объективны, т. е. общезначимы, так как здесь нет никакого изолированного, обособившегося бытия.

Вслед за учением о положительных ценностях, т. е. добре, легко уже развить учение об отрицательных ценностях. Отрицательную ценность, т. е. характер зла (в широком, а не этическом лишь значении) имеет все то, что служит препятствием к достижению абсолютной полноты бытия. Из этого, однако, не следует, будто зло, например болезнь, эстетическое безобразие, ненависть, предательство и т. п., сами в себе безразличны и только постольку, поскольку следствием их является недостижение полноты бытия, они суть зло; как добро оправдано само в себе, так и зло есть нечто само в себе недостойное, заслуживающее осуждения; оно само в себе противоположно абсолютной полноте бытия как абсолютному добру.

Но в отличие от Абсолютного Добра, зло не первично и не самостоятельно. Во-первых, оно существует только в тварном мире, и то не в первозданной сущности его, а первоначально как свободный акт воли субстанциальных деятелей, и производно как следствие этого акта. Во-вторых, злые акты воли совершаются под видом добра, так как направлены всегда на подлинную положительную ценность, однако в таком соотношении с другими ценностями и средствами для достижения ее, что добро подменяется злом: так, быть Богом есть высшая положительная ценность, но самочинное присвоение себе этого достоинства тварью есть величайшее зло, именно зло сатанинское. В-третьих, осуществление отрицательной ценности возможно не иначе, как путем использования сил добра. Эта несамостоятельность и противоречивость отрицательных ценностей особенно заметна в сфере сатанинского зла .

Познакомившись с общим учением о ценностях, постараемся отдать отчет о месте красоты в системе ценностей. Непосредственное созерцание несомненно свидетельствует, что красота есть абсолютная ценность , т. е. ценность, имеющая положительное значение для всех личностей, способных воспринимать ее. Идеал красоты осуществлен там, где действительно осуществлена всеобъемлющая абсолютная ценность совершенной полноты бытия , именно этот идеал реализован в Боге и в Царстве Божием. Совершенная красота есть полнота бытия, содержащая в себе совокупность всех абсолютных: ценностей, воплощенная чувственно. Хотя идеальная красота включает в себя все остальные абсолютные ценности, она вовсе не тожественна им и представляет собою в сравнении с ними особую новую ценность, возникающую в связи с чувственною воплощенностью их.

Изложенное мною учение о ценностях есть онтологическая теория ценностей. Также и высказанное мною учение об идеале красоты есть онтологическое понимание красоты: в самом деле, красота есть не какая-либо прибавка к бытию, а само бытие, прекрасное или безобразное в тех или иных своих бытийственных содержаниях и формах.

Определение идеала красоты высказано мною без доказательств. Каким методом можно обосновать его? – Конечно, не иначе, как путем опыта, но это – опыт высшего порядка, именно мистическая интуиция в сочетании с интеллекту шитою (умозрительною) и чувственною интуициею. Что разумею я под еловом “опыт”, точные сведения об этом можно получить, лишь познакомившись с разработанною мною теориею знания, которую я называю интуитивизмом. Она подробно изложена в моей книге “Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция” <Париж, 1938> и в моей системе “Логики”. Слову “интуиция" я придаю следующее значение: непосредственное созерцание познающим субъектом самого бытия в подлиннике, а не в виде копий, символов, конструкций, производимых рассудком и т. п.

2. Абсолютно совершенная красота Богочеловека и Царства Божия

Бог в своей глубине есть нечто несказанное, не соизмеримое с миром. Тот отдел богословия, в котором идет речь о Боге в этом смысле слова, называется отрицательным (апофатическим) богословием, потому что в нем высказываются лишь отрицания всего, что есть в тварном мире: Бог не есть Разум, не есть Дух, не есть даже бытие в земном значении этих слов; совокупность этих отрицаний приводит к мысли, что Бог есть Ничто, – не в смысле пустоты, а в смысле такой положительности, которая стоит выше всякого ограниченного тварного “что”. Отсюда в отрицательном богословии возникает возможность обозначать Бога и положительными терминами, заимствованными из области тварного бытия, но с указанием превосходства Его: Бог есть Сверхразумное, Сверхличное, Сверхбытийственное и т. д. начало. И даже в положительном (катафатическом) богословии, где речь идет о Боге как триединстве Лиц – Бога-Отца, Сына и Духа Святого, все понятия, используемые нами, применяются лишь по аналогии с тварным бытием, а не в собственном земном их смысле. Так, например, личное бытие Бога глубоко отлично от нашего: Бог, будучи единым по существу, трехличен, что невозможно для человека.

Из всего сказанного ясно, что и красота, присущая Богу как личности, есть нечто глубоко отличное от всего, что существует в тварном мире, и может быть названа этим словом лишь в несобственном смысле. Однако именно вследствие глубокой онтологической пропасти, отделяющей Божественное сверхбытие от тварного бытия, Господь Бог, согласно основному христианскому догмату, снизошел к миру и интимно приблизился к нему путем воплощения Второго Лица св. Троицы. Сын Божий, Логос, сотворив идею совершенной человечности, Сам усваивает ее себе как вторую природу Свою, и от века стоит во главе Царства Божия как Небесный человек и притом Богочеловек .

Мало того, в определенную историческую эпоху Богочеловек нисходит из Царства Божия и вступает в наше психо-материальное царство бытия, приняв образ раба. В самом деле, как Небесный человек он имеет космическое тело , объемлющее весь мир, а в своем явлении на земле в Палестине как Иисус Христос Он жил даже в ограниченном несовершенном теле, представляющем собой следствие греха. Будучи Сам безгрешным, Он тем не менее принял на Себя следствия греха – несовершенное тело, крестные страдания и смерть, и показал нам, что, даже и находясь в условиях жизни падших существ, человеческое Я может осуществить духовную жизнь, вполне следующую воле Божией. Мало того, в своих явлениях после воскресения Он показал нам, что даже и ограниченное человеческое тело может быть преображенным, прославленным, свободным от несовершенств материальной телесности. Явление Христа в духоносном теле есть наиболее высокое доступное нам символическое выражение Бога на земле: в нем осуществлены все совершенства в чувственном воплощении, следовательно, реализован также идеал красоты.

Мне скажут, что высказанные мной мысли суть лишь моя догадка, не подтвержденная никаким опытом. На это я отвечу, что такой опыт существует: Иисус Христос являлся на земле в прославленном теле не только в ближайшее время после своего воскресения, но и во все последующие века вплоть до нашего времени. Об этом мы имеем свидетельства многих святых и мистиков. В тех случаях, когда лица, удостоившиеся этих видений, сообщают о них более или менее подробно, они, обыкновенно, отмечают красоту виденного ими образа, превосходящую все, что есть на земле. Так, св. Тереза (1515–1582) говорит: “Во время молитвы Господь соизволил показать мне только свои руки, которые блистали такою чудесною красотою, что я этого и выразить не могу”. “Спустя несколько дней я увидела также Его божественное лицо”; “я не могла понять, почему Господь, который потом оказал мне и ту милость, что я Его созерцала всего, являлся мне так постепенно. Впоследствии я усмотрела, что Он вел меня сообразно моей естественной слабости: такое низкое и жалкое творение не могло бы вынести видеть сразу столь великую славу”. “Вы, может быть, подумаете, что для созерцания столь прекрасных рук и столь прекрасного лица не нужно такой большой силы духа. Но прославленные тела так сверхъестественно прекрасны и излучают такую славу, что при виде их совершенно бываешь вне себя”. “Во время мессы в день св. Павла явилась мне святая человечность Господа, как ее изображают в Воскресении с красотою и величием, как я уже описала вашей милости” (духовному отцу) "по вашему приказанию”. “Одно только я хочу еще сказать: если бы на небесах для услаждения наших глаз не было ничего, кроме вида возвышенной красоты прославленных тел, особенно человечности Господа нашего Иисуса Христа, то уже это было бы чрезвычайным блаженством. Если этот вид даже здесь, где Его величие является только сообразно нашей слабости, уже доставляет такое блаженство, что же будет там, где наслаждение этим благом будет полным”. “Уже белизна и блеск такого видения превосходит все, что можно представить себе на земле. Это не блеск, который ослепляет, а любезная белизна, излучающееся сияние, которое не причиняет боли созерцающему, но доставляет высшее наслаждение. Также свет, который при этом светит, чтобы можно было созерцать такую божественную красоту, не ослепляет”. “В сравнении с этим светом даже видимая нами ясность солнца – тьма”; “это свет, не знающий ночи, но всегда светящий, ничем не затемнимый” .

Описанные с таким восторгом явления Христа св. Тереза видела “глазами души”. Это были, следовательно, “имагинативные” видения, в которых чувственные качества даны человеческой душе как бы изнутри ее самой; тогда как в “сенсорных” видениях они даны как ощущаемые извне. От них отличаются “интеллектуальные” созерцания, в которых уму человека предстоит сама нечувственная сущность Бога или членов Царства Божия. Впрочем, говорит св. Тереза, оба вида созерцаний почти всегда происходят вместе, т. е. созерцание имагинативное, дополненное созерцанием интеллектуальным: “глазами души видишь совершенство, красоту и славу святейшей человечности Господа” и вместе с тем “познаешь, что Он – Бог, что Он – могуществен и все может, все приводит в порядок, всем управляет и все наполняет своею любовью” (371) .

Также и члены Царства Божия блистают своею неземною красотою. “В день св. Клары”, рассказывает св. Тереза, “когда я собиралась причащаться, мне явилась эта святая в великой красоте” (XXXIII гл., стр. 463). О видении Божией Матери св. Тереза сообщает: “чрезвычайна была красота, в которой я увидела ее” (466).

Средневековый мистик доминиканский монах бл. Генрих Сузо жил наполовину на земле, наполовину в Божественном мире, красоту которого он описывает в особенно ярких, живых красках. Рассказывая о своих видениях Иисуса Христа, Божией Матери, ангелов, Сузо всегда отмечает чрезвычайную красоту их. Особенно часто он видел небожителей, слыша вместе с тем их пение, игру на арфе или скрипке, небесная красота которых несказанна. В одном видении, например, перед ним “открылось небо и он увидел ангелов, летающих вниз и вверх в светлых одеждах, он услышал их пение, самое прекрасное из всего, что он когда-либо слышал. Они пели особенно о нашей любимой Деве Марии. Песнь их звучала так сладостно, что душа его расплывалась от наслаждения” .

В русской литературе есть особенно ценное для целей учения о красоте описание того, что видел и пережил помещик Н.А. Мотовилов, когда он зимою 1831 г. посетил св. Серафима Саровского (1759–1833). Они находились в лесу недалеко от кельи святого и беседовали о цели христианской жизни. “Истинная <же> цель нашей христианской жизни”, говорил св. Серафим, “состоит в стяжании Духа Святого Божиего”. – “Каким же образом”, спросил я батюшку отца Серафима, “узнать мне, что я нахожусь в благодати Духа Святого?” “Тогда о. Серафим взял меня весьма крепко за плечи и сказал мне: “Мы оба теперь, батюшка, в Духе Божием с тобою… что же ты не смотришь на меня?”

Я отвечал:

– Я не могу, батюшка, смотреть, потому что из глаз ваших молнии сыпятся. Лицо ваше сделалось светлее солнца, и у меня глаза ломит от боли.

О. Серафим сказал:

– Не устрашайтесь, ваше Боголюбие, и вы теперь сами также светлы стали, как и я сам. Вы сами теперь в полноте духа Божиего, иначе вам нельзя было бы и меня таким видеть.

И, преклонив ко мне свою голову, он тихонько на ухо сказал мне:

– Благодарите же Господа Бога за неизреченную к вам милость Его. Вы видели, что я не перекрестился даже, а только в сердце моем мысленно помолился Господу Богу и внутри себя сказал: Господи, удостой его ясно и телесными глазами видеть то сошествие Духа Твоего, которым Ты удостаиваешь рабов Своих, когда благоволишь являться в свете великолепной славы Твоей. И вот, батюшка, Господь и исполнил мгновенно смиренную просьбу убогого Серафима… Как же не благодарить Его за этот Его неизреченный дар нам обоим. Этак, батюшка, не всегда и великим пустынникам являет Господь Бог милость Свою. Это благодать Божия благоволила утешить сокрушенное сердце ваше, как мать чадолюбивая по предстательству Самой Матери Божией. Что же, батюшка, не смотрите мне в глаза? Смотрите просто и не убойтесь. – Господь с нами!

Я взглянул после этих слов в лицо его, и напал на меня еще больший благоговейный ужас. Представьте себе в средине солнца, в самой блистательной яркости его полуденных лучей лицо человека, с вами разговаривающего. Вы видите движение уст его, меняющееся выражение его глаз, слышите его голос, чувствуете, что кто-то вас руками держит за плечи, но не только рук этих не видите, не видите ни самих себя, ни фигуры его, а только один свет ослепительный, простирающийся далеко, на несколько сажен кругом, и озаряющий ярким блеском своим снежную пелену, покрывающую поляну, и снежную крупу, осыпающую сверху и меня и великого старца. Возможно ли представить себе то положение, в котором я находился тогда!

– Что же чувствуете вы теперь? – спросил меня о. Серафим.

– Необыкновенно хорошо! – сказал я.

– Да как же хорошо? Что именно?

Я отвечал:

– Чувствую я такую тишину и мир в душе моей, что никакими словами выразить не могу!

– Это, ваше Боголюбие, – сказал батюшка о. Серафим, – тот мир, про который Господь сказал ученикам Своим: “мир Мой даю вам, не яко же мир дает, Аз даю вам. Аще бы от мира бысте были, мир убо свое любил бы, но Аз избрах вас от мира, сего ради ненавидит вас мир. Но дерзайте, яко Аз победих мир”. Вот этим-то людям, ненавидимым от мира сего, избранным же от Господа, и дает Господь тот мир, который вы в себе теперь чувствуете. “Мир” по слову апостольскому “всякий ум преимущий” (Фил. 4, 7).

Что же еще чувствуете вы? – спросил меня о. Серафим.

– Необыкновенную сладость! – отвечал я.

И он продолжал:

– Это та сладость, про которую говорится в Священном Писании: “от тука дому Твоего упиются и потоком сладости Твоея напоиши я”. Вот эта-то теперь сладость преисполняет и разливается по всем жилам нашим неизреченным услаждением. От этой-то сладости наши сердца как будто тают, и мы оба исполнены такого блаженства, какое никаким языком выражено быть не может… Что же еще вы чувствуете?

– Необыкновенную радость во всем моем сердце!

И батюшка отец Серафим продолжал:

– Когда Дух Божий снисходит к человеку и осеняет его полнотою Своего наития, тогда душа человеческая преисполняется неизреченною радостью, ибо Дух Божий радостно творит все, к чему бы Он ни прикоснулся, это та самая радость, про которую Господь говорит в Евангелии Своем: “жена, егда рождает, скорбь имать, яко ирииде год ея; егда же родить отроча, к тому не помнит скорби за радость, яко родися человек в мир. В мире скорбни будете, но егда узрю вы, возрадуется сердце ваше, и радости вашея никто не возьмет от вас”. Но как бы ни была утешительна радость эта, которую вы теперь чувствуете в сердце своем, все-таки она ничтожна в сравнении с тою, про которую сам Господь устами Своего апостола сказал, что радости той “ни око не виде, ни ухо не слыша, ни на сердце человеку не вздоша благая, яже уготова Бог любящим Его”. Предзадатки этой радости даются нам теперь, и если от них так сладко, хорошо и весело в душах наших, то что сказать о той радости, которая уготована на небесах плачущим здесь на земле? Вот и вы, батюшка, довольно поплакали в жизни вашей, и смотрите-ка, какой радостью утешает вас Господь еще в здешней жизни.

Что же вы еще чувствуете, ваше Боголюбие?

Я отвечал:

– Теплоту необыкновенную!

– Как, батюшка, теплоту? Да ведь мы в лесу сидим. Теперь зима на дворе, и под ногами снег, и на нас более вершка снегу, и сверху крупа падает… Какая же может быть тут теплота?

Я отвечал:

– А такая, какая бывает в бане, когда поддадут на каменку и когда из нее столбом пар валит…

– И запах, – спросил он меня, – такой же, как из бани?

– Нет, – отвечал я, – на земле нет ничего подобного этому благоуханию. Когда, еще при жизни матушки моей, я любил танцевать и ездить на балы и танцевальные вечера, то матушка моя опрыснет меня бывало духами, которые покупала в лучших модных магазинах Казани, но и те духи не издают такого благоухания…

И батюшка о. Серафим, приятно улыбнувшись, сказал:

– И сам я, батюшка, знаю это точно так же как и вы, да нарочно опрашиваю у вас – так ли вы это чувствуете. Сущая правда, ваше Боголюбие! Никакая приятность земного благоухания не может быть сравнена с тем благоуханием, которое мы теперь ощущаем, потому что нас теперь окружает благоухание Святаго Духа Божия. Что же земное может быть подобно ему? Заметьте же, ваше Боголюбие, ведь вы сказали мне, что кругом нас тепло как в бане, а посмотрите-ка, ведь ни на вас, ни на мне снег не тает и над нами так же. Стало быть, теплота эта не в воздухе, а в нас самих. Она-то и есть та самая теплота, про которую Дух Святой словами молитвы заставляет нас вопиять к Господу: “Теплотою Духа Твоего Святого согрей мя”. Ею-то согреваемые пустынники и пустынницы не боялись зимнего мраза, будучи одеваемы, как в теплые шубы, в благодатную одежду, от Святаго Духа истканную. Так ведь и должно быть на самом деле, потому что благодать Божия должна обитать внутри нас, в сердце нашем, ибо Господь сказал: “царство Божие внутрь вас есть”. Под царствием же Божием Господь разумел благодать Духа Святого. Вот это царствие Божие внутрь вас теперь и находится, а благодать Духа Святого и отвне осиявает и согревает нас и, преисполняя многоразличным благоуханием окружающий нас воздух, услаждает наши чувства пренебесным услаждением, наполняя наши сердца радостью неизглаголанною. Наше теперешнее положение есть то самое, про которое апостол говорит: “царство Божие несть пища и питие, но правда и мир о Духе Святе”. Вера наша состоит “не в убедительных человеческия мудрости словесех, но в явлениях духа и силы”. Вот в этом-то состоянии мы теперь с вами и находимся. Про это состояние именно и сказал Господь: “ суть нецни от зде стоящих, иже не имуть вкусити смерти, дондеже видят царствие Божие, пришедшее в силе”… Вот батюшка, ваше Боголюбие, какой неизреченно радости сподобил нас теперь Господь Бог!.. Вот что значит быть в полноте Духа Святаго, про которую Снятый Макарий Египетский пишет: “Я сам был в полноте Духа Святого”. Этою-то полнотою Духа Святаго и нас, убогих, преисполнил теперь Господь… Ну, уж теперь нечего более, кажется, спрашивать, ваше Боголюбие, каким образом бывают люди в благодати Духа Святаго!.. Будете ли вы помнить теперешнее явление неизреченной милости Божией, посетившей нас?

– Не знаю, батюшка! – сказал я, – удостоит ли меня Господь навсегда помнить так живо и явственно, как теперь я чувствую, эту милость Божию.

– А я мню, – отвечал мне отец Серафим, – что Господь поможет вам навсегда удержать это в памяти вашей, ибо иначе благость Его не приклонилась бы так мгновенно к смиренному молению моему и не предварила бы так скоро послушать убогого Серафима, тем более что и не для вас одних дано вам разуметь это, а через вас для целого мира, чтобы вы сами утверждались в деле Божием и другим могли бы быть полезными”.

В рассказе Мотовилова нет слова “красота”, но оно имеется в свидетельстве послушника Иоанна Тихонова (впоследствии игумен Иоасаф), который сообщил следующий рассказ старца Серафима: “Некогда, читая в Евангелии от Иоанна слова Спасителя, что в дому Отца Моего обители многи суть , я убогий остановился на них мыслию, и возжелал видеть сии небесныя жилища. Пять дней и ночей провел в бдении и молитве, прося у Господа благодати того видения. И Господь действительно по великой Своей милости, не лишил меня утешения по вере моей, и показал мне сии вечные кровы, в которых я, бедный странник земной, минутно туда восхищенный (в теле или бестелесно , не знаю), видел неисповедимую красоту небесную и живущих там: великого предтечу и крестителя Господня Иоанна, апостолов, святителей, мучеников и преподобных отец наших: Антония Великого, Павла Фивейского, Савву Освященного, Онуфрия Великого, Марка Фраческого, и всех святых, сияющих в неизреченной славе и радости, каких оно не видело, ухо не слышало, и на помышления человеку не приходило , но какия уготовал Бог любящим Его.

С этими словами о. Серафим замолчал. В это время он склонился несколько вперед, голова его с закрытыми очами поникла долу, и простертою дланию правой руки он одинаково тихо водил против сердца. Лицо его постепенно изменялось и издавало чудный свет, и наконец до того просветилось, что невозможно было смотреть на него; на устах же и во всем выражении его была такая радость и восторг небесный, что по истине можно было назвать его в это время земным ангелом и небесным человеком. Во все время таинственного своего молчания он как будто что-то созерцал с умилением и слушал что-то с изумлением. Но чем именно восхищалась и наслаждалась душа праведника – знает один Бог. Я же, недостойный, сподобясь видеть о. Серафима в таком благодатном состоянии, и сам забыл бренный состав свой в эти блаженныя минуты. Душа моя была в неизъяснимом восторге, духовной радости и благоговения. Даже доселе, при одном воспоминании, чувствую необыкновенную сладость и утешение”.

После продолжительного молчания о. Серафим стал говорить о блаженстве, ожидающем душу праведника в Царстве Божием, и закончил беседу словами: “Там нет ни болезней, ни печали, ни воздыхания, там сладость и радость неизглаголанныя, там праведники просветятся, как солнце. Но если той небесной славы и радости не мог изъяснить и сам батюшка-апостол Павел, то какой же другой язык человеческий может изъяснить красоту горняго селения, в котором водворяются праведныя души!” .

Поэтическое описание мистического опыта, открывающего совершенную красоту Царства Божия, дано Вл. Соловьевым в его стихотворении “Три свидания”. На десятом году жизни у Соловьева было видение, повторившееся впоследствии еще два раза и повлиявшее на всю его философскую систему. Возникло оно у него в связи с его первою любовью. Девочка, в которую он был влюблен, оказалась равнодушною к нему. Охваченный ревностью, он стоял в церкви у обедни. Внезапно все окружающее исчезло из его сознания, и то нездешнее, что он увидел, он описывает так в стихотворении, написанном незадолго до смерти:

Лазурь кругом, лазурь в душе моей,

Пронизана лазурью золотистой,

В руке держа цветок нездешних стран,

Стояла ты с улыбкою лучистой,

Кивнула мне и скрылася в туман.

И детская любовь чужой мне стала,

Душа моя – к житейскому слепа…

То, что он увидел, он истолковал впоследствии как явление Премудрости Божией, Софии – Вечного и Совершенного Женственного начала.

В возрасте 22-х лет Соловьев, желавший изучить “индийскую, гностическую и средневековую философию”, увлекаясь проблемою Софии, получил заграничную командировку для подготовки к профессорской деятельности и отправился в Лондон с целью заниматься в библиотеке Британского Музея. В его записной книжке этого времени сохранилась молитва его о нисшествии Пресвятой Божественной Софии. И в самом деле, здесь он испытал во второй раз видение Софии. Однако оно не удовлетворило его своей неполнотою; думая об этом и настойчиво желая видеть ее вполне, он услышал внутренний голос, сказавший ему: “В Египте будь!” Бросив все занятия в Лондоне, Соловьев отправился в Египет и поселился в гостинице в Каире. Пожив там некоторое время, он однажды вечером отправился пешком в Фиваиду без припасов, в городском костюме – в цилиндре и пальто. В двадцати километрах от города он встретил в пустыне бедуинов, которые сначала страшно испугались, приняв его за черта, потом, по-видимому, ограбили его и ушли. Была ночь, слышался вой шакалов, Соловьев лег на землю и в стихотворении “Три свидания” так рассказывает то, что произошло при утренней заре:

И я уснул; когда ж проснулся чутко, -

Дышали розами земля и неба круг.

И в пурпуре небесного блистанья

Очами полными лазурного огня

Глядела ты, как первое сиянье

Всемирного и творческого дня.

Что есть, что было, что грядет вовеки -

Все обнял тут один недвижный взор…

Синеют подо мной моря и реки,

И дальний лес, и выси снежных гор.

Все видел я, и все одно лишь было, -

Один лишь образ женской красоты…

Безмерное в его размер входило, -

Передо мной, во мне – одна лишь ты.

О, лучезарная! Тобой я не обманут!

Я всю тебя в пустыне увидал…

В моей душе те розы не завянут,

Куда бы ни умчал житейский вал.

И в самом деле, система, разработка которой наполнила всю жизнь Соловьева, по мнению многих исследователей, может быть названа “философией Вечной женственности”.

Величайшие греческие философы Платон и Плотин, восходя к высшему царству бытия, подобно Соловьеву, не только путем мышления, но и с помощью мистического опыта, характеризуют его как область совершенной красоты. В диалоге “Пир” Сократ передает то, что ему сообщила Диотима о прекрасном: “Что мы подумали бы, если бы кому случилось увидеть само прекрасное ясным, как солнце, чистым, не смешанным, не наполненным человеческой плотью, со всеми ее красками и многой другой смертною суетою, но если бы ему возможно было увидеть само божественное прекрасное единообразным? Как ты думаешь, была ли бы плохою жизнь человека, смотрящего туда, видящего постоянно это прекрасное и пребывающего с ним? Сообрази, что только там, видя прекрасное тем органом, каким его видеть можно, он будет в состоянии рождать не призрак добродетели, но – так как он соприкасается не с призраком – истинную добродетель, – так как он соприкасается с истиною” .

В диалоге “Государство” (VII книга) Сократ говорит: “В области познаваемого идея добра есть высшее и едва доступное созерцанию; но усмотрев ее, нельзя не заключить, что она есть причина всего правого и прекрасного, порождающая в царстве видимого свет и источник света, а в царстве умопостигаемого она господствует, обеспечивая истину и постижение”. Свою мысль он поясняет мифом о пещере, в которой находятся скованные люди, могущие видеть на стене пещеры только тени вещей, проносимых за их спиною перед костром; кому-нибудь из них удается, высвободившись из цепей, выйти из пещеры и он, когда глаза его привыкнут к свету, видит солнце и освещенную им живую богатую содержанием, подлинную действительность. В этом мифе высшее сверхмировое начало, идея Добра, сравнивается с солнцем, а царство совершенных умопостигаемых идей с предметами, освещенными солнцем. Московский философ Владимир Эри, автор замечательной книги “Борьба за Логос” (сборник его статей, изданный в 1911 г.), начал печатать в 1917 г. статью, в которой задался целью показать, что “солнечное постижение” Платона было высшей ступенью его духовного опыта . Вероятно, в этой статье он пришел бы к мысли, что платоновское царство умопостигаемого соответствует христианскому представлению о Царстве Божнем. К сожалению, Эрн умер, не закончив печатание своей статьи.

В философии Плотина над земною действительностью стоят три высшие начала: Единое, Дух и Мировая душа. Во главе всего стоит Единое, которое соответствует платоновской идее Добра. Оно невыразимо в понятиях (предмет отрицательного богословия), и потому, когда Плотин хочет выражаться вполне точно, он называет его Сверхъединым, также Сверхдобрым. Из него происходит Царство Духа, состоящее из идей, которые суть живые существа, и, наконец, третью ступень занимает Мировая душа. Как у Платона идея Добра есть “причина всего правого и прекрасного”, так и у Плотина Единое есть “источник и первооснова прекрасного”*. Идеал прекрасного осуществлен в Царстве Духа, умопостигаемую красоту которого Плотин, между прочим, характеризует такими чертами: в этом царстве “всякое существо имеет в себе весь (духовный) мир и созерцает его целиком во всяком другом существе, так что повсюду находится все, и все есть все, и каждое есть все, и беспределен блеск этого мира”. """Здесь”, т. е. у нас на земле, “всякая часть исходит из другой, и остается только частью, там же всякая часть происходит из целого, причем целое и часть совпадают. Кажется частью, а для острого глаза, как у мифического Линкея, который видел внутренность земли, открывается как целое” .

В своей книге “Мир как органическое целое” <М., 1917> (гл. VI) я стараюсь показать, что Царство Духа в системе Плотина соответствует христианскому пониманию Царства Божия как царства любви. Таким образом, и в христианском представлении о мире, и в учении Плотина, завершающем собою все древнегреческое мышление, так как философия Плотина есть синтез систем Платона и Аристотеля , Царство Божие рассматривается как область, где осуществлен идеал красоты.

Состав совершенной красоты

1. Чувственная воплощенность

Опыт о Царстве Божием, достигаемый в видениях святых и мистиков, заключает в себе данные чувственной, интеллектуальной и мистической интуиции в неразрывном сочетании. Во всех этих трех своих сторонах он представляет собою непосредственное созерцание человеком самого бытия. Однако в человеческом сознании это созерцание слишком мало дифференцировано: очень многие данные этого опыта только сознаны, но не опознаны, т. е. не выражены в понятии. Это одно из глубоких отличий нашей земной интуиции от интуиции, свойственной Божественному всеведению. В Божественном разуме интуиция, как говорит об этом от. П. Флоренский, сочетает дискурсивную расчлененность (дифференцированность) до бесконечности с интуитивною интегрированностью до единства .

Чтобы поднять на большую высоту знание о Царстве Божием, получаемое в видениях, нужно дополнить его умозрительными выводами, вытекающими из знания основ Царства Божия, именно из того, что оно есть царство личностей, любящих Бога больше себя и все остальные существа, как себя. Единодушие членов Царства Божия освобождает их от всех несовершенств нашего психо-материального царства и, отдавая себе отчет в том, какие отсюда получаются следствия, мы будем в состоянии выразить в понятиях различные аспекты добротности этого Царства, а следовательно, и аспекты, необходимо присущие идеалу красоты.

Красота, как уже сказано, всегда есть духовное или душевное бытие, чувственно воплощенное, т. е. неразрывно спаянное с телесною жизнью. Словом “телесность” я обозначаю всю совокупность пространственных процессов, производимых каким-либо существом: отталкивания и притяжения, возникающий отсюда относительно непроницаемый объем, движения, чувственные качества света, звука, тепла, запаха, вкуса и всевозможные органические ощущения. Во избежание недоразумений надо помнить, что словом “тело” я обозначаю два глубоко отличные друг от друга понятия: во-первых, тело какого-либо субстанциального деятеля есть совокупность всех субстанциальных деятелей, подчинившихся cmi/ для совместной жизни; во-вторых, тело того же деятеля есть совокупность всех пространственных процессов, производимых им вместе с его союзниками. Путаницы от этого не может произойти, потому что из контекста в большинстве случаев сразу видно, в каком смысле употреблено слово “тело”.

В психо-материальном царстве тела всех существ материальны, т. е. суть относительно непроницаемые объемы , представляющие собою действия взаимного отталкивания этих существ. Отталкивания возникают между ними как следствие их себялюбия. В Царстве Божием ни одно существо не преследует никаких эгоистических целей, они любят все другие существа, как самих себя, и, следовательно, не производят никаких отталкиваний. Отсюда вытекает, что члены Царства Божия не имеют материальных тел. Значит ли это, что они бесплотные духи? Нет, никоим образом. Материальных тел у них нет, но они обладают преображенными телами, т. е. телами, состоящими из пространственных процессов света, звука, тепла, аромата, органических ощущений. От материальных тел преображенные тела глубоко отличаются тем, что они взаимно проницаемы, и тем, что материальные преграды для них не существуют.

В психо-материальном царстве телесная жизнь, состоящая из чувственных переживаний и чувственных качеств, есть необходимая составная часть богатства и содержательности бытия. Высокую ценность имеют бесчисленные органические ощущения, например ощущения насыщения и нормального питания всего тела, ощущения телесного благополучия, бодрости и свежести, телесной жизнерадостности, кинэстетические ощущения, половая жизнь в том ее аспекте, который связан с телесностью, также все ощущения, входящие в состав эмоций. Не меньшую ценность имеют чувственные качества и переживания света, звука, тепла, запахов, вкуса, осязательных ощущений. Все эти телесные проявления имеют ценность не только сами по себе, как цветение жизни, но еще и ту ценность, что они служат выражением душевной жизни: явным образом такой характер имеют улыбка, смех, плач, бледнение, краснение, различные виды взгляда, вообще мимика, жесты и т. п. Но и все другие чувственные состояния, все звуки, тепло, холод, вкусы, запахи, органические ощущения голода, сытости, жажды, бодрости, усталости и т. п., суть телесные выражения духовной, душевной или, по крайней мере, психоидной жизни если не самого такого субъекта, как человеческое Я, то по крайней мере тех союзников, например клеток тела, которые ему подчинены.

Тесная связь духовной и душевной жизни с телесною станет очевидною, если принять во внимание следующее соображение. Попробуем мысленно вычесть из жизни все перечисленные чувственно-телесные состояния: то, что останется, окажется абстрактною душевностью и духовностью, столь бледной и лишенной теплоты, что ее нельзя будет считать вполне действительною: осуществленное бытие, заслуживающее названия реальности, есть воплощенная духовность и воплощенная душевность; разделение этих двух сторон действительности может быть произведено только мысленно и дает в результате две сами по себе безжизненные абстракции.

Согласно учению, изложенному мною, чувственные качества света, звука, тепла и т. п., а также вообще все органические ощущения голода, сытости, бледнения, краснения, удушья, освежающего дыхания чистым воздухом, сокращения мышц, переживание движений и т. п., если отвлечь от них наши интенциональные акты воспринимают их, т. е. иметь в виду не акт ощущения, а само ощущаемое содержание, имеют пространственно-временную форму и, следовательно, суть не психические состояния, а телесные . К области психического относятся лишь те процессы, которые имеют только временную форму без всякой пространственности: таковы, например, чувства, настроения, стремления, влечения, хотения, интенциональные акты воспринимания, обсуждения и т. п.

Психические состояния всегда интимно сплетены с телесными, например чувства печали, радости, страха, гнева и т. п. почти всегда суть не просто чувства, а эмоции или аффекты, состоящие в том, что чувство дополняется сложным комплексом телесных переживаний изменения в биении сердца, дыхания, состояния сосудодвигательной системы и т. п. Поэтому многие психологи не отличают телесной стороны от душевной. Так, например, в конце прошлого века появилась теория эмоций Джемса – Ланге, согласно которой эмоция есть только комплекс органических ощущений . Многие психологи даже отрицают существование интенциональных актов внимания, воспринимания, воспоминания, стремления и т. п.; они наблюдают только различия ясности и отчетливости предметов внимания, наблюдают только само воспринимаемое, вспоминаемое, служащее предметом стремления, а не психические акты субъекта, направленные на эти состояния или эти данные.

Кто ясно различает психические, т. е. только временные состояния, и телесные, т. е. пространственно-временные, тот вместе с тем легко усмотрит, что все телесные состояния творятся деятелями всегда на основе их психических или психоидных переживаний; поэтому всякое чувственное, телесное переживание, взятое в конкретной полной форме, есть психо-телесное или, по крайней мере, психоидно-телесное состояние. В нашем царстве бытия телесность имеет материальный характер: сущность ее сводится к действиям взаимного отталкивания и притяжения, в связи с которыми возникают механические движения; субстанциальные деятели производят такие акты целестремительно, т. е. руководясь своими стремлениями к той или иной цели. Следовательно, даже и механические телесные процессы не чисто телесны: все они суть психо-механические или психоидно-механические явления .

В нашем психо-материалъном царстве бытия жизнь каждого деятеля в каждом из его проявлений не вполне гармонична вследствие лежащего в ее основе себялюбия: каждый деятель более или менее раздвоен внутри самого себя, потому что основное его стремление к идеалу абсолютной полноты бытия не может быть удовлетворено никакими действиями, содержащими в себе примесь эгоизма; также и в отношении к другим деятелям всякое эгоистическое существо, по крайней мере отчасти, находится в разладе с ними . Поэтому и все чувственные качества и чувственные переживания, творимые деятелями психо-материального царства, всегда не вполне гармоничны; они создаются деятелями в сочетании с другими существами посредством сложных актов, среди которых есть и процессы отталкивания, что уже свидетельствует об отсутствии единодушия. Отсюда в составе чувственных качеств нашего царства бытия, наряду с положительными свойствами их, есть и отрицательные – перебои, хрипы и скрипы в звуках, нечистота, вообще та или другая дисгармония.

Телесные проявления (разумея под словом “тело” пространственные процессы) сложных существ, таких, например, как человек, никогда в нашем царстве бытия не бывают вполне точным выражением духовно-душевной жизни центрального деятеля, в данном случае человеческого Я. В самом деле, они творятся человеческим Я вместе с подчиненными ему деятелями, т. е. вместе с телом в первом принятом мною значении этого слова (см. выше, стр. 32). Но союзники человеческого Я отчасти самостоятельны, и потому нередко чувственные состояния, творимые ими, суть выражение не столько жизни человеческого Я, сколько их собственной жизни. Так, например, иной раз человек хотел бы выразить своим голосом самую трогательную нежность и вместо того, вследствие ненормального состояния голосовых связок, издает грубые хриплые звуки.

Иной характер имеет преображенная телесность членов Царства Божия. Их отношения друг к другу и ко всем существам всего мира проникнуты совершенною любовыо; поэтому никаких актов отталкивания они не совершают и непроницаемых материальных объемов их тела не имеют. Их телесность вся соткана из чувственных качеств света, звука, тепла, ароматов и т. п., творимых ими путем гармоничного сотрудничества со всеми членами Царства Божия. Отсюда понятно, что свет, звук, тепло, аромат и т. п. в этом царстве обладают совершенною чистотою и гармоничностью; они не ослепляют, не жгут, не разъедают тела; они служат выражением не биологической, а сверхбиологической жизни членов Царства Божия. В самом деле, члены этого царства не имеют материальных тел и не обладают органами питания, размножения, кровообращения и т. п., служащими для ограниченных потребностей единичного существа: целью всех их деятельностей служат духовные интересы, направленные на творение бытия, ценного для всей вселенной, и телесность их есть выражение их совершенной сверхбиологической духовной жизни. Нет такой силы вне Царства Божия и тем более внутри его, которая препятствовала бы совершенному выражению их духовности в их телесности. Поэтому преображенные тела их можно назвать духоноспыми. Понятно, что красота этого воплощения духа превосходит все встречающееся нам на земле, как это видно из свидетельств св. Терезы, Сузо, св. Серафима.

Мысль, что красота имеется лишь там, где осуществлена именно чувственная воплощенность положительных сторон душевной или духовной жизни, принадлежит, по-видимому, к числу особенно прочно установленных тезисов эстетики. Приведу лишь несколько примеров. Шиллер говорит, что прекрасное есть единство разумного и чувственного. Гегель устанавливает, что прекрасное есть “чувственное осуществление идеи” . Особенно подробно разработано это учение о чувственном воплощении душевности как необходимом условии красоты в обстоятельном труде Фолькельта “Система эстетики” . В русской философии это учение высказывают Вл. Соловьев, от. С. Булгаков.

Большинство эстетиков считают только “высшие” чувственные качества, воспринимаемые зрением и слухом, имеющими значение для красоты предмета. “Низшие” ощущения, например запахи, вкусы, слишком тесно связаны с нашими биологическими потребностями, и потому они считаются внеэстетическими. Я буду стараться показать, что это неверно, в следующей главе при обсуждении вопроса о земной красоте. Что же касается Царства Божия, опыт св. Серафима и его собеседника Мотовилова показывает, что в Царстве Божием ароматы могут входить в состав эстетически совершенного целого как ценный элемент. Приведу еще свидетельство Сузо. Видение общения с Богом и Царством Божиим, говорит он в своем жизнеописании, доставило ему несказанную “радость о Господе”; когда же видение закончилось, “силы его души были исполнены сладостного, небесного аромата, как бывает, когда высыпают из банки драгоценное благовоние, и банка после того все еще сохраняет благовонный запах. Этот небесный аромат еще долго после этого оставался в нем и возбуждал в нем небесное томление о Боге” .

Вся телесная чувственная сторона бытия есть внешнее, т. е. пространственное осуществление и выражение внутренней, не имеющей пространственной формы духовности и душевности. Душа и дух всегда воплощены; они действительны не иначе, как в конкретных единичных событиях, духовно-телесных или душевно-телесных. И великая ценность красоты связана не иначе, как с этим целым, заключающим в себе чувственно осуществленную телесность в неразрывной связи с духовностью и с душевностью. Н.Я. Данилевский высказал следующий афоризм: “Красота есть единственная духовная сторона материи, – следовательно, красота есть единственная связь этих двух основных начал мира. Т. е. красота есть единственная сторона, по которой она, материя, имеет цену и значение для духа, – единственное свойство, которым она отвечает соответствующим потребностям духа и которое в то же время совершенно безразлично для материи как материи. И наоборот, требование красоты есть единственная потребность духа, которую может удовлетворить только материя”. “Бог пожелал создать красоту, и для этого создал материю” . Нужно только сделать поправку к мысли Данилевского, именно указать на то, что необходимое условие красоты есть телесность вообще, а не непременно материальная телесность.

2. Духовность

Идеал красоты есть чувственно воплощенная совершенная духовность.

В предыдущем уже несколько раз приходилось говорить о духовности и душевности. Необходимо теперь дать определение этих двух понятий. Все духовное и душевное отличается от телесности тем, что не имеет пространственной формы. К области духовного относится вся та непространственная сторона бытия, которая имеет абсолютную ценность. Таковы, например, деятельности, в которых осуществляются святость, нравственное добро, открытие истины, художественное творчество, создающее красоту, а также связанные со всеми этими переживаниями возвышенные чувства. К области духа принадлежат также соответствующие идеи и все те идеальные основы мира, которые служат условием возможности указанных деятельностей, например субстанциальность деятелей, личностное строение их, формальное строение мира, выраженное в математических идеях и т. п. К области душевного , т. е. психического и психоидного, относится вся та непространственная сторона бытия, которая связана с себялюбием и имеет лишь относительную ценность.

Из сказанного ясно, что духовные начала пронизывают весь мир и служат его основою во всех его областях. Все душевное и все телесное имеет в своей основе, хотя бы в минимальной степени, духовную сторону. Наоборот, духовное бытие в Царстве Божием существует без всякой примеси душевного и без всякой материальной телесности; совершенные духи, члены Царства Божия, имеют не материальное, а духоносное преображенное тело, и это тело есть послушное средство для реализации и выражения неделимых и неистребимых благ красоты, истины, нравственного добра, свободы, полноты жизни.

3. Полнота бытия и жизни

Идеальная красота Царства Божия есть ценность жизни, осуществляющей абсолютную полноту бытия. Под словом “жизнь” здесь разумеется не биологический процесс, а целестремительная деятельность членов Царства Божия, творящая бытие, абсолютно ценное во всех смыслах, т. е. и нравственно доброе, и прекрасное, и содержащее в себе истину, свободу, мощь, гармонию и т. п.

Абсолютная полнота жизни в Царстве Божием есть осуществление в нем всех согласимых друг с другом содержаний бытия. Это значит, что в составе Царства Божия осуществляется только добротное бытие, никого и ничего не стесняющее, служащее целому, не взаимно выталкивающее, а, наоборот, в совершенстве взаимно проникающее. Так, в духовной стороне жизни деятельность разума, возвышенные чувства и хотения творить абсолютные ценности существуют совместно друг с другом, взаимно проникая и поддерживая друг друга. В телесной стороне жизни все эти деятельности выражаются в звуках, игре цветов и света, в тепле, ароматах и т. п., причем все эти чувственные качества взаимно проникают друг друга и пронизаны осмысленною духовностью.

Члены Царства Божия, творя полноту бытия, свободны от односторонностей, которыми изобилует наша скудная жизнь; они совмещают такие деятельности и качества, которые на первый взгляд кажутся противоположностями, исключающими друг друга. Чтобы понять, как это возможно, нужно принять во внимание различие между индивидуализирующими и противоборствующими противоположностями. Противоборствующие противоположности реально противоположны: при своей реализации они стесняют и уничтожают друг друга; таково, например, действие двух сил на один и тот же предмет в противоположных направлениях; наличие этих противоположностей обедняет жизнь. Наоборот, индивидуализирующие противоположности только идеально противоположны, именно – они в своем содержании отличны друг от друга, но это не мешает им при реализации быть творимыми одним и тем же существом так, что они взаимно дополняют друг друга и обогащают жизнь. Так, член Царства Божия может проявлять силу и отвагу совершенной мужественности и вместе с тем женственную мягкость; он может осуществлять всепроникающее мышление, пронизанное вместе с тем сильными и разнообразными чувствами. Высокое развитие индивидуальности личностей этого царства сопутствуется совершенным универсализмом содержания их жизни: в самом деле, действия каждой из этих личностей крайне своеообразны, но в них осуществляются абсолютно ценные содержания бытия, имеющие, следовательно, универсальное значение. В этом смысле в Царстве Божием достигнуто примирение противоположностей.

4. Индивидуальное личное бытие

В тварном мире, а также в более или менее доступной нам области Божественного бытия высшая ценность есть личность. Всякая личность есть действительный или возможный творец и носитель абсолютной полноты бытия. В Царстве Божием все члены его суть личности, творящие только такие содержания бытия, которые гармонически соотнесены со всем содержанием мира и с волею Божией; каждый творческий акт небожителей есть абсолютно ценное бытие, представляющее собой неповторимый и незаменимый аспект полноты бытия; иными словами, каждое творческое проявление членов Царства Божия есть нечто индивидуальное в абсолютном смысле, т. е. единственное не только по своему месту во времени и пространстве, а и по всему своему содержанию. Следовательно, и сами деятели Царства Божия суть индивидуумы , т. е. такие существа, из которых каждое есть вполне своеобразная, единственная, неповторимая и не заменимая другими тварными существами личность .

Каждая личность в Царстве Божием и даже каждый творческий акт ее, будучи единственным в мире, не может быть выражен посредством описаний, которые всегда состоят из суммы отвлеченных общих понятий; только художественное творчество великих поэтов может найти меткие слова и сочетания их, которые способны, правда, только намекнуть на своеобразие данной индивидуальности и подвести к созерцанию ее. Как предмет созерцания индивидуальная личность может быть охвачена лишь единством чувственной, интеллектуальной и мистической интуиции. Всякая личность в Царстве Божием, сполна реализующая свою индивидуальность в творении абсолютных ценностей, поскольку она и ее творения чувственно воплощены, представляет собой высшую ступень красоты. Отсюда следует, что эстетика, идеально разработанная так, как это возможно только для членов Царства Божия, должна решать все эстетические проблемы, исходя из учения о красоте личности как индивидуального чувственно воплощенного существа. Мы, члены грешного психо-материального царства, имеем слишком мало данных для того, чтобы дать об этой красоте полное точное учение, убедительно опирающееся на опыт. Видения святых и мистиков описаны ими слишком бегло; эстетикой они не занимаются и в своих описаниях, конечно, не задаются целью содействовать разработке эстетических теорий. К вопросу об идеале красоты, осуществленном в Царстве Божием, мы принуждены поэтому подходить лишь отвлеченно с помощью того обедненного опыта, который достигается в умозрении, т. е. в интеллектуальной интуиции.

Что интеллектуальная интуиция есть не конструирование предмета нашим умом, а тоже опыт (созерцание), имеющий в виду идеальную сторону предмета, это ясно всякому, кто знаком с теориею знания, разработанной мною под именем интуитивизма.

5. Аспекты идеальной красоты личности

Высшее по своей ценности основное проявление совершенной личности есть любовь к Богу , большая чем к себе, и любовь ко всем существам всего мира, равная любви к себе, и вместе с тем бескорыстная любовь также ко всем наличным абсолютным ценностям, к истине, нравственному добру, красоте, свободе и т. н. Возвышенная красота присуща всем этим видам любви в их чувственном воплощении, красота и общего выражения характера каждой такой личности, и всякого акта поведения ее, пронизанного любовью. Особенно значительна красота благоговейного созерцания славы Божией, молитвенного обращения к Богу и прославления Его путем художественного творчества всех видов.

Всякий член Царства Божия причастен Божественному всеведению. Поэтому, любя Бога и все существа, сотворенные им, всякий небожитель обладает совершенною мудростью, разумея под этим словом сочетание формального и материального разума. Материальный разум деятеля есть постижение им конечных абсолютно ценных целей мира и каждого существа, соответствующих Божественному замыслу о мире; формальный разум деятеля есть умение найти подходящие средства для достижения целей и использовать объективную формальную разумность мира, обеспечивающую систематичность и упорядоченность мира, без которой невозможно достижение абсолютного совершенства .

Обладание не только формальным, но и материальным разумом, т. е. мудростью, обеспечивает разумность всех деятельностей небожителя: они не только целестремительны, но также и отличаются высшей степенью целесообразности, т. е. совершенным достижением правильно поставленной, достойной цели. Мудрость, разумность во всех ее видах, целесообразность чувственно воплощенного поведения и сотворенных им предметов есть один из важных аспектов красоты.

Согласно Гегелю, существенный момент идеала красоты есть Истина. Он поясняет, что речь здесь идет не об истине в субъективном смысле, т. е. в смысле согласия моих представлений с познаваемым предметом, а об истине в объективном смысле. Об истине в субъективном смысле замечу, что и она имеет отношение к красоте: как видно из предыдущего, чувственно воплощенные деятельности познающего субъекта, в которых обнаруживается его разумность и познавание им истины, суть прекрасная действительность. Но Гегель, говоря об истине в объективном смысле, имеет в виду нечто более значительное, именно ту Истину, которая пишется с прописной буквы. В своих “Лекциях по эстетике” он следующим образом определяет это понятие: Истина в объективном значении состоит в том, что Я или событие реализует в действительности свое понятие, т. е. свою идею . Если тожества между идеею предмета и его осуществлением нет, то предмет принадлежит не к области “действительности” (Wirklichkeit), а к области “явления” (Егscheinung), т. е. он представляет собою объективацию лишь какой-либо абстрактной стороны понятия; поскольку она “придает себе самостоятельность против целости и единства”, она может исказиться до противоположности истинному понятию (стр. 144); такой предмет есть воплощенная ложь. Наоборот, где имеется тожество идеи и осуществления ее, там находится действительность, и она есть воплощенная Истина. Таким образом Гегель приходит к учению, что красота есть Истина: прекрасное есть “чувственное осуществление идеи” (144).

В связи с красотой разумности необходимо рассмотреть вопрос о ценности сознания и знания. Многие философы считают осознавание и опознавание деятельностями, свидетельствующими о несовершенстве и возникающими в те моменты, когда какое-либо существо страдает. Эдуард Гартманн особенно подробно развил учение о превосходстве и высоких достоинствах Бессознательного или Сверхсознания в сравнении с областью сознания. С этими учениями можно было бы согласиться лишь в том случае, если бы акты осознания и опознания неизбежно должны были раздроблять сознаваемое или творить низший вид бытия, неподвижного, пассивного, лишенного динамичности. Теория знания, разработанная мною под именем интуитивизма, показывает, что сущность актов осознания и опознания вовсе не ведет с необходимостью к указанным недостаткам. Согласно интуитивизму, интенциональные акты осознания и опознания, будучи направлены на тот или иной предмет, нисколько не изменяют его содержания и формы и лишь прибавляют то, что он становится для меня сознанным или даже познанным. Эта прибавка есть новая высокая ценность, и наличие ее само по себе не может ничему повредить. Надобно однако заметить, что живая действительность бесконечно сложна; поэтому полнота сознания и тем более знания о ней требует в каждом данном случае бесконечного множества интенциональных актов, следовательно, возможна только для Бога и членов Царства Божия, имеющих беконечные силы. Что же касается нас, членов психо-материального царства, мы способны в каждый данный момент совершать только весьма ограниченное количество актов осознания и опознания; поэтому наше сознание и знание всегда неполно, оно всегда отрывочно, фрагментарно. Из этой неполноты, если мы неосторожны и некритически относимся к своему знанию, возникают ошибки, искажения, заблуждения. Вследствие этой неполноты нашего сознания и знания область осознанного бытия по сравнению с областью бессознательного бытия менее органична, менее цельна и т. п. Но это вовсе не означает, что бессознательное выше сознательного. Это означает лишь, что нужно увеличивать свои силы, чтобы возводить на высоту сознания и знания как можно полнее область бессознательной жизни со всеми ее достоинствами, которые ничуть не умаляются от того, что проникаются светом сознания. В разуме Господа Бога и членов Царства Божия, которому присуще всеведение, все мировое бытие предстоит как насквозь пронизанное актами осознания и опознания, не подвергнутое отрывочным выборкам, а во всей своей цельности и динамичности.

Полнота жизни, богатство и разнообразие ее гармонически согласованного содержания есть существенная черта красоты Царства Божия. Достигается это богатство жизни, как пояснено выше, путем единодушного соборного творчества всех членов Царства Божия. Творческая мощь деятеля и проявление ее в деятельностях, обнаруживающих гениальность, есть чрезвычайно высокий элемент идеальной красоты. В Царстве Божием этот момент красоты осуществляется не только в единоличной деятельности небожителей, но и в коллективном, соборном творчестве их. Отсюда ясно, что эта красота бесконечно превосходит все, что нам случается наблюдать в земной жизни: и у нас гармоническое единство социальных деятельностей дает замечательные проявления красоты, однако гармония эта никогда не бывает полною уже потому, что цели земных социальных процессов в значительной мере содержат в себе примесь эгоистических стремлений.

Произведения соборного творчества, будут ли то поэтические, музыкальные творения или совместные воздействия на грешное царство бытия, благодаря единодушию небожителей, всеведению и всеобъемлющей любви их отличаются высшею степенью органической целостности: каждый элемент их гармонически соотнесен с целым и с другими элементами, и эта органичность есть существенный момент красоты.

Все свои действия члены Царства Божия осуществляют свободно на основе такого свободного своего проявления, как горячее чувство любви к Богу и ко всем существам. Надобно заметить, что формальная свобода, т. е. свобода воздержаться от любого действия и даже от любого хотения и заменить его другим, присуща всем личностям без исключения, даже и потенциальным. Детерминизм есть философское направление, кажущееся в высшей степени научным, а в действительности изумительно слабо обоснованное. В самом деле, единственный сколько-нибудь серьезный довод, который могут привести детерминисты в свою пользу, состоит в том, что всякое событие имеет причину. Но этой истины не отвергают и индетерминисты. Это само собой разумеется, что события не могут вспыхивать во времени сами собою; всегда есть причина, производящая их. Но если задуматься, что же именно причиняет события, и разработать точное понятие причинности, основанное на опыте, а не на произвольном допущении, то окажется, что именно ссылка на причинность и есть лучший довод в пользу индетерминизма. Подлинная причина события есть всегда тот или другой субстанциальный деятель; он творит событие, стремясь к какой-либо ценной с его точки зрения цели.

Только личность, действительная или возможная, т. е. только субстанциальный деятель, будучи сверхвременным, может быть причиною нового события; только субстанциальный деятель обладает творческого силою. События сами по себе не могут ничего причинять: они отпадают в прошлое и не могут творить будущего, в них нет творческой силы. Конечно, субстанциальный деятель творит новые события, имея в виду события окружающей среды, собственные предыдущие переживания и ценности, действительные или мнимые, но все эти данные суть только поводы для творения им нового события, а не причины. Все они, как можно сказать, пользуясь выражениями Лейбница, “склоняют, но не принуждают” (inclinant, non nécessitant) к действию. Увидев на улице плачущего ребенка, взрослый прохожий может подойти к нему, чтобы начать утешать его, но может и воздержаться от этого действия. Он всегда остается господином, стоящим выше всех своих проявлений и выше всех событий. Выбор другого действия всегда осмыслен, т. е. имеет в виду предпочтение другой ценности, однако это предпочтение абсолютно свободно, ничем не предопределено. Само собою разумеется, акт этого предпочтения все же имеет причину в установленном выше смысле, именно это событие возникает не само собою , а творится субстанциальным деятелем.

Ошибка детерминиста состоит в том, что он не только опирается на тезис “всякое событие имеет причину”, но еще и прибавляет к нему утверждения, будто причиною события служит одно или несколько предшествующих событий и будто за этою причиною событие следует законосообразно, всегда и везде с железною необходимостью. В действительности эти два утверждения совершенно произвольны, никогда и никем не были доказаны и не могут быть доказаны. В самом деле, события, отпадая в прошлое, не могут ничего производить, в них нет творческой силы; что же касается законосообразного следования одних событий за другими, такое строение природы никем не доказано: фактически наблюдается только большая или меньшая правильность течения событий, но она всегда может быть отменена субстанциальными деятелями и заменена другим течением событий. Детерминисты говорят, что если бы не было причинности как законосообразной связи событий, то невозможны были бы естественные науки, физика, химия и т. п. Они упускают из виду, что для возможности таких наук, как физика, химия, физиология, достаточно большей или меньшей правильности течения событий и вовсе не требуется абсолютная законосообразность их.

Установив господство личности над своими проявлениями, мы показываем, от чего она свободна: она свободна от всего, и формальная свобода ее абсолютна. Но пред нами встает еще вопрос, для чего , для творения каких содержаний бытия и ценностей свободна личность. Это – вопрос о .материальной свободе личности.

Себялюбивый деятель, принадлежащий к царству психо-материального бытия, в большей или меньшей степени обособлен от Бога и других существ. Он не способен к совершенному творчеству и принужден осуществлять свои стремления и замыслы только посредством своей собственной творческой силы и отчасти с помощью временных сочетаний с силами своих союзников; при этом он наталкивается почти всегда на более или менее действенное сопротивление других существ. Поэтому материальная свобода себялюбивого деятеля весьма ограничена. Наоборот, небожитель, творя абсолютно ценное бытие, встречает единодушную поддержку со стороны всех остальных членов Царства Божия; мало того, это соборное творчество небожителей поддерживается еще и присоединением к нему всемогущей творческой силы самого Господа Бога. Вражда сатанинского царства и себялюбие деятелей психо-материального царства не способны препятствовать стремлениям и замыслам небожителей, потому что их дух не подпадает никаким соблазнам и их преображенное тело не доступно никаким механическим воздействиям. Отсюда ясно, что творческая сила членов Царства Божия, поскольку она сочетается с силою самого Бога, безгранична: иными словами, не только формальная, но и материальная свобода их абсолютна .

Небожители вполне свободны от чувственных телесных страстей и от душевных страстей обидчивого самолюбия, гордыни, честолюбия и т. п. Поэтому в творческой деятельности их нет и тени внутренней связанности, принуждения, подчинения тягостному долгу: все, что они творят, вытекает из свободной совершенной любви к абсолютным ценностям. Как уже сказано, и внешние препятствия бессильны поставить преграды их деятельности. Стоит только представить себе эту все преодолевающую, безграничную мощь творчества, пронизанного любовью к творимому абсолютно ценному содержанию бытия, и станет ясно, что чувственное воплощение ее составляет существенный аспект красоты Царства Божия.

6. Личность как конкретная идея

Все найденные нами аспекты красоты суть необходимые моменты абсолютной полноты жизни. Во главе всех стоит личность, потому что только личность может быть творцом и носителем полноты бытия. В своей глубинной основе личность, как сверхвременный и сверх-пространственный субстанциальный деятель, как носитель творческой металогической (т. е. стоящей выше ограниченных определенностей, подчиненных законам тожества, противоречия и исключенного третьего) силы, есть идеальное начало. Говоря коротко, личность в своей основе, стоящей выше форм времени и пространства, есть идея.

Царство идей открыто было Платоном. К сожалению, у Платона не было разработано учение о двух видах идей – об отвлеченных и конкретных идеях. Приводимые им примеры идей, например математические понятия, понятия родовых сущностей, таких как лошадность, стельность (сущность стола), идея красоты и т. п., относятся к области отвлеченных идей. Даже идеи единичных существ, поскольку речь идет не о самих деятелях, а об их природе, например сократовость (сущность Сократа), принадлежат к области отвлеченных идей. Но отвлеченно-идеальные начала пассивны, лишены творческой силы. Поэтому идеализм, полагающий в основу мира идеи и не выработавший сознательно учения о конкретных идеях, производит впечатление учения о мире как системе мертвого, оцепенелого порядка. В особенности этот упрек может быть направлен против различных видов неокантианского гносеологического идеализма, например против имманентной философии Шуппе, против трансцендентального идеализма марбургской и фрейбургской школы (Коген, Наторп и др.; Риккерт и др.), против феноменологического идеализма Гуссерля.

Идеалистические системы правильно указывают на то, что в основе мира лежат идеальные, т. е. не временные и не пространственные начала. Но они не осознают того, что одних отвлеченных идей не достаточно; выше их стоят конкретно-идеальные начала, сверхвременные и сверхпространственные субстанциальные деятели, действительные и потенциальные личности, творящие реальное бытие, т. е. бытие, временное и пространственно-временное, сообразно отвлеченным идеям. Таким образом отвлеченные идеи, сами по себе пассивные и даже неспособные самостоятельно существовать, получают место в мире, а также смысл и значение благодаря конкретно-идеальным началам: в самом деле, субстанциальные деятели являются носителями отвлеченных идей, мало того, нередко они бывают даже и творцами их (например, архитектор – творец плана храма, композитор – творец идеи арии, социальный реформатор – творец замысла нового социального порядка) и придают им действенность, осуществляя их в виде реального бытия.

Системы философии, в которых сознательно или, по крайней мере, фактически мир понят как реальное бытие, в основе которого лежат не только отвлеченные, но и конкретные идеальные начала, точнее всего могут быть названы термином “конкретный идеал-реализм". В отличие от отвлеченного идеал-реализма, они суть философия жизни, динамичности, свободного творчества .

Разработав в своей книге “Мир как органическое целое” и в последующих своих сочинениях учение о различии между отвлеченными и конкретными идеями, я все же редко употребляю термин “конкретная идея”; говоря о субстанциальных деятелях, т. е. о личностях, субъектах творчества и познавания, я предпочитаю называть их термином “конкретно-идеальные начала” из опасения, что слово “идея”, какие бы прилагательные к нему ни присоединять, вызовет в уме читателя мысль об отвлеченных идеях, вроде идеи трагедии, демократии, истины, красоты и т. п.

Всякое конкретно-идеальное начало, всякий субстанциальный деятель, т. е. личность, есть, как выяснено выше, индивидуум, существо, способное, своеобразно участвуя в мировом творчестве, вместить в себя абсолютную полноту бытия, бесконечно содержательную. Вл. Соловьев говорит, что человеческая личность отрицательно безусловна : “она не хочет и не может удовлетвориться никаким условным ограниченным содержанием”; мало того, она убеждена, что “может достигнуть и положительной безусловности” и “может обладать всецелым содержанием, полнотою бытия”. Не только человеческая, всякая личность, даже и потенциальная, стремится к совершенной, бесконечно содержательной полноте бытия и, будучи связана, хотя бы только в подсознании, со своим будущим совершенством, носит его в себе изначала, по крайней мере как свой идеал, как свою индивидуальную нормативную идею . Отсюда следует, что все изложенное учение об идеале красоты можно выразить и так. Идеал красоты есть чувственно воплощенная жизнь личности, осуществляющей во всей полноте свою индивидуальность", иными словами, идеал красоты есть чувственное воплощение полноты проявлений конкретно-идеального начала; или еще иначе, идеал красоты есть чувственное воплощение конкретной идеи, осуществление бесконечного в конечном. Такая формулировка учения об идеале красоты напоминает об эстетике метафизического германского идеализма, в особенности Шеллинга и Гегеля. Рассмотрим вкратце их учения в их сходстве и отличии от изложенных мною взглядов.

Следует упомянуть здесь также имена следующих близких к гегельянской системе эстетики философов: оригинального мыслителя К.Хр .Краузе (1781–1832), “System der Aesthetik”, Lpz., 1882; Xp. Beiicce (1801–1866), “System der Aesthetik ais Wissenschaft von der Idee der Schonheit”, Lpz., 1830; Куно Фишера (1824–1908), “Diotima. Die Idee des Schónen”, 1849 (также дешевое издание в Reclams Unwersal-Bibliothck).

Взгляды, изложенные мною, во многом близки к эстетике Вл. Соловьева, как это будет указано позже.

7. Учения о красоте как явлении бесконечной идеи

Шеллинг в своем диалоге “Бруно”, написанном в 1802 г., излагает следующее учение об идее и о красоте. В Абсолютном, т. е. в Боге содержатся идеи вещей, как их первообразы. Идея есть всегда единство противоположностей, именно единство идеального и реального, единство мышления и наглядного представления (Anschauen), возможности и действительности, единство общего и частного, бесконечного и конечного . “Природа такого единства есть красота и истина, потому что прекрасно то, в чем общее и частное, род и индивидуум абсолютно едины, как в образах богов; только такое единство есть также истина’" (31 с.). Все вещи, поскольку они суть первообразы в Боге, т. е. идеи, обладают вечною жизнью “вне всякого времени”; но они могут для себя, не для Вечного отказаться от этого состояния и придти к существованию во времени” (48 с.); в этом состоянии они суть не первообразы, а только отображения (Abbild). Но даже и в этом состоянии “чем совершеннее вещь, тем более она стремится уже в том, что в ней конечно, выразить бесконечное” (51).

В этом учении об идеях Шеллинг явным образом имеет в виду конкретно-идеальные начала, нечто вроде того, что я называю словами “субстанциальный деятель”, т. е. личность, потенциальная или действительная. В нем, однако, есть существенные недостатки: под влиянием кантианского гносеологизма все проблемы рассмотрены здесь, исходя из единства мышления и наглядного представления, из отношения между общим и частным, между родом и единичною вещью, так что понятие индивидуума в точном смысле не выработано. Еще яснее этот гносеологизм выражен в труде Шеллинга, появившемся двумя годами раньше, “Система трансцендентального идеализма” (1800 г.), где мировая множественность выводится не из творческого акта воли Божией, а из условий возможности знаний, именно из двух деятельностей, противоположных друг другу и состоящих в том, что одна из них стремится в бесконечность, а другая стремится себя в этой бесконечности созерцать” .

Учение о красоте как чувственном явлении бесконечной идеи в конечном предмете подробнее и обстоятельнее разработано Гегелем в его “Лекциях по эстетике”. В основу эстетики он полагает учение об идеале красоты. Искать этого идеала в природе нельзя, потому что в природе, говорит Гегель, идея погружена в объективность и не выступает как субъективное идеальное единство . Красота в природе всегда несовершенна (184): все природное конечно и подчинено необходимости, тогда как идеал есть свободная бесконечность. Поэтому человек ищет удовлетворения в искусстве; в нем он удовлетворяет свою потребность в идеале красоты (195 с.). Красота в искусстве, по учению Гегеля, стоит выше красоты в природе. В искусстве мы находим проявления абсолютного духа ; поэтому искусство стоит рядом с религиею и философиею (123). Человек, опутанный конечностью, ищет выхода в область бесконечности, в которой все противоречия решены и достигнута свобода: это – действительность высшего единства, область истины, свободы и удовлетворения; стремление к ней есть жизнь в религии. В эту же область стремятся также искусство и философия. Занимаясь истиной как абсолютным предметом сознания, искусство, религия и философия принадлежат к абсолютной области духа: предмет всех этих трех деятельностей есть Бог. Различие между ними заключается не в содержании, а в форме, именно в том, как они возводят Абсолютное в сознание: искусство, говорит Гегель, вводит Абсолютное в сознание путем чувстве иного, непосредственного знания – в наглядном созерцании (Anschauung) и ощущении, религия – более высоким способом, именно путем представления, а философия – наиболее совершенным способом, именно путем свободного мышления абсолютного духа (131 с.). Таким образом Гегель утверждает, что религия стоит выше искусства, а философия – выше религии. Философия, согласно Гегелю, сочетает в себе достоинства искусства и религии: она совмещает в себе объективность искусства в объективности мысли и субъективность религии, очищенную субъективностью мышления; философия есть чистейшая форма знания, свободное мышление, она есть самый духовный культ (136).

Совершенной красоты надо искать в искусстве. В самом деле, красота есть “чувственное явление идеи” (144); искусство очищает предмет от случайностей и может изобразить идешь красоты (200). Совершенная красота есть единство понятия и реальности, единство общего, частного и единичного, законченная целостность (Totalitàt); она имеется там, где понятие своею деятельностью полагает себя как объективность, т. е. там, где имеется реальность идеи, где есть Истина в объективном смысле этого термина (137–143). Идея, о которой идет здесь речь, не абстрактна, а конкретна (120). В прекрасном и сама идея и реальность ее конкретны и сполна взаимопроникнуты. Все части прекрасного идеально едины, и согласие их друг с другом – не служебное, а свободное (149). Идеал красоты есть жизнь духа как свободная бесконечность, когда дух действительно охватывает свою всеобщность (Allgemeinheit) и она выражается во внешнем проявлении; это – живая индивидуальность , целостная и самостоятельная (199 сс.). Идеальный художественный образ заключает в себе “светлый покой и блаженство, самодовление”, как блаженный бог; ему присуща конкретная свобода, выраженная, например, в античных статуях (202). Высшая чистота идеального имеется там, где изображены боги, Христос, Апостолы, святые, кающиеся, благочестивые “в блаженном покое и удовлетворении”, не в конечных отношениях, а в проявлениях духовности, как мощи (226 с.).

Учения Шеллинга и Гегеля о красоте отличаются высоким достоинством. Без сомнения, они всегда будут лежать в основе эстетики, доходящей до последней глубины ее проблем. Пренебрежение к этим метафизическим теориям чаще всего бывает обусловлено, во-первых, ошибочною теориею знания, отвергающею возможность метафизики, и во-вторых, непониманием того, что следует разуметь у этих философов под словом “идея”. У Гегеля, как и у Шеллинга, слово “идея” означает конкретно-идеальное начало. В своей логике Гегель разумеет под термином “понятие" “субстанциальную мощь”, “субъект”, “душу конкретного”. Точно так же и термин “идея” в логике Гегеля обозначает живое существо, именно субстанцию на той ступени ее развития, когда она должна быть мыслима в философии природы как дух, как субъект, или точнее “как субъект-объект, как единство идеального и реального, конечного и бесконечного, души и тела”. Следовательно, идея в специфически гегелевском значении этого термина есть начало не отвлеченное, а конкретно-идеальное, то, что Гегель называет “конкретною общностью” .

Понятие может в процессе самодвижения преобразоваться в идею, потому что и понятие и идея суть ступени развития одного и того же живого существа, переходящего от душевности к духовности.

Вообще надо заметить, что система философии Гегеля есть не отвлеченный панлогизм, а конкретный идеал-реализм. Необходимость такого понимания его учений особенно выяснена в современной русской литературе, в книге И.А. Ильина “Философия Гегеля как конкретное учение о Боге и человеке”, в моей статье “Гегель как интуитивист” (Зап. Русск. Научн. Института в Белграде<1933>, вып. 9; Hegel ais Intuitivist, Blatter fur Deutsche Philosophie, 1935 ).

Есть, однако, и серьезные недостатки в эстетике Гегеля. Понимая, что красота в природе всегда несовершенна, он ищет идеала красоты не в живой действительности, не в Царстве Божием, а в искусстве. Между тем, и сотворенная человеком в художественных произведениях красота тоже всегда несовершенна, как и красота природы. Протестантский абстрактный спиритуализм сказывается в том, что Гегель не усматривает великой истинности конкретных традиционно-христианских представлений о чувственно-воплощенной славе Господней в Царстве Божием и решается даже утверждать, будто философия с ее “чистым знанием” и “духовным культом” стоит выше религии. Если бы он понимал, что католический и православный телесно-духовный пульт гораздо более ценен и истинен, чем духовность, невоплощенная телесно, он по-иному оценил бы также и красоту живой действительности. Он увидел бы, что лучи Царства Божия проникают в наше царство бытия сверху донизу; оно содержит в себе хотя бы в зачатке процесс преображения, и потому красота в жизни человека, в историческом процессе и в жизни природы во множестве случаев бесконечно более высока, чем красота в искусстве. Главное отличие системы эстетики, которая будет изложена мною, состоит именно в том, что, исходя из идеала красоты, действительно осуществленного в Царстве Божием, я буду разрабатывать далее учение о красоте главным образом в мировой действительности, а не в искусстве.

Второй существенный недостаток эстетики Гегеля обусловлен тем, что в его философии, которая представляет собою разновидность пантеизма, не выработано правильное учение о личности как абсолютно денном бессмертном индивидууме, вносящем в мир единственные по своему своеобразию и ценности содержания бытия. Согласно эстетике Гегеля, идея есть сочетание метафизической общности с определенностью реальной частности (30); она есть единство общего, частного и единичного (141); в идеальном индивидууме, в его характере и душевности, общее становится его собственным, даже наиболее собственным (das Eigenste 232). Индивидуальность характера есть его Веsonderheit, Bestimmtheit, говорит Гегель (306). Во всех этих своих заявлениях он имеет в виду логические отношения общего (das Allgemeine), частного (das Besondere) и единичного (das Einzelne). В действительности эти отношения характерны для нашего падшего царства бытия, в котором личность не осуществляет своей индивидуальности, и даже, выходя за пределы своей себялюбивой замкнутости, например в нравственной деятельности, чаще всего ограничивается тем, что воплощает в своих добрых поступках лишь общие правила морали, а не творит нечто единственное на основании индивидуального акта; в таком состоянии личность в большей части своих обнаружений подходит под понятие “единичного”, в котором осуществлено “общее”, т. е. она есть экземпляр класса. Подлинный идеал индивидуальности осуществлен там, где личность воплощает в себе не общее, а ценности мирового целого, и представляет собой микрокосм столь своеобразный, что понятия общего и единичного перестают быть применимыми . Поэтому во избежание недоразумений, говоря о красоте, я не буду пользоваться термином “идея” и поставлю в основу эстетики следующее положение: идеал красоты есть красота личности, как существа реализовавшего сполна свою индивидуальность в чувственном воплощении и достигшего абсолютной полноты жизни в Царстве Божием.

8. Субъективная сторона эстетического созерцания

Исследуя идеал красоты, мы видели, что красота есть объективная ценность, принадлежащая самому прекрасному предмету, а не возникающая впервые в психических переживаниях субъекта в то время, когда он воспринимает предмет. Поэтому решение основных проблем эстетики возможно не иначе, как в теснейшей связи с метафизикою. Не может однако эстетик совсем обойти молчанием вопрос о том, что происходит в субъекте, созерцающем красоту предмета, и какими свойствами должен обладать субъект, чтобы быть способным к восприятию красоты. Это исследование необходимо, между прочим, и для того, чтобы бороться с ложными теориями красоты. Производя его, мы будем заниматься не только психологиею эстетического восприятия, но и гносеологией), а также метафизикою.

В высшей степени ценны соображения Гегеля о субъективной стороне эстетического созерцания. Красота, говорит Гегель, рассудком не постижима, так как он односторонне разделяет; рассудок конечен, а красота бесконечна, свободна. Прекрасное в его отношении к субъективному духу, продолжает Гегель, существует не для его интеллекта и воли, пребывающих в их несвободной конечности: в своей теоретической деятельности субъект несвободен в отношении воспринимаемых вещей, считаемых им самостоятельными, а в области практической деятельности он несвободен вследствие односторонности и противоречивости своих целей. Такая же конечность и несвобода присущи и объекту, поскольку он не есть предмет эстетического созерцания: в теоретическом отношении он несвободен, поскольку, находясь вне своего понятия, он есть только частность во времени, подчиненная внешним силам и гибели, и в практическом отношении он также зависим. Положение меняется там, где происходит рассмотрение объекта как прекрасного: это рассмотрение сопутствуется освобождением от односторонности, следовательно, от конечности и несвободы как субъекта, так и его предмета: в предмете несвободная конечность превращена в свободную бесконечность; также и субъект перестает жить только разрозненным чувственным восприятием, он становится в объекте конкретным, он соединяет в своем Я и в предмете абстрактные стороны и пребывает в их конкретности. Также в практическом отношении субъект эстетически созерцающий откладывает свои цели: предмет становится для него самоцелью , отодвигаются заботы о полезности предмета, устраняется несвобода зависимости, нет желания обладать предметом для удовлетворения конечных потребностей (стр. 145–148).

Без сомнения, прав Гегель, что одним рассудком красота не постижима: для восприятия ее требуется сочетание всех трех видов интуиции, чувственной, интеллектуальной и мистической, уже потому, что в основе высших ступеней красоты лежит чувственно воплощенное индивидуальное бытие личности (о восприятии индивидуальности см. главу “Человеческое Я как предмет мистической интуиции” в моей книге “Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция”). Но этого мало, раньше, чем акт интуиции возведет предмет для эстетического созерцания из области подсознания в сферу сознаваемого, необходимо освобождение воли от себялюбивых стремлений, незаинтересованность субъекта или, точнее говоря, высокая заинтересованность его предметом как самоценностью, заслуживающей созерцания без всяких других практических деятельностей. Само собою разумеется, это увлечение предметом самим по себе сопутствуется, как и всякое общение с ценностью, возникновением в субъекте соответствующего ей специфического чувства, в данном случае – чувства красоты и наслаждения красотою. Отсюда ясно, что созерцание красоты требует участия всей человеческой личности – и чувства, и воли, и ума, подобно тому как, согласно И.В. Киреевскому, постижение высших истин, главным образом религиозных, требует сочетания в единое целое всех способностей человека.

Эстетическое созерцание требует такого углубления в предмет, при котором хотя бы в виде намеков открывается связь его с целым миром и особенно с бесконечною полнотою и свободою Царства Божия; само собою разумеется, и созерцающий субъект, отбросивший всякую конечную заинтересованность, восходит в это царство свободы: эстетическое созерцание есть предвосхищение жизни в Царстве Божием, в котором осуществляется бескорыстный интерес к чужому бытию, не меньший, чем к собственному, и, следовательно, достигается бесконечное расширение жизни. Отсюда понятно, что эстетическое созерцание дает человеку чувство счастии.

Все сказанное о субъективной стороне эстетического созерцания особенно относится к восприятию идеальной красоты, но мы увидим впоследствии, что и восприятие несовершенной земной красоты обладает такими же свойствами.

Нам могут поставить вопрос: как же узнать, имеем ли мы дело с красотою или нет? В ответе напомню, что каждая личность, по крайней мере в подсознании своем, связана с Царством Божиим и с идеально совершенным будущим, своим собственным и всех других существ. В этом идеальном совершенстве мы имеем абсолютно достоверный масштаб красоты, безошибочный и общеобязательный. Как истина, так и красота непреложно свидетельствует сама о себе. Нам скажут, что в таком случае становятся непонятными сомнения, колебания, споры, возникающие столь часто при обсуждении вопроса о красоте предмета. В ответ на это недоумение укажу, что споры и сомнения возникают не при встрече с идеалом красоты, а при восприятии несовершенных предметов нашего царства бытия, в которых красота всегда тесно сплетена с безобразием. К тому же и сознательное восприятие этих предметов всегда бывает у нас фрагментарным, причем одни люди усматривают в предмете одни стороны, а другие осознают в нем другие стороны.

Ущербленная красота

Ущербленная красота

Наше психо-материальное царство мира состоит из действительных и потенциальных личностей, более или менее себялюбивых, эгоистичных, т. е. любящих себя больше, чем Бога и чем другие существа, – если не всегда, то во многих случаях. Отсюда в нашем царстве бытия возникает более или менее значительное обособление существ друг от друга и от Бога. К соборному творчеству такие существа неспособны; каждое из них в своей деятельности может использовать только свои силы или, вступив в союз с группой других деятелей, только свои и союзные силы, встречая со стороны других деятелей равнодушие или враждебное противодействие. Абсолютной полноты жизни в нашем царстве бытия не достигает ни один деятель, и потому ни один поступок, ни одно переживание не доставляет нам совершенного удовлетворения; поэтому каждый деятель этого царства есть существо более или менее раздвоенное, лишенное цельности.

См. мою статью «Формальная разумность мира», Зап. Русск. Научн. Инст. в Белграде <1938>, вып. 15.

См. подробно об этом в моих книгах «Условия абсолютного добра» (по-словацки и по-французски «Les conditions de la morale absolue» и «Достоевский и его христианское миропонимание» (по-словацки).

Hegel. Vorlesungen über die Aesthetik, X В., 1. 1835, стр.144.

J. Volkelt, System der Aesthetik, I т. 2 изд. 1926; И и III тт. 2 изд. 1925.

Цитата из Сузо в книге Н. Арсеньева «Жажда подлинного бытия» <Берлин, б.г.>, стр. 103.

Сообщено Н.Н. Страховым в биографии Н.Я. Данилевского при книге его «Россия и Европа», 5 изд., стр. XXXI.

См. у Лейбница о «божественном искусстве», творящем мир согласно «принципу наибольшего количества существования», в статье его «О коренном происхождении вещей». Избр. соч. Лейбница, М., 1890, стр. 133.

Учение об индивидуальном бытии см. в моей книге «Ценность и бытие. Бог и Царство Божие как основа ценностей», гл. II, 5.

См. мою статью «Формальная разумность мира», Зап. Русск. Научн. Инст. в Белграде, вып. 15.

Hegel, , X В., I. 1835, стр. 143 с.

См. о материальной свободе членов Царства Божия и о рабстве, в смысле ограниченности материальной свободы, членов психо-материального царства мою книгу «Свобода воли» СПариж, 1927>.

0 различии между отвлеченным и конкретным идеал-реализмом см. мою книгу «Типы мировоззрений» <Париж, 1931 >, глава VII; Abstract and concrete Ideal-Realism, The Personalist, spring, summer <1934>.

Чтения о богочеловечестве. Собр. соч., Ill, 23.

См. об этом мою книгу “Условия абсолютного добра" (основы этики); по-французски под заглавием «Des conditions de la morale absolue».

Schelling, “Bruno", Philos. Bibl., т. 208, стр. 29–31.

Schelling, Собр. соч. I отд., Ill т., 427.

“Hegel, X В., I. 1835, стр. 150.

Encycl. I. Th., Die Logik, §§ 160, 163; Wiss. der Logik, изд. Глокнера, IV т., стр. 62; V т., стр. 380. Encycl., I. Th. §§ 213, 214, Encykl. II. Th., Naturphilos. (изд. 1842 г.), VII. В. I. Abth., § 376, стр. 693.

См. об этом, кроме моей книги “Ценность и бытие", также главу “Человеческое Я как предмет мистической интуиции” в моей книге “Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция”, а также статью “Трансцендентальная феноменология Гуссерля”, Путь, сент. 1939.

"Эстетическое отношение"

Эстетическое сознание

Эстетическая культура

Искусство как часть действительности и предмет эстетики

Искусство как социокультурный институт

Морфология искусства как эстетическая проблема

Краткая характеристика стилевых проявлений искусства

Виртуальная эстетика

Авангардное искусство первой половины ХХ века

Классическая и неклассическая эстетика

Эстетика изобразительного искусства, театра, литературы, хореографии

Эстетика зрелищных форм в искусстве

Эстетические основания взаимодействия различных видов искусства

Раздел 1. Теоретические аспекты эстетического знания

основание эстетического знания

Эстетическое отношение раскрывает особый уровень связи между субъектом и объектом. Сутью этого отношения является то, что оно включает в себя как утилитарную связь, проявляющую чувственную реакцию субъекта на объект, так и теоретическую, представленную процессами осмысления. Само же эстетическое отношение возникает как переход чувственного в осмысляемое. Эстетическое отношение делает чувство человека управляемым.

Тема . Эстетические категории: сущность и виды систематизации

Понятия, используемые как частные случаи основных эстетических категорий
прекрасное	безобразное	возвышенное	низменное	трагическое	комическое
Красивое Прелестное Изящное Грациозное Милое Хорошенькое Симпатичное привлекательное	Отвратительное Отпугивающее Ужасное Некрасивое Отталкивающее непривлекательное	Романтическое Удивительное Сказочное Ослепительное Фантастическое Поразительное соблазнительное	Омерзительное Недостойное Унизительное	Драматическое патетическое	Юмор Сарказм Гротеск ирония

Эстетические категории:

2 уровень

система основных эстетических категорий: прекрасное -- безобразное, возвышенное -- низменное, трагическое - комическое и те понятия, которые раскрывают частные случаи проявления основных эстетических категорий

3 уровень

комплекс наиболее употребляемых понятий эстетики, заимствованный из других наук: образ, произведение искусства, творчество, автор, вид искусства, искусство, человек, действительность, стиль и т.д.

Наиболее общая характеристика основных эстетических категорий

Прекрасное - высшая ступень красоты, выражаемой посредствам совершенного и гармоничного единства жизненно важного содержания и полноценной, выразительной формы. Восприятие и переживание прекрасного возможно только при условии особого духовного развития человека. Только духовно развитый человек способен к переживанию истинно прекрасного. Духовная развитость человека проявляется многогранностью эстетического переживания прекрасного, которое может быть представлено достаточно широким спектром граней эмоциональной сферы.

Прекрасное может быть выражено при помощи понятий близких по смыслу и служивших в различные исторические эпохи синонимами понятию прекрасное--это красивое (совершенство внешней формы и акцент на внешнем), изящное и грациозное (как характеристики особых качеств живых существ с позиций легкости и ладности, хрупкости и нежности), "прелестное" (совершенство и гармония малых форм), поэтическое (способность к тонким переживаниям, одухотворенности и мечтательности с оттенком легкой грусти), пленительное, кокетливое, завораживающее и т.д.

Прекрасное - это единичное, присущее множественному и потому ставшее всеобщим.

В прекрасном происходит проявление единства объективных достоинств и субъективными условия восприятия. Физическая красота мира при совпадении с духовным величием человека дарит самому человеку состояние умиротворенности, спокойствия и ощущения соответствия своего существования законам мира. Поэтому истинное восприятие и переживание прекрасного невозможно без духовного богатства личности. Чем богаче внутренний мир человека, тем полнее и совершеннее его переживание прекрасного.

Прекрасное отражает меру совершенства, достигшую равновесия, но обладающую при этом потенциалом изменения и динамики. Если мы не видим в воспринимаемом явлении потенциала к динамики, значит данное мертво и не может быть в высшей мере прекрасным. Поэтому прекрасное связано с динамикой, изменением, жизнью.

Прекрасное является проявлением идеала в искусстве. Создавая прекрасные творения мастера выражают свои представления о совершенном идеале. В прекрасном проявляется наше желание удовлетворенности.

Прекрасное в традиционной эстетике претендовало на место метакатегории. Считалось, что все остальные категории "возвышенное, трагическое, безобразное, и т.д.) есть разные формы проявления прекрасного. В истории эстетики существовала и другая крайняя позиция, согласно которой прекрасное-понятие сложно определяемое, а, следовательно, и ненаучное.

Однако категория прекрасного и по сей день остается одной из ключевых понятий эстетики. Но сегодня прекрасное рассматривается как категория подвижная в своем определении. Каждая культурно-историческая эпоха создает свое определение прекрасного, но такие признаки прекрасного как мера и гармония, уравновешенность и динамичность, устремленность к идеалу и совершенству по-прежнему остаются неоспоримыми его свойствами. Меняются в первую очередь представления об идеале и совершенстве, уравновешенности и динамике, степени меры и гармонии, но эстетическое переживание прекрасного всегда для человека остается неизменным. Способность человека переживать прекрасное, выделять его для себя в окружающем мире всегда остается одной из главных человекообразующих характеристик Человека.

Безобразное характеризуется несовершенством, конфликтностью содержания и формы, сущности и явления в воспринимаемом объекте. Безобразны для нас песни патриотической направленности, написанные или исполняемые в форме куплетов, или частушек, или пародий и т.д. В безобразном наблюдается не просто нарушение равновесия, а полный разрыв, недопустимость для данного содержания воплотится в данной форме.

Безобразное-противоположность прекрасному, выражающее полную дисгармонию, несоответствие содержания форме или наоборот. В эстетике существует мнение, что категорию безобразного нельзя считать эстетической категорией. Однако такое мнение является ошибочным не только по тому, что любое воспринимаемое нами явление ярче высвечивается для нас, когда рядом есть его антипод. Безобразное имеет место не только в реальной действительности, но и в искусстве, о чем свидетельствует огромный интерес к этому явлению мира со стороны человечества (особенно искусство ХХ века).

Вообще интерес к безобразному в искусстве проявился достаточно рано. Уже первобытные люди считали, что безобразные уродства способны вызывать восхищение. Например, представители архаических племен, населяющих сегодня острова Новой Зеландии, используют специальные приспособления, позволяющие им растягивать себе губы до огромных размеров. Некоторые племена Африки изменяют форму черепа, делая ее "бутылкообразной", вытягивают себе конечности и т.д.

В средние века появляется мода на гротескные маски и фантастические существа, которыми в прямом смысле украшали здания культового характера (достаточно вспомнить знаменитые статуэтки-дьяволы, грустно взирающие на мир с Собора Парижской Богоматери). Популярны в это время химеры, украшающие водостоки, тема грешников, лица которых искажены безобразием страдания.

Человеческое уродство так же не обошли вниманием художники. Например, уже художники Возрождения проявили интерес к человеческим уродствам. Особо знаменитыми стали рисунки гримас Леонардо да Винчи, который говорил о том, что безобразное не менее интересно для художника, так как в природе найти его так же сложно, как и прекрасное.

К безобразному проявляли интерес Дюрер и Гойя. В 16 веке безобразное популярно как мотив в оформлении интерьеров. Например, модно изготавливать камины, в виде пасти ужасного чудовища, украшать мебель страшными головами фантастических животных.

В 18 веке существовала мода на безобразные гримасы и уродства, выполненные в виде малой скульптуры и предназначенные для украшения фасадов жилых зданий (Мессершмидт, А.Броувер). Иногда такие скульптуры украшали парки знатных господ во Франции.

В 19 веке появляются первые опыты портретов душевно больных людей (Т.Жерико, Занетти, П.-Л.Гази, Г.Бернини, Дж.Пиччини). Интересно, что для художника этого времени безобразное в человеке уже не связано с отклонением от физической нормы, как это было для художников Возрождения, а обусловлено проявлением духовного опустошения, смертью при жизни.

ХХ век проявил новый интерес к безобразному. Достаточно вспомнить таки имена как А.Джакометти (скульптура), Э.Дитман (инсталяции), Р.Магрит (художник), М.Шамякин (художник).

ХХI век, принесший компьютерные технологии, создает свое понимание безобразного. Примером тому творческие опыты М.Шамякина, создающего художественные циклы на основе изображений насекомых ("Карнавал Венеции"), переделки древних масок и скульптур в стиле, названном им неоготикой ("Петербургские карнавалы").

Сегодня отмечается особый интерес к безобразному, которое не просто уверенно входит в сферу художественного, но все чаще претендует в нем на звание одной из главнейших категорий. Например, А.Петлюра, модельер-дизайнер, называющий себя "художником-дерматологим" представил изысканной публике Парижа коллекцию моделей созданных на основе собранных с помойки вещей. Демонстрацию этих моделей осуществляли не профессиональные манекенщицы, а люди, "подобранные" мастером из "низов общества" и обученные особым образом. Это те, кто в прошлом был бомжем или алкоголиком, а значит потенциальным хозяином собранных вещей. Сама экспозиция демонстрировалась в духе театрализованного шоу, сопровождаясь музыкой и параллельным показом на большом экране фильма о Петлюре. Эстетика шоу явно нацелена не на прекрасное, а на безобразное. Главным в нем оказывается не вкус, шик, а элементарная тяга к хламу и низменному восприятию. Самое интересное, что парижская публика принимала русского "маэстро костюма" с восторгом. Такое шоу оказалось достаточно развлекательным.

Совершенство может проявляться и в духовной сфере. В данном случае прекрасное тяготеет к нравственным началам человека. В результате такого взаимопроникновения эстетических и этических начал образуется категория возвышенного. Возвышенное не может быть выражено в конечных чувственных формах. Согласно идеям Гегеля возвышенное проявляется исключительно в символических формах искусства.

Если прекрасное связано с гармонией, то возвышенное проявляет дисгармонию. Речь идет о совершенной дисгармонии, проявляющей единство природного и социального начал в человеке. Когда человеческие желания и устремления соответствуют представлениям общества об идеальной деятельности отдельной личности на благо общества, и способны принести человеку удовлетворение от совершаемых им поступков, говорят о проявлении возвышенного.

Возвышенное тяготеет к духовному. Оно проявляет устремленность человеческой личности к самосовершенствованию и соответствию общественным идеалам. Как объективное проявление возвышенное характеризует объект эстетического восприятия с позиции его общественно-человеческой значимости.

Противоречивость возвышенного проявляется в том, что в нем "превалирует общее существенное над особенным явленческим" (Н.Крюковский).

Возвышенное в искусстве характеризуется особым содержанием, которое связано с глобальным и общезначимым значением (например, темы любви, добра, мира, красоты, которые в силу своей широты и многообразия просто не возможны для полного раскрытия в одной форме). Возвышенное-это всегда грандиозное, но не раскрывшееся до конца. Явно преобладающая по значимости и совершенству идея, т.е. содержание не может выразиться в существующей для нее форме до конца. Форма является ограничивающим повышенную и рвущуюся к бесконечности идею началом. Особая насыщенность содержания обусловлена чрезвычайным человеческим значением. В искусстве отражение возвышенного требует от художника особой интенсивности, яркости средств художественной выразительности.

Эстетическое переживание возвышенного вызывает восторг, восхищение, иногда даже страх или удивление. Но, как правило, всегда возвышенное обладает для человека притягивающим эффектом. Восприятие возвышенного позволяет субъекту эстетического отношения ощутить превосходство над собой воспринимаемого объекта.

Возвышенное может быть представлено как помпезное (прославляющее возвышенное), грозное (устрашающее возвышенное), экстравагантное (когда форма претендует на значимость содержания), романтическое (выделение переживаний личностного или более тонкого характера), элегическое (возвышенное с оттенком грусти и нежности) и т.д.

Низменное проявляет несовершенство, но в отличие от безобразного оно тяготеет к духовному уровню человека. Низменное проявляет качества человека с позиций его личности. Поступок человека может быть и безобразным и низменным, но в первом случае отсутствует сознательность установки к действию. Оно раскрывает слабость духовного начала в человеке и преобладание в нем чувственно-физического полюса. Поэтому низменное-это, прежде всего духовное несовершенство человека. Оно может вполне соседствовать с физической красотой человека, его реальным совершенством.

Низменное является одной из категорий, представляющих огромные возможности для критического раскрытия в искусстве. В низменном сражается плоть и дух, но плоть, физическое, телесное оказывается сильнее. Здесь же наблюдается противостояние индивидуально-личностного и общественного. Ведь часто низменное в отдельном человеке проявляется в случае противопоставленности его желаний общественному идеалу. Низменное способно разжигать в человеке сильную страсть, то, что в христианском мире получает название похоти.

Низменное имеет не только социальную основу проявления, но это еще эстетическое свойство грозных отрицательных сил, представляющих общечеловеческую опасность. Разновидностями низменного выступают демоническое (акцент на отсутствие божественности), пошлое (недостойное человеческих идеалов), вульгарное (пошлое с элементами скандального вызова обществу), прозаическое (принижена значимость духовного).

Трагическое - категория, характеризующая значительное разногласие между желаемым идеалом и реальными возможностями, в результате которого происходят мучительные страдания или смерть. Трагическое нацелено на вызов сострадания и участия. Данная категория характеризует разногласие между особо значимым содержанием и легковесной, поверхностной формой. Содержание здесь оказывается явно преобладающим над формой.

Разновидностями трагического могут быть понятия патетического (трагическое с проявлением чувственного в виде плача, крика и т.д.), драматическое (преобладание страданий над смертью), героическое (акцент на особой значимости поступка) и др.

Трагическое характеризует переход гибели человека в воскресение, его скорби в радость. Оно связано с присутствием оптимизма, неизбежности победы доброго и светлого начал. Аристотель считал, что в трагедии осуществляется катарсис-процесс перехода негатива для человека в позитив. Если человек боится смерти в реальности, то страх в данном случае-негативная реакция. Искусство трагедии раскрывает перед боящимся человеком возможность не только бесстрашно умереть, но и умереть, сознавая свою победу над смертью и переживая радость от нее. Ведь античная трагедия показывает человеку, что смерть ради других людей приносит возможность стать героем, а герой для греков-это тот, кто становится полубогом, получая бессмертие.

В философии проблема трагического тесно связана с нравственностью и смертью. Трагическое помогает человеку смирятся с небытием после жизни. Трагическая смерть человека отличается тем, что раскрывает в нем добрые и прекрасные с позиций нравственности начала. С другой стороны трагическая смерть возможна только тогда, когда в обществе существует понятие человека как самоценности. Если человек живет в обществе, то его интересы должны совпадать с интересами людей, окружающих этого человека. Только в таком случае погибающий герой находит продолжение жизни в обществе.

Существует культурная и историческая динамика понимания трагического. Буддистская традиция практически не имеет трагического в личностном понимании, так как буддизм рассматривает смерть как продолжение жизни в иной форме. Греческая (а, следовательно, и европейская традиция) рассматривает трагическое как героическое.

В средние века трагическое выступает как мученическое, так как в нем главным становится не акт смерти и ее мотив, а процесс предшествующий ей. Большое место в средневековом понимании трагического занимает момент сверхъестественного.

Возрождение рассматривает трагическое как столкновение человека с внешними для него обстоятельствами, названными роковыми. Трагедия - это итог проявления человеческой активности и проявления его воли.

В последующие эпохи трагическое характеризует разные проявления разлада человека и общества. Трагическое становится многообразным: тяжкие страдания и гибель человека; невосполнимость для человека и общества утраты отдельной личности; высшие проблемы бытия и смысл жизни; трагическая активность человека по отношению к противостоящим обстоятельствам; неразрешимые противоречия и т.д.

Комическое - категория, выражающая конфликт между реальностью и идеалом, сущим и должным. В комическом гибнет реальное: безобразное и ничтожное выражение форме явно преобладает над идеализированным содержанием. Идея оказывается слишком отдаленной от реальных возможностей довлеющей формы. Поэтому возникает оттенок иронии и сарказма. Комическое может иметь несколько разновидностей: юмор (когда порицание не вызывает обиды и злобной реакции), ирония (наполненная язвительностью и не содержащая доброжелательности), сатира (сознательная и открытая борьба со злом), сарказм (особое преувеличение злобного элемента) и гротеск (преувеличение насмешки).

Комическое имеет место тогда, когда гармоническая целостность прекрасного нарушается в сторону преобладания явленческого, индивидуального в объекте.

Комическое как категория связано оценкой ценности данного явления. Вторым определяющим моментом комического является смех. В нем происходит осмеяние того, что оценивается обществом как недостаток. Поэтому комическое интенсивнее проявляется в массовости (театр, кино, цирк). С другой стороны смех в комическом есть проявление демократии: это сила, враждебная всем формам насилия, самовластия и неравноправия. Перед смехом все равны-и король, и шут.

Актуальность особенно важна для комического, так как мишень смеха всегда конкретна. Оно раскрывает противоречие двух начал, связанных с положительным и отрицательным. Положительное в комическом оказывается привлекательным, которое на деле оказывается ложным. Например, человек хочет в данном видеть значительное или прекрасное, а на деле увидел пустое или безобразное. В таком случае можно говорить о том, что в комическом присутствует не только позитивное, но и негативное переживание для человека.

Комическое невозможно без чувства юмора. Это чувство связано с развитостью интеллекта и духовности в человеке. Только при этих условиях комическое связано с добром. В противном случае комизм может приобретать оттенок пошлости, цинизма, скепсиса и скабрезности. Мы говорим о юморе человека, который способен по доброму реагировать на комичное и об остроумии человека, который способен творить комичное.

Способность смеяться и шутить в истории чаще всего связывалось с особой разумностью человека. Только умный человек может смеяться по настоящему. В качестве примера можно привести одного из героев русских народных сказок Ивана-дурака. Именно дурак всегда в конце событий оказывается "на коне". В данном случае очевидно проявление "перевертывания" ситуации, столь характерное для комического.

Культурные формы проявления остроумия и насмешки очень разнообразны: французский каламбур, гротеск просветительства, благг 19 века и гегг ХХ века.

В целом комическое направлено на осуждение несовершенства и получение радости от осознания этого.

Тема . Эстетическое сознание и деятельность человека

Эстетическое сознание влияет на характер всех видов деятельности человека. Деятельность человека, во всем своем многообразии, в свою очередь развивает, усложняет эстетическое сознание человека.

Формы и виды деятельности человека разнообразны. Особое место среди видов деятельности человека принадлежит эстетической деятельности. Эстетическая деятельность-это деятельность духовного характера, которая осуществляется в душе человека и связана с осмыслением и преобразованием чувственного опыта человека. Это деятельность по осуществлению катарсиса-перехода чувственного в духовное. Эстетическая деятельность связана с активностью человека, поэтому она может направляться, управляться им самим.

Эстетическая деятельность своеобразна в силу того, что она сопровождает другие виды деятельности. Например, мы говорим о наличии эстетического проявления в художественной деятельности, религиозной деятельности, научной деятельности, познавательной деятельности, воспитательной деятельности, образовательной деятельности, бытовой деятельности и т.д.

Тема . Эстетическая культура

Эстетическая культура личности определяется тремя основными показателями: разнообразием эстетических переживаний, сформированностью и устойчивостью эстетического идеала и умением соотносить воспринимаемое с идеалом, т.е. наличием эстетического вкуса.

Эстетическая культура общества определяется наличием и спецификой эстетических идеалов общества, отраженных в мироощущении людей, многообразием культурно-художественных традиций и их воплощений в конкретных предметах или процессах, а также характером преобладающих критериев в оценке эстетических ценностей.

Общество способствует формированию эстетического идеала каждой личности через разные каналы, но наиболее действенным является художественное образование и семейное воспитание.

Личность взаимодействует с культурой общества через эстетическое воспитание и художественное творчество, когда личность выступает в качестве заказчика, а общество-выполняет это заказ.

Личность воздействует на культуру общества через собственную деятельность.

Когда мы говорим об уже сформировавшейся личности, то речь идет не столько о формировании эстетической культуры, сколько о ее динамике. Тогда возникает и становится преобладающим еще один канал - самовоспитание.