Леонид Стариковский - Пражское путешествие гурмана. Бесконечные саяны Образец стиля и интересные факты

"ни какая власть не виновата... ни какие правители"
Элементарно. Никакая. Никакие.
"Эта великая страна, веками строила все свое существование на порабощении многих и многих народов..."
Категорически не принимаю эту отстраненность. То герой повествования признается, что почему-то свято верил, что его страна - самая-самая, то вдруг прозрел, и охотно заимствует выражение this country только бы не дай-Бог не сказать "наша (или моя родная) страна". Да, для России испокон веков были характерны убогие покосившиеся избы, пьянство, произвол власти, хамство, технологическое отставание и великое множество других грехов и безобразий, но нельзя винить в этих грехах целый народ, ставить его ниже других, обвинять в бессмысленной агрессии и порабощении других народов. Вы разве не знаете истории других наций? Да вся история человечества - это попытка одного этноса, этнической общности, нации захватить путем непрерывной экспансии территорию другого. Вся мировая история - это история возникновения и крушения империй. Посмотрите, как община небольшого захолустного селения, расположенного на границе территории племенного союза латинов, за несколько веков своего существования посредством захватов, ограбления, ассимиляции и порабощения соседей построила огромное государство, самим именем которого нарекались потом другие государства. Россия в этом отношении не хуже и не лучше других "успешных поработителей" в сонме "великих держав".
"уютные маленькие домики под красными черепичными крышами, все как в Германии."
Ну, положим, не все. Был я и там, и там. Есть отличия и в ландшафтах и в пейзажах, и в архитектуре. На дороге между Карловыми Варами и Прагой видел я и серенькие невзрачные дома, крытые далеко не красной черепицей. Но есть и много схожего, что не удивительно, поскольку чешские властители, начиная с Пржемысловцев, веками поощряли немецкую колонизацию, а потом чешские короли (Отакар) проиграли спор за корону Священной Римской империи и постепенно дошло до того, что чешский язык сохранился только в деревнях, а население королевства после Тридцатилетней войны составило каких-то 30 тыс. человек. Проезжал я как-то (в социалистическое время) из Будапешта в Печ: красивейшие пейзажи с алыми маками, кирпичные добротные двухэтажные дома, всё ухожено, в магазинах "есть всё" - так что мне, презирать в связи с этим свой народ и воспевать венгров, в прошлом безжалостно порабощавших славян? Кстати, этнически венгры сильно ославянены.
"Да, здесь не любят русских, считая их, как и в Прибалтике и других республиках, оккупантами."
Прибалты, кроме части литовцев (прихвативших когда-то за здорово живешь почти всю будущую Украину и Западную Русь), никогда не имели своей государственности - их территории все время кто-то оккупировал, но виноваты, конечно, последние оккупанты - русские.
Представьте, что чехи не любят и немцев (австро-венгерские времена и времена протектората не изгладились в народной памяти), не любят и поляков, не жалуют и венгров. Во времена ЧССР, особенно при Гусаке, имела место неприязнь и к словакам. Всё это я не придумал, а это знаю из общения с чехами и наблюдения за их жизнью в середине 70-х гг., а затем и позже. Это обычное общемировое явление, обусловленное теми периодами истории, когда одна страна попадала в зону влияния другой или конфликтовала с ней. Шотландцы не любят англичан, а те им платят той же монетой. Поляки не жалуют нас, а мы - их. Валлоны плохо переносят фламандцев. Испанцы - португальцев и т.п. и т.д. Молчу про ту вакханалию антирусских настроений, которая культивируется на Украине.
"при всех своих недостатках они живут в сто раз лучше, а главное, достойнее нас"
Вывод обывателя. Да вся Европа, может быть, за исключением Албании и Румынии времен Чаушеску, по уровню жизни живет лучше нас. И в течение по крайней мере полутысячи лет жила материально "лучше" нас. Это не значит, что русские - низшая или худшая раса и их надо заплевывать, объясняя причины своего переселение за границу. Между прочим, немалая часть чехов во времена Австро-Венгрии, не выдерживая немецкого гнета, переехала на современную Украину и кавказское побережье Черного моря (Архипо-Осиповка, например). Знал я одну грузинскую семью такого происхождения. Почтенная дама родом из Тбилиси, узнав, что я изучаю чешский язык, спросила меня, что значит ее девичья фамилия - Броучек.
"во мне просыпалась жажда пугачевского бунта"
Смею вас уверить, что дело сдвигается с мертвой точки по крайней мере в Москве, где неплохо работает система одного окна и теперь не надо ходить по уржадам. Опять-таки чванство и бюрократизм - наша традиция, но не только русская; французы в беседах говорили мне о засилье бюрократии у них, а с израильской бюрократией и попытками обмануть иностранца я имел счастье познакомиться лично.
"оставив там проблемы, криминальную обстановку, лживость и продажность всевластвующих чиновников, вечно пьяный и несчастный народ, мы оставили там и свою жизнь, какой бы она ни была."
И чего это я, несчастный, еще не помер, спившись, скурившись, наширявшись? Удивительно. И не тянет меня в рай на земле. И не надо мне никому объяснять, почему я сбежал из ненавистной мне "этой страны" с ее алкоголизмом, хамством, лицемерием, разгулом криминала и отсутствием демократии.
"В отличие от Америки здесь нет диаспоры."
Да нет в Америке никакой диаспоры! Есть общины немцев, итальянцев, ирландцев, украинцев, китайцев, индийцев, пуэрториканцев и прочих латинос. Есть сообщества бывших советских и российских евреев, которых объединяет русский язык и менталитет, а собственно русские (как правило, творческая интеллигенция) какую-либо диаспору не составляют, а живут, как правило, сами по себе. Встречал и потомков старой русской интеллигенции (семейство Зилоти, например, какие-то ностальгирующие дамы в мехах, говорящие на петербургском наречии начала 20 века). Но все живут отдельно.
"там можно прожить целую жизнь, стать американским гражданином и практически не говорить по-английски."
Ну и что? В Израиле десятки русскоязычных газет и радиостанция РЭКА. В Израиле на пляже - русская речь, как и на побережье Атлантики в предместье Нью-Йорка. Там я услышал, как бедный эмигрант-инженер гордился тем, что красит забор в районе, расположенном в 20 милях от места жительства эмигранта. И ради Бога, и на здоровье!
"Основной бизнес русских в Праге – это зарабатывание денег на доверчивых новичках. В недавнем времени, когда поток эмигрантов был более оживленным, «старички» здесь процветали. Это тот же механизм «дедовщины», я не удивлюсь, если узнаю, что «дедовщина» вообще чисто русское явление. Она, по-видимому, питается из самого русского характера, так каждый, кого здесь обманули, пытается отыграться, если уж не на обидчике, то на следующем новичке."
Ну конечно! Все русские - сволочи, кроме, понятно, вас, чувствующего себя человеком. А знаете, что русские евреи, эмигрирующие в Израиль, так называемые олим хадашим, "новые репатрианты", имеют право получить от правительства исторической родины массу привилегий, субсидий и льгот, которые им положены по закону о новых переселенцах? И что же? Репатриантов систематически обманывают коренные израильтяне, знающие о таких льготах, но не информирующие их об этом, подсовывающие олим хадашим кабальные договоры. На радио РЭКА есть специальная передача, посвященная этим безобразиям, где консультант пытается помочь попавшим в беду соотечественникам.
Переехали в Прагу и живете там - на здоровье, дело ваше. Только не надо объяснять причин переезда. Не надо оправдываться. Вас ни в чем не обвиняют.

Как хорошо невинной быть,
одной в оргазме кувыркаться,
воображение развить,
и всем любимым отдаваться.

Вы сексуальны, Леонид!
У Вас до Новой Эры лик.
Я с Вами в древность улечу.
Я так хочу. Хочу! Хочу!!

Сегодня в Парке "Под луной",
на берегу Днепра, у входа,
я ровно в семь Вас жду, Леон.
Не бойтесь, я - не недотрога.
До дна Вас выпью, Леонид,
Ваш лик передо мной стоит.

С глубоким реверансом, Катя

Уж изголовье вспыхнуло пожаром,
Тебя – все нет, как нет ночи,
Ушедшей на поиски тебя.

Памяти Ольги Савиной (Полины Сандр)

Леонид Стариковский родился в 1953 году в Харькове. Окончил физико-технический факультет Томского политехнического института и факультет разработки нефтяных месторождений Тюменского индустриального института. Работал на нефтяном Севере, затем переехал в Новосибирск, где окончил аспирантуру и работал
в Институте химии твердого тела Академии наук СССР. В 1991 году создал научно-производственное акционерное общество, которое занималось разработкой и внедрением физико-химических технологий в промышленность.
Многие годы, начиная со студенческой скамьи, занимался спортивным туризмом. Мастер спорта СССР по туризму, участник чемпионатов СССР, руководитель многих сложных экспедиций по Северо-востоку СССР.
С 1998 года живет в Праге. Пишет с 2001 года, лауреат интернет-конкурса «Вся королевская рать» в номинации «публицистика», участник шести пражских литературных альманахов «Графоман», публиковался в журнале «Настоящее время» (Рига), «Русское слово» (Прага) и «Время и место» (Нью-Йорк), лауреат премии Марка Алданова 2007 года за повесть «Пражская симфония» («Новый журнал», №250, Нью-Йорк).

ЛЕОНИД СТАРИКОВСКИЙ

Терпенье лопнуло

Нервный рваный лай соседского пса беспрепятственно проникал через окна, стены и крышу в залитую мертвенным светом полной луны мансарду, и Сергей видел этот свет даже сквозь плотно сомкнутые веки. Ему казалось, что лай концентрировался в какой-то тонкий, но жесткий пучок, наподобие светового луча гиперболоида инженера Гарина, и насквозь пробивал его черепную коробку, вызывая острую боль справа - у виска и даже в челюсти. Сергей ладонью пытался защитить висок, массировал его, растирал, но боль не проходила, от нее хотелось взвыть даже не по-собачьи, а по-волчьи, и лезть на стену, обдирая ногти и оставляя кровавые следы на ее белом полотне.
В этом доме в чужой тихой стране он со своей небольшой семьей - жена и сын - прожил уже десять лет с того самого момента, когда его жизнь так резко и бесповоротно изменилась. Соседская собака лаяла довольно часто, и раньше никогда это ему не мешало. Он вообще ее не замечал, только как-то, еще в самом начале, на всякий случай надставил ограду, разделяющую их участки, чтобы пес в раже, не дай бог, не перепрыгнул ее и не напугал сынишку. Собака была беспородная, и этим, наверное, страшно обижена на жизнь и всех окружающих, что и определяло ее склочный нетерпимый характер. Завидев еще издалека любого прохожего, она начинала бешено метаться вдоль сетчатого забора, набрасываясь на него с неистощимым жаром, всем своим видом и захлебывающимся лаем говоря, что будь ее воля, она порвала бы прохожего на куски. Когда же несостоявшаяся жертва удалялась, то от бессилия и злобы псина крутилась волчком, стараясь цапнуть себя за хвост, продолжая неутомимо лаять. Откуда столько ярости в откормленной среднеевропейской собаке, сторожащей обычный дом в тихом пригороде Праги?
Правда, стоило хозяину выпустить ее за ограду погулять и оправиться, как агрессивность моментально пропадала. Собака теряла всякий интерес к посторонним и откровенно наслаждалась возможностью обнюхать многоговорящие метки на столбах и деревьях, оставляемые проходящими мимо псами. Лай, конечно, беспокоил и раздражал всех соседей, но ни слова упрека не было сказано хозяевам собаки: здесь не принято выражать претензии, тем более в адрес животных. Надежды, что хозяева сами поймут неудобство и как-то повлияют на своего пса, давно испарились, оставалось свыкнуться и не обращать внимания. И Сергею это легко удавалось на протяжении многих лет, пока совсем недавно, месяца три назад, ночью его не растолкала жена, разбуженная лаем. Уснуть в ту ночь им так и не удалось: пес, словно почуяв, что у него появились возбужденные слушатели, не унимался до самого утра, основательно охрипнув от усердия.
С того самого дня лай стал преследовать Сергея, настигая его и дома, и даже в самом дальнем углу сада. Лай мог быть громче или тише, но Сергей все время слышал его, чем больше он старался отвлечься, уговорить себя не обращать на него внимания, тем сильнее доставала его неугомонная псина. Раздражение нарастало с каждым днем, пока, наконец, не превратилось в лютую ненависть, вызывавшую по ночам острую боль, словно пронизывающую череп тонким сверлом.
Днем боль несколько стихала, сворачивалась уставшим зверьком, но когда вся округа затихала, рядом спокойно спала жена, а за стенкой сопел набегавшийся за день сынишка, она с новой силой зубами и когтями вгрызалась в правый висок, вызывая нестерпимое желание разнести череп вдребезги, лишь бы ее уничтожить. Даже в полной тишине, когда пес ненадолго замолкал - засыпал он, что ли, а может быть, его запускали в дом? - Сергей уже не мог заснуть: с напряжением сапера, знающего, что в любой момент мина может взорваться под рукой, он продолжал вслушиваться, ожидая, когда потревоженный пес снова зальется пронзительным лаем.
В этом томительном, изнуряющем бессонном ожидании из подкорки расквашенного болью мозга, словно жуткие доисторические монстры из темных бездонных морских глубин, стали пробуждаться воспоминания, воскрешая событие, происшедшее очень давно. Неистовый собачий лай невероятным образом продолбил бетонную плиту десяти прожитых лет и вторгся в ту часть мозга, где оно до этого было надежно спрятано, оживляя его в самых мелких подробностях.

В тот памятный апрельский день солнышко уже к полудню окончательно растопило хрупкий тонкий ледок, которым за ночь схватывались московские лужи, и ощутимо прогревало через железо крыши полутемное пространство чердака старого дома в Столярном переулке. Чердачные окна, кроме одного, были наглухо заколочены, а через это, единственное, свет проникал густой золотистой полосой, в которой, переливаясь блестками, медленно парили частички пыли, поднятой встревоженными голубями. Из этого окна хорошо просматривались знаменитые Сандуны и автомобильная стоянка, на которой припарковались несколько роскошных лимузинов влиятельных персон, гласно и негласно владеющих главным городом страны - Москвой, съехавшихся сюда попариться и обсудить наболевшие вопросы. Водители и охранники - из тех, кого оставили снаружи, собравшись в кучку, что-то весело и шумно обсуждали, вспугивая хохотом воробьев, купающихся в прогретых лужах. На маленькой улочке не было ни одного прохожего, но охранники на всякий случай иногда оглядывали ее узкий створ и парадный подъезд бань, из которого в любой момент могли показаться сановные хозяева.
Сергей занял свой пост на чердаке еще рано утром, придя сюда по слабым хрустким весенним заморозкам. Холод непонятным образом пробрал его до костей (возможно, легкий морозец был ни при чем, а пробирал озноб от страха и волнения), и теперь он с блаженством отогревался в ярком солнечном пятне, борясь с коварной дремой, навеваемой грудным голубиным воркованием. Проглядеть цель он не боялся: как только «объект» появится в дверях Сандунов, его предупредят сигналом радиотелефона, а до точки прицеливания жертве предстоит пройти еще почти сто метров, но все равно Сергей периодически нервно вздрагивал, отгонял удушливый сон и приближался к окну, в который раз примериваясь к предстоящему выстрелу. Лакированный приклад немецкой автоматической винтовки с безукоризненной «цейсовской» оптикой тоже нагрелся на солнце, и его было особенно приятно брать в руки, чувствуя «приемистость» и тепло сквозь тонкую нитяную перчатку. Калибр винтовки был любимый - 5,6 мм, отдача - минимальная, значит, и разброс будет не большим. Для надежности хватит трех-четырех выстрелов - секундное дело. Жаль только, что придется эту винтовочку немалой цены бросить прямо тут, у чердачного окна.
Сергей был профессиональным стрелком: еще в детстве занимался в стрелковой секции «Динамо», а потом почти двадцать лет совмещал стрельбу с бегом на лыжах - бился на самых знаменитых биатлонных трассах Европы и Америки. И были эти двадцать лет счастливыми и успешными: восемь золотых медалей на чемпионатах мира, дважды олимпийский чемпион - слава, почет, улыбки девушек и цветы… Это уж потом - холодное равнодушие, маленькая кооперативная квартирка на окраине столицы и бессилие от навалившихся житейских проблем, а главное - где взять деньги, чтобы накормить только что родившегося сына, организм которого не принимал материнское молоко. Непонятная, неизвестная врачам форма аллергии - те лишь беспомощно разводили руками, не очень-то озабоченные его орущим от голода младенцем, и глаза жены с таким непередаваемым отчаянием… Сергей тряхнул головой, отгоняя эти страшные видения.
Поиски подходящей работы оказались непростыми: отбегавший свой срок лыжник и стрелок был мало пригоден к коммерции или банковскому делу, извоз кончился через три дня, когда после нескольких предупреждений бригадиров у вокзалов, у него угнали «жигуля», а из охранного бюро пришлось уйти, как только выяснилось, что под этой вывеской не очень-то и скрывается бандитская группировка. Потом были случайные заработки: то экспедитором, то грузчиком, а то и курьером. Сын рос тяжело, а жизнь под мрачными тучами безнадеги все больше и больше затягивала петлю беспросветной нищеты. И вот счастливая случайная встреча с давним товарищем по сборной страны по биатлону. Посидели в кафе на Тверской, выпили по сто пятьдесят «Хэннеси» (Сергей никогда и не пил такого коньяку, он вообще был непьющим, лишь в крайних случаях составлял компанию), что-то съели, за разговором даже не распробовав что, а приятель, так толком и не сказав, где служит, легко заплатил по счету сумму в месячный Серегин заработок. Через три дня он позвонил Сергею домой и назначил встречу, обнадежив, что у него есть работа, которая позволит разом покончить с нищетой.
Предложение было страшным. Оглушенный Сергей закрыл глаза, вспомнил синюшного сына, плохо говорящего, постоянно болеющего, истощенную и издерганную всей этой жизнью жену, представил перед глазами привычную мишень со звонко щелкающими от его прицельных выстрелов тарелочками, и в ту же секунду принял решение. Преодолевая последние сомнения, страхи и все остальное, в тайной надежде, что ему еще могут отказать, он решительно удвоил стоимость своей «черной работы». Приятель согласился, не торгуясь.
В ячейке камеры хранения на Казанском вокзале он взял небольшой кожаный чемоданчик и конверт с инструкциями и кредитной картой на счет, открытый в маленькой стране в центре Европы, куда, выполнив работу, он должен был улететь вместе с семьей вечером следующего дня. К своему удивлению, Сергей не испытывал ни малейших угрызений совести, так как точно знал, кому предназначены его три-четыре пули: одним бандитом в Москве станет меньше - это ли не благое дело, в котором ему должны были помочь сами небеса.
Они и помогали, устроив такой солнечный теплый день 5 апреля 1994 года. Можно было даже не давать поправку на ветер. Неделю до этого он провел на подмосковной базе олимпийского резерва, стреляя с утра до вечера в тире, расположенном в глубоком овраге. Тренировка ему была нужна просто для страховки - руки и глаза за многие годы тренировок научились делать все споро и надежно. Сергей не сомневался, что работу он выполнит в лучшем виде, но в ночь перед делом так и не смог заснуть и теперь, пригревшись в солнечном тепле чердака, с трудом преодолевал расслабляющую дремоту. Солнце перевалило через зенит и теперь освещало щель переулка и асфальтовую плешь стоянки самым удобным образом, отбрасывая от предметов и людей лишь короткие тени.
Внизу послышался какой-то шум, и тут же раздался тонкий зуммер телефона. Сергей уложил цевье винтовки в ладонь, прижался щекой к нагретому прикладу, нашел в перекрестье прицела характерный кривой нос на веселом распарено-багровом мясистом лице довольного жизнью балагура и весельчака. Не медля, но и не торопясь, спокойно, как делал это обычно на дистанции, выдохнул и, задержав дыхание, произвел сразу несколько выстрелов в высокий лоб с глубокими залысинами, успев увидеть, как моментально обезжизнело изменившееся прямо в прицеле лицо и уже мертвая голова дернулась, принимая в себя очередную пулю. Грузное тело обмякшим мешком осело на асфальт у края большой лужи, и врассыпную порскнули испуганные воробьи. Внизу кто-то пронзительно по-бабьи закричал: «О-о-та-ри-к!», а потом страшно завыл, перекрывая крики всполошенной, прозевавшей босса охраны.
Отложив в сторону винтовку, еще раз пожалев, что приходится ее бросить, Сергей не стал спускаться в подъезд к черному ходу, как это было указано в его инструкции, а вылез на крышу с теневой стороны и осторожно скользнул в слуховое окно чердака следующего дома. В крайнем подъезде, выходящем уже на Пресненский вал, он снял с ног хирургические бахилы, скинул комбинезон маляра и выступил на солнечный свет, щурясь и улыбаясь весеннему дню, - никому и в голову не могло придти, что он только что застрелил человека. К остановке как раз подходил троллейбус, и радующийся весне человек в светлом успел в него заскочить. Навстречу, разрывая безмятежность солнечного дня надрывными сиренами, неслись милицейские машины и бело-оранжевый фургон «скорой помощи», которому теперь выпала роль катафалка.

С тех пор прошло десять лет, и Сергей ни разу не пожалел, что выполнил это страшное задание. Ему казалось, что он давно о нем забыл. Все эти годы его семья жила, как на маленьком острове, не общаясь ни с кем, покидая огороженный участок возле купленного на те самые деньги дома только в самых необходимых случаях. Денег хватило и на дом, и на машину, и на «загашник», позволяющий безбедно жить все это время. Сын давно перестал болеть, вырос и вытянулся в тонкого звонкого мальчонку, умного и рассудительного не по годам, повторяющего во всем интонации и выражения своего отца. Он ходил в маленькую школу на противоположной стороне улицы, и Сергей сам, крепко держа за руку, каждый раз отводил его туда и забирал после занятий.
Вскоре после происшествия в газетах промелькнуло сообщение о гибели в автомобильной катастрофе «заказчика» и его водителя - того самого приятеля Сергея по сборной, спроворившего ему эту «не пыльную» работенку. Сообщение окончательно успокоило его, хотя на всякий случай он перебрался в соседнюю страну, где выходцев из бывшего СССР было куда больше. Он уже давно не вспоминал солнечный апрельский день и дергающуюся от пуль голову, но вдруг внутренняя защита непонятно почему отказала, и пронизывающая головная боль, вызываемая пустым лаем выжившего из ума пса, извлекла из глубин эти воспоминания.
Сегодня боль была особенно нестерпимой. Теперь это было уже не тонкое сверло, не жало бормашины, не когти неведомого хищного зверька. Боль раскалывала череп ударами раскачивающейся маятником тяжелой гири, казалось, она сминает какие-то внутренние перегородки в голове, словно вафельные коржи, превращая их в мелкое крошево. Чтобы сдержать стон, Сергей уткнулся лицом в подушку, а чтобы ничего не слышать, зажал уши ладонями, но боль не отпускала, она медленно перекатывалась от виска к виску, ворочая искрошенные внутренности. Не было сил терпеть эту нечеловеческую муку.
Сергей с трудом поднялся, оделся и осторожно, стараясь не разбудить домашних, спустился вниз и вышел на улицу. Справа, с востока, уже наплывала предутренняя серость, а слева небо было еще глубоким и темным, расцвеченным щедрой россыпью серебряных звезд. Над самым горизонтом, не мигая, горела огромная звезда. Ее можно было бы принять за огни приземляющегося самолета, если бы она не была неподвижной. Сергей слышал от кого-то, что это международная космическая станция - МКС - отсвечивает солнечными батареями, превращаясь в самое яркое светило на небосводе. Улица была пустынна, и только пес, увидевший его, разошелся уже не на шутку, переходя на придушенный яростью вой и бросаясь на сетку забора, хватая ее зубами вместо ненавистного соседа.
Сергей молча смотрел на собаку, а та распалялась все больше, надрываясь, будто обложила какого-то зверя. Надо было что-то предпринимать. Прижав висок рукой, словно затыкая пробоину, через которую может выплеснуться изможденный болью мозг, пересекая причудливые тени корявых деревьев, он спустился по склону в дальнюю часть сада, где у самого забора под кучей опавших листьев, которые он старательно сгребал с газона, когда-то закопал небольшой стальной ящик. Через минуту, издав металлический скрежет, лопата наткнулась на что-то твердое. Ящик был завернут в промасленную ветошь, за столько лет ни малейшая ржавчина не тронула его. Замок послушно открылся, и откинутая крышка явила блестящий в густой смазке пистолет. Этот спортивный «Марголин» Сергей за гроши купил с рук у какого-то бомжеватого чудака уже здесь, в чужой стране из бывших стран общего когда-то социалистического лагеря. Купил, даже не понимая толком зачем, больше того - зная, что не надо этого делать. Но не смог устоять, дав волю непозволительной сентиментальности: с «Марголина» когда-то началась его спортивная карьера, и пистолет напомнил ему о детстве.
Сергей осмотрел пистолет, обтер его тряпкой. Рифленая рукоятка, словно соскучившись, уверенно легла в ладонь, вызывая забытые ощущения легкого возбуждения, куража, всегда возникающего перед первым выстрелом. Он вспомнил, как еще в восьмом классе выстрелил в лесу из самодельного пистолета в бурундука и попал, разметав в клочья его узкое полосатенькое тельце. Тогда не было ни стыдно, ни жалко безобидного зверька, он чувствовал гордость за свой меткий выстрел и ощущал себя всесильным властелином, легко прервавшим тонкую нить суетливого бега маленького существа. Это было очень давно, целую жизнь назад.

Сергей вставил обойму и, передернув затвор, решительно направился к забору - навстречу своему ненавистному врагу. Пес привычно вздыбился, взвыл и молча рухнул после первого же негромкого и сухого выстрела, точно сломали крепкую, но сухую ветку... Сергей остановился только после четвертого выстрела, почувствовав вдруг, что боль в голове исчезла, словно ее выключили. Еще не веря себе, он потрогал виски, повертел головой - ни маятника, ни сверла, ни зверя - все испарилось как дурной сон.
Солнце уже исподволь подкрадывалось к горизонту, поднимаясь из какой-то неведомой пропасти, заглянуть в которую никому не удается. Восток заалел робко и нежно, на дереве присвистнула какая-то птица, видимо, удивляясь решимости, с которой Сергей разобрался с проклятым псом, терроризировавшим окрестности, ей отозвалась другая, поддакивая и тоже восхищаясь; по соседней улице промчался, громыхая, трамвай - день начинался, наполняясь самыми разными звуками, которые вот уже три месяца заглушал нестерпимый лай.
Сергей повернулся и спокойно пошел домой. Жена и сын крепко спали. Он разделся и, едва коснувшись головой подушки, провалился в глубокий безмятежный сон, каким засыпает чудом выздоровевший человек. Ему ничего не снилось, на сны просто не было сил. Даже сирена подъехавшего к дому полицейского автомобиля не смогла его разбудить.

Часть первая

Они приходят благодаря вам, но не от вас,
И хотя они с вами, они не принадлежат вам.
Вы можете дать им вашу любовь,
Но не ваши мысли, ибо у них есть свои мысли.
Вы можете дать пристанище их телам,
Но не их душам, ибо их души обитают в доме завтрашнего дня,
где вы не можете побывать даже в мечтах.
Вы можете стараться походить на них, но не стремитесь сделать
их похожими на себя,
Ибо жизнь не идет вспять и не задерживается на вчерашнем дне"

После смерти Владимира Высоцкого, его жена Марина Влади написала книгу о муже, которую назвала "Прерванный полет". Она имела в виду судьбу Высоцкого, безумно талантливого поэта и актера, гонимого всей мощью существующей тогда власти, понимая под полетом его творчество, набиравшее с каждым годом все большую и большую высоту. Я же называю прерванным полет авиалайнера ТУ-154, летевшего по маршруту Тель-Авив - Новосибирск и сбитого украинскими ПВО в ходе учебных стрельб, на борту которого, среди 78 мгновенно погибших людей, была и моя дочь - Стариковская Ирина. Шестичасовой беспосадочный полет до Новосибирска был прерван ракетой С-200 через 1 час 34 минуты после взлета самолета и всего через 234 секунды после старта ракеты.

Прошло уже 44 дня с момента трагедии, а я все время думаю о том, как безжалостно была оборвана только начинавшаяся жизнь моей дочери.
Я никогда не смогу до конца поверить, что это действительно произошло с ней, со всеми нами, что это не страшный сон, а жестокая реальность.
Я десятки раз в день вспоминаю ее лицо, таким, каким я увидел его в последний раз в гробу сочинского морга, - молодым, красивым и чуть-чуть удивленным. Смерть была мгновенной, и Ириша даже не успела удивиться или испугаться. Ракета взорвалась в 15 метрах выше центральной части второго салона, как ее и учили, и прошила разломившийся самолет тысячами металлических шариков, которыми она была начинена для увеличения эффекта поражения.
Моя дочь, уже мертвая, взрывной волной была выброшена из самолета вместе с аварийным люком. Упав с высоты 11 километров в море, она осталась единственной целой из всех, кто летел на борту, так, что ее сразу же можно было узнать. На ней сохранились даже все ее сережки, колечки и тоненькая цепочка со слоником, подаренным Костей, женихом, к которому она так рвалась, несмотря на все препятствия, которые должны были ее остановить, но не смогли…

А теперь я пытаюсь вспомнить все, что смогу о своей старшей дочери, а это совсем немногое, потому что прожили мы с ней вместе всего 14 лет, потом, правда, общались, но до обидного мало, но что теперь об этом говорить.

Владимир Безносов (03.03.1945 г. – 02.02.2010 г.). (Фото из архива В. Безносова)

Когда я начал искать сведения о туристах, ходивших на семитысячники до 1990 года, то наткнулся на публикацию Андрея Лебедева «Траверс Патриот – Россия – Коммунизма 1973, кто об этом знает?» от 19.10.2010 г. (http://www.. В ней рассказывалось о беспрецедентном по тем временам траверсе упомянутых вершин тремя томскими студентами. Прочитав комментарии к посту, мне захотелось побольше узнать об этом траверсе и о его руководителе – Владимире Безносове, так как было много противоречий в описании, а фигура руководителя выглядела одиозной.

Женщины рожают за 9 месяцев, африканские слонихи за 22, мне потребовалось почти 3 года, чтобы разродиться этим постом. В этом я чем-то похож на альпийскую черную саламандру из отряда хвостатых земноводных, у которых беременность может длиться и более 3 лет (даже не предполагал, кто мои дальние предки!) Никак не складывались пазлы, ведь в его походах было несколько несчастных случаев. А недавно выяснил, что в одном из таких эпизодов участвовал Борис Абрамов (Aibolit) и пазлы сложились. Но обо всём по порядку.

Мне удалось найти четверых участников того похода и двоих непосредственных траверсантов, а также ещё несколько человек, ходивших с ним или хорошо его знавших. После общения с ними решил написать не только о траверсе, но и о других походах Владимира Безносова.

Впервые Владимир Безносов "заболел" горами в далёком 1959 году, когда 14 летним подростком оказался на курорте горного Алтая - "Белокурихе". Впечатление от гор оказалось настолько ярким, что через некоторое время после возвращения домой он уговорил своего друга Александра Поповича, и они вдвоем поехали на велосипедах из Кемерово в "Белокуриху". Вскоре велосипед у Поповича, к несчастью (а, может, к счастью), сломался и их подобрал автобус с туристами из Москвы, которые взяли над ними шефство и оба подростка благополучно пропутешествовали с москвичами. С этого времени горы уже накрепко прихватили Владимира и предопределили его дальнейшую жизнь.

Свой путь в горном туризме Владимир с Александром начали в 1963 году. Ни клубов, ни секций в Кемерово тогда ещё не существовало, и начинали они "с чистого листа". Учиться было не у кого – только книги. Ни о каком "законном" оформлении своего похода тогда не могла идти и речь. Но Алтай был рядом – он манил и провоцировал. И рядом были друзья, готовые к приключениям. Путешествовали они много. Начали с Телецкого озера, потом в районе Катунского хребта: Мультинские озера и верховья Катуни, Северо-Чуйский хребет: озёра Шавло и Маашей, долина Юнгура и перевалы в их верховьях, Южно-Чуйский хребет.

В 1964 году Владимир, по его словам, сделал сольное восхождение на Белуху с Катуни по Раздельному гребню.

В 1968 г. Владимир с Александром попытались взойти на Белуху группой из трёх человек с юга, по Катунскому леднику. На ледопаде Катунского ледника их попутчица Таня повредила ногу, прыгнув в кошках через трещину (мелкооскольчатый двух лодыжечный перелом), и восхождение сорвалось. После спасательных и транспортировочных работ, когда им помогали ребята из Усть-Каменогорска, Таню вертолетом эвакуировали.

Оставшись вдвоем, измученные и практически без продуктов, так как всё ушло на спасаловку, они решили кратчайшим путем выйти в Тюнгур. С ледника Черный перешли Катунский хребет через перевал Молодых специалистов. К его технической сложности они не были готовы, но как говорится, «дуракам везет».

В августе-сентябре 1969 года Владимир водил группу из четырёх человек на Юго-Западный Памир. С ним ходило трое: Эдик, Наташа и Дарвин. Поход был, по сути, разведкой района, и Владимир пунктуально день за днём писал дневник, снабжая его вот такими зарисовками маршрута:

В том же 69-ом Владимир поступил на заочное отделение физико-технического факультета Томского политехнического института. Там он узнал о существовании туристского отряда "Пинелопа", одним из организаторов которого была Светлана Дудий, и пришёл туда. Название "Пинелопа" появилось по недоразумению. На эмблеме написали "ПЕнелопа" через букву И, когда готовились на первый слёт, а потом название прижилось.

"Пинелопчики", участвовали тогда только в походах выходного дня и институтских турслетах. Организатором и руководителем был Валерий Жариков, который занимался альпинизмом и давал им азы начальной альпинистской подготовки: техника передвижений на различных рельефах, работа с веревкой и т.п. А сподвижниками были Светлана Дудий и Нина Старко. Настоящих гор они ещё не видели, и тут появился Безносов с набором прекрасных слайдов и завораживающими комментариями к ним. Все сидели "разинув рты". Такое они видели впервые! Он показал им горы!!!

Пришлось объезжать пограничные заставы и через перевал Тюз спускаться в долину Иныльчека, а затем подниматься вверх до базового лагеря на леднике Южный Иныльчек.

Слева Александр Попович, справа Владимир Безносов.

Мы все понимаем, что идеальных людей нет, и у Безносова были свои достоинства и недостатки. Но то, что это был неординарный человек – это факт. Были друзья, которые ему доверяли и были готовы вместе с ним на многое. Были и враги. Я лишь сделал попытку рассказать о нём то, что сумел узнать.

Этот рассказ написан по воспоминаниям Абалмасова Константина Георгиевича, Абрамова Бориса Исааковича, Безносова Владимира Александровича, Браиловского Валерия Вениаминовича, Будникова Виктора, Буторина Василия Семёновича, Ворожищева Михаила Геннадьевича, Елисеевой (Дудий) Светланы,Колмаковой (Старко) Нины, Кормильца Павла, Колотова Александра Петровича, Кривоносова Александра, Пахорукова Владимира, Плетнёва Николая Гавриловича, Поповича Александра, Прозоренко Сергея, Сальникова Георгия Ефимовича, Самсонова Владимира, Стариковского Леонида, Филатова Сергея, Юдина Владимира Алексеевича, Янченко Евгения.

P.S. Будут ещё фотографии, но бороться с Риском сил же нет. Всё завтра.

Вот ещё фотографии из альбома Александра Поповича опубликованного в одноклассниках, которые он мне разрешил публиковать ещё при его жизни. Надеюсь, что родственники Александра не будут в претензии:
Низкая облачность.

Слева Безносов, справа Браиловский.

Нам бы ночь скоротать в кузове ГАЗ-66. Слева Попович, справа Безносов.

Слева Браиловский, в центре Безносов.

Безносов на улочке Шерегеша.

Как хорошо невинной быть,
одной в оргазме кувыркаться,
воображение развить,
и всем любимым отдаваться.

Вы сексуальны, Леонид!
У Вас до Новой Эры лик.
Я с Вами в древность улечу.
Я так хочу. Хочу! Хочу!!

С глубоким реверансом, Катя

Уж изголовье вспыхнуло пожаром,
Тебя – все нет, как нет ночи,
Ушедшей на поиски тебя.

Памяти Ольги Савиной (Полины Сандр)