Неудачный Прутский поход. Как спасся от гибели Петр I. Это не любят вспоминать на россии. Что Петр I подписал в плену

Прутский поход


	р. Прут, Молдавия
	Поражение России
Противники


Командующие
Царь Пётр I	Визирь Балтаджи Мехмед-паша
ф.-маршал Шереметев	Хан Девлет-Гирей II
Силы сторон


До 160 орудий	440 орудий

37 тыс. солдат из них 5 тыс. убитых в бою	8 тыс. убитых в бою

Прутский поход - поход в Молдавию летом 1711 года русской армии под предводительством Петра I против Османской империи в ходе русско-турецкой войны 1710-1713.

С армией, которую возглавлял фельдмаршал Шереметев, в Молдавию отправился лично царь Пётр I. На реке Прут, примерно в 75 км к югу от Ясс, 38-тысячная русская армия была прижата к правому берегу союзными 120-тысячной турецкой армией и 70-тысячной конницей крымских татар. Решительное сопротивление русских заставило турецкого командующего заключить мирное соглашение, по которому русская армия вырвалась из безнадёжного окружения ценой уступки Турции ранее завоёванного в 1696 году Азова и побережья Азовского моря.

Предыстория

После поражения в Полтавской битве шведский король Карл XII укрылся во владениях Османской империи, городе Бендеры. Французский историк Жорж Удар назвал побег Карла XII «непоправимой ошибкой» Петра. Пётр I заключил договор с Турцией о выдворении Карла XII с турецкой территории, однако настроения при дворе султана сменились - шведскому королю позволили остаться и создавать угрозу южной границе России при помощи части украинского казачества и крымских татар. Добиваясь высылки Карла XII, Пётр I стал угрожать войной Турции, но в ответ 20 ноября 1710 года султан сам объявил войну России. Действительной причиной войны явились захват русскими войсками Азова в 1696 году и появление русского флота в Азовском море.

Война со стороны Турции ограничилась зимним набегом крымских татар, вассалов Османской империи, на Украину. Пётр I, опираясь на помощь правителей Валахии и Молдавии, решил совершить глубокий поход до Дуная, где надеялся поднять на борьбу с турками христианских вассалов Оттоманской империи.

6 (17) марта 1711 года Пётр I выехал к войскам из Москвы с верной подругой Екатериной Алексеевной, которую повелел считать своей женой и царицей ещё до официального венчания, произошедшего в 1712 году. Ещё ранее князь Голицын с 10 драгунскими полками двинулся к границам Молдавии, с севера из Ливонии на соединение с ним вышел фельдмаршал Шереметев с 22 пехотными полками. План русских заключался в следующем: выйти к Дунаю в Валахии, не дать турецкому войску переправиться, а затем поднять восстание народов, подвластных Оттоманской империи, за Дунаем.

Союзники Петра в Прутском походе

30 мая, на пути в Молдавию, Пётр I заключил соглашение с польским королём Августом II о ведении боевых действий против шведского корпуса в Померании. Царь усилил польско-саксонскую армию 15 тыс. русских войск, и, таким образом, обезопасил свой тыл от враждебных действий со стороны шведов. Втянуть Речь Посполитую в турецкую войну не удалось.
По словам румынского историка Арманда Гроссу, «делегации молдавских и валашских бояр обивали пороги Петербурга, прося царя, чтобы православная империя их поглотила…»
Господарь Валахии Константин Брынковяну (рум. Constantin Brâncoveanu) ещё в 1709 году направил представительную делегацию в Россию и обещал выделить в помощь России 30-тысячный корпус солдат и обязался обеспечить русскую армию продовольствием, а за это Валахия должна была стать независимым княжеством под протекторатом России. Княжество Валахия (современная часть Румынии) прилегала к левому (северному) берегу Дуная и являлась вассалом Османской империи с 1476 года. В июне 1711 года, когда турецкая армия выступила навстречу русской, а русская армия, за исключением конных отрядов, не дошла до Валахии, Брынковяну не решился выступить на стороне Петра, хотя его подданные и продолжали обещать поддержку в случае прихода русских войск.
13 апреля 1711 года Пётр I заключил секретный Луцкий договор с православным молдавским правителем Дмитрием Кантемиром, пришедшим к власти при содействии крымского хана. Кантемир приводил своё княжество (вассал Османской империи с 1456) в вассальную зависимость от русского царя, получая в награду привилегированное положение Молдавии и возможность передать престол по наследству. В настоящее время река Прут является государственной границей между Румынией и Молдавией, в XVII-XVIII вв. Молдавское княжество включало в себя земли по обоим берегам Прута со столицей в Яссах. Кантемир присоединил к русской армии шеститысячную молдавскую лёгкую конницу, вооружённую луками и пиками. Молдавский господарь не располагал сильной армией, но с его помощью было легче обеспечить провиантом русское войско в засушливых краях.
Сербы и черногорцы при известии о приближении русской армии начали развёртывать повстанческое движение, однако слабо вооружённые и плохо организованные не могли оказать серьёзной поддержки без прибытия на их земли русских войск.

Поход

В своих записках бригадир Моро-де-Бразе насчитал 79 800 в русском войске перед началом Прутского похода: 4 пехотные дивизии (генералов Алларта, Денсберга, Репнина и Вейде) по 11 200 солдат, 6 отдельных полков (включая 2 гвардейских и артиллеристов) общей численностью 18 тыс., 2 кавалерийские дивизии (генералов Януса и Ренне) по 8 тыс. драгун, отдельный драгунский полк (2 тыс.). Приведена штатная численность подразделений, которая вследствие переходов из Лифляндии к Днестру значительно уменьшилась. Артиллерия состояла из 60 тяжёлых орудий (4-12-ти фунтовых) и до сотни полковых пушек (2-3-х фунтовых) в дивизиях. Иррегулярная конница насчитывала примерно 10 тыс. казаков, к которым присоединилось до 6 тыс. молдаван.

Маршрут русских войск представлял собой линию от Киева через крепость Сороки (на Днестре) на молдавские Яссы через территорию дружественной Польши (часть современной Украины) с форсированием Прута.

Ввиду продовольственных затруднений русская армия в течение июня 1711 года сосредотачивалась на Днестре - границе Речи Посполитой с Молдавией. Фельдмаршал Шереметев с кавалерией должен был пересечь Днестр в первых числах июня и затем прямым путём спешить к Дунаю, чтобы занять места возможных переправ для турок, создать продовольственные магазины для обеспечения основной армии, а также втянуть Валахию в восстание против Османской империи. Однако фельдмаршал столкнулся с проблемами в снабжении кавалерии фуражом и провиантом, не нашёл достаточной военной поддержки на местах и остался в Молдавии, повернув на Яссы.

После пересечения Днестра 27 июня 1711 года основная армия двигались 2-мя отдельными группировками: впереди шли 2 пехотные дивизии генералов фон Алларта и фон Денсберга с казаками, за ними следовал Пётр I с гвардейскими полками, 2-мя пехотными дивизиями князя Репнина и генерала Вейде, а также артиллерией под началом генерал-поручика Брюса. В 6-дневном переходе от Днестра до Прута по безводным местам, с изнуряющей жарой днём и холодными ночами, много русских солдат из рекрутов, ослабленных недостатком продовольствия, погибло от жажды и болезней. Солдаты умирали, дорвавшись и опившись воды, другие, не выдержав лишений, совершали самоубийство.

1 июля (по нов. ст.) конница крымских татар атаковала лагерь Шереметева на восточном берегу Прута. Русские потеряли 280 драгун убитыми, но отбили нападение.

3 июля дивизии Алларта и Денсберга подошли к Пруту напротив Ясс (Яссы находятся за Прутом), потом продвинулись вниз по течению.

6 июля Пётр I с 2-мя дивизиями, гвардией и тяжёлой артиллерией переправился на левый (западный) берег Прута, где к царю присоединился молдавский господарь Дмитрий Кантемир.

7 июля дивизии Алларта и Денсберга соединились с корпусом главнокомандующего Шереметева на правом берегу Прута. Русская армия испытывала большие проблемы с фуражом, было решено переправиться на левый берег Прута, где рассчитывали найти больше продовольствия.

11 июля кавалерия с обозом из армии Шереметева начали переправу на левый берег Прута, остальные войска пока оставались на восточном берегу.

12 июля генерал Ренне с 8-ю драгунскими полками (5056 человек) и 5 тыс. молдаван был отправлен в город Браилов (совр. Брэила в Румынии) на Дунае, где турки сделали значительные запасы фуража и провианта.

14 июля вся армия Шереметева перешла на западный берег Прута, где вскоре к ней подошли войска с Петром I. До 9 тыс. солдат были оставлены в Яссах и на Днестре для охраны коммуникаций и удержания спокойствия местного населения. После соединения всех сил русская армия двинулась вниз по течению Прута к Дунаю. 20 тысяч татар переправилось через Прут вплавь с лошадьми и стали нападать на небольшие тыловые части русских.

18 июля русский авангард узнал о начавшейся переправе на западный берег Прута возле городка Фальчи (совр. Фэлчиу) большой турецкой армии. Турецкая конница в 2 часа дня напала на авангард генерала Януса (6 тыс. драгун, 32 пушки), который, построившись в каре и отстреливаясь из орудий, пешим строем в полном окружении противника медленно отступал к основной армии. Русских спасало отсутствие артиллерии у турок и их слабое вооружение, многие из турецких всадников были вооружены лишь луками. С заходом солнца турецкая кавалерия отошла, что позволило авангарду ускоренным ночным маршем соединиться ранним утром 19 июля с армией.

Сражение с турками. Окружение

19 июля 1711

19 июля турецкая кавалерия окружила русскую армию, не приближаясь ближе, чем на 200-300 шагов. У русских не было чёткого плана действий. В 2 часа дня решили выдвинуться, чтобы атаковать неприятеля, но турецкая конница оттянулась, не приняв боя. Армия Петра I располагалась в низине вдоль Прута, все окрестные возвышенности были заняты турками, к которым пока не подошла артиллерия.

На военном совете было решено отступать ночью вверх по Пруту в поисках более выгодной позиции для обороны. В 11 часов вечера, уничтожив лишние повозки, армия двинулась в следующем боевом порядке: 6-ю параллельными колоннами (4 пехотные дивизии, гвардия и драгунская дивизия Януса), в промежутках между колоннами вели обоз и артиллерию. Гвардейские полки прикрывали левый фланг, на правом фланге, примыкающем к Пруту, двигалась дивизия Репнина. С опасных сторон войска прикрывались от турецкой конницы рогатками, которые несли солдаты на руках.

Потери русской армии убитыми и ранеными в этот день составили около 800 человек.

К этому времени армия насчитывала 31 554 пехоты и 6692 кавалерии, в основном бесконной, 53 тяжёлых орудия и 69 лёгких 3-х фунтовых пушки.

20 июля 1711

20 июля к утру образовался разрыв между отставшей крайне левой колонной гвардии и соседней дивизией Алларта из-за неравномерного марша колонн по пересечённой местности. Турки немедленно напали на обоз, оставшийся без прикрытия, и прежде чем фланг был восстановлен, погибло немало обозников и членов офицерских семей. В течение нескольких часов армия стояла, ожидая восстановления боевого походного строя. Из-за задержки турецкой пехоте янычарам с артиллерией удалось в течение дня нагнать русскую армию.

Около 5 часов дня армия упёрлась крайне правым флангом в реку Прут и остановилась для обороны недалеко от местечка Стэнилешти (рум. Stănileşti, Стэнилешть; около 75 км южнее Ясс). На противоположном восточном крутом берегу Прута показалась татарская конница и союзные им запорожские казаки. К туркам подошла лёгкая артиллерия, которая стала обстреливать русские позиции. В 7 часов вечера последовала атака янычар на расположение дивизий Алларта и Януса, несколько выдвигающихся вперёд по условиям местности. Отбитые ружейно-пушечным огнём турки залегли за небольшим возвышением. Под прикрытием порохового дыма 80 гренадер забросали их гранатами. Турки контратаковали, но были остановлены ружейными залпами на линии рогаток.

Польский генерал Понятовский, военный советник у турок, лично наблюдал сражение:

Бригадир Моро-де-Бразе, совсем не обласканный на русской службе, тем не менее оставил такой отзыв о поведении Петра I в критический момент боя:

Ночью турки дважды делали вылазки, но были отбиты. Потери русских в результате боёв составили 2680 человек (750 убитых, 1200 раненых, 730 пленных и пропавших без вести); турки потеряли 7-8 тысяч согласно донесению английского посла в Константинополе и показанию бригадира Моро-де-Бразе (ему в потерях признавались сами турки).

21 июля 1711

21 июля турки обложили русскую армию, прижатую к реке, полукругом полевых укреплений и артбатарей. Около 160 орудий непрерывно обстреливали русские позиции. Янычары предприняли атаку, но снова были отбиты с потерями. Положение русской армии стало отчаянным, боеприпасы ещё оставались, но запас был ограничен. Продовольствия не хватало и раньше, а в случае затягивания осады войскам скоро грозил голод. Помощи ждать было не от кого. В лагере плакало и выло множество офицерских жён, сам Пётр I временами приходил в отчаяние, «бегал взад и вперед по лагерю, бил себя в грудь и не мог выговорить ни слова ».

На утреннем военном совете Пётр I с генералами принял решение предложить турецкому султану мир; в случае отказа сжечь обоз и прорываться «не на живот, а на смерть, никого не милуя и ни у кого не прося пощады ». К туркам послали трубача с предложением о мире. Визирь Балтаджи Мехмед-паша, не ответив на русское предложение, приказал янычарам возобновить атаки. Однако те, понеся в этот и предыдущий день большие потери, заволновались и подняли ропот, что султан желает мира, а визирь против его воли шлёт янычар на убой.

Шереметев послал визирю 2-е письмо, в котором, кроме повторного предложения о мире, заключалась угроза перейти в решительный бой через несколько часов, если ответа не последует. Визирь, обсудив со своими военачальниками ситуацию, согласился заключить перемирие на 48 часов и вступить в переговоры.

К туркам из осаждённой армии назначили наделённого широкими полномочиями вице-канцлера Шафирова с переводчиками и помощниками. Переговоры начались.

Заключение Прутского мирного договора

О безнадёжном положении русской армии можно судить по условиям, на которые был согласен Пётр I, и которые он изложил Шафирову в инструкции:

Отдать туркам Азов и все ранее завоёванные города на их землях.
Отдать шведам Лифляндию и прочие земли, кроме Ингрии (где строился Петербург). Отдать в возмещение за Ингрию Псков.
Согласиться на Лещинского, ставленника шведов, как польского короля.

Данные условия совпадали с теми, которые выдвигал султан при объявлении войны России. На подкуп визиря было выделено из казны 150 тыс. рублей, суммы поменьше предназначались другим турецким начальникам и даже секретарям. По легенде жена Петра Екатерина Алексеевна пожертвовала все свои драгоценности на подкуп, однако датский посланник Юст Юль, бывший при русской армии после выхода её из окружения, не сообщает о таком деянии Екатерины, но говорит о том, что царица раздала свои драгоценности на сбережение офицерам и потом, по заключении мира, собрала их назад.

22 июля Шафиров вернулся из турецкого лагеря с условиями мира. Они оказались значительно легче тех, на которые был готов Пётр:

Возврат Азова туркам в прежнем состоянии.
Разорение Таганрога и других городов на завоёванных русскими землях вокруг Азовского моря.
Отказ от вмешательства в польские и казацкие (запорожские) дела.
Свободный пропуск шведского короля в Швецию и ряд несущественных условий по купцам. До исполнения условий договора Шафиров и сын фельдмаршала Шереметева должны были оставаться в Турции как заложники.

23 июля мирный договор был скреплён печатями, и уже в 6 часов вечера русская армия в боевом порядке с распущенными знамёнами и барабанным боем выступила к Яссам. Турки даже выделили свою кавалерию для защиты русской армии от разбойничьих набегов татар. Карл XII, узнав о начале переговоров, но ещё не зная об условиях сторон, немедля отправился из Бендер на Прут и 24 июля после полудня прибыл в турецкий лагерь, где потребовал расторгнуть договор и дать ему войско, с которым он разобьёт русских. Великий визирь отказал, сказав:

25 июля русский кавалерийский корпус генерала Ренне с приданной молдавской конницей, ещё не зная о заключённом перемирии, захватил Браилов, который пришлось оставить через 2 дня.

13 августа 1711 русская армия, выходя из Молдавии, пересекла Днестр в Могилёве, закончив Прутский поход. По воспоминанию датчанина Расмуса Эребо (секретаря Ю. Юля) о русских войсках на подходе к Днестру:

Визирь так и не смог получить обещанную ему Петром взятку. Ночью 26 июля деньги привезли в турецкий лагерь, но визирь не принял их, опасаясь своего союзника, крымского хана. Потом он побоялся взять их из-за подозрений, возбуждаемых Карлом XII против визиря. В ноябре 1711 благодаря интригам Карла XII посредством английской и французской дипломатии визирь Мехмед-паша был смещён султаном и по слухам вскоре казнён.

Итоги Прутского похода

Во время пребывания в лагере за Днестром в Подолии Пётр I приказал каждому бригадиру представить подробную опись своей бригаде, определив её состояние в первый день вступления в Молдавию и то, в котором находилась она в день отданного приказа. Воля царского величества была исполнена: по словам бригадира Моро-де-Бразе из 79 800 людей, состоявших налицо при вступлении в Молдавию, оказалось только 37 515, и ещё не присоединилась к армии дивизия Ренне (5 тыс. на 12 июля).

Возможно, в русских полках был изначальный некомплект личного состава, но не более чем 8 тысяч рекрутов, в чём Пётр I упрекал губернаторов в августе 1711 года.

По данным бригадира Моро-де-Бразе во время боёв 18-21 июля русская армия потеряла убитыми генерал-майора Видмана, 4800 человек. Около 100 человек убитыми потерял Ренне при взятии Браилова. Таким образом, дезертировали, попали в плен и погибли, главным образом от болезней и голода на начальном этапе похода, более 37 тысяч русских солдат, из них убито в боях около 5 тысяч.

Не добившись, согласно Прутскому соглашению, выдворения Карла XII из Бендер, Пётр I повелел приостановить выполнение требований договора. В ответ Турция в конце 1712 года вновь объявила войну России, но боевые действия ограничились лишь дипломатической активностью вплоть до заключения в июне 1713 года Адрианопольского мирного договора, в основном на условиях Прутского договора.

Главным итогом неудачного Прутского похода явилась потеря Россией выхода к Азовскому морю и недавно построенного южного флота. Пётр хотел перевести из Азовского моря на Балтику корабли «Гото Предестинация», «Ластка» и «Шпага», однако турки не разрешили им проход через Босфор и Дарданеллы, после чего корабли были проданы Османской империи.

Азов вновь был захвачен русской армией спустя 25 лет в июне 1736 года при императрице Анне Иоанновне.

Петр I после победы над Карлом XII, который считался на то время лучшим полководцем Европы, п-видимому уверовал в мощь своей армии и в свои способности стратега. И не только он сам в это поверил, но и весь его двор, правительство и даже его генералы. Легкомысленность в подготовке, организации и осуществлении похода была просто неимоверная. В результате только какое-то чудо позволило остаться живыми ему, его жене Екатерине и членам петровского правительства, зачем-то потащившимся вместе с армией. Но армию, ту которая одержала победу над шведами, Петр потерял. Трупы солдат валялись на всем пути отступления.

Прутский поход 1711 года.

План Петра I был конкретный - форсировать Дунай немного выше от его впадения в Черное море и двигаться по Болгарии на юго-запад до тех пор пока не окажется под угрозой вторая столица султана - Адрианополь. (Турецкое название города -Эдирне. Он был столицей Турции в 1365 - 1453 годах). В Адрианополе Петр надеялся на подкрепление за счет 30 тысяч валахов и 10 тысяч молдаван. Для обоснования похода на Балканы Петр использовал проверенное идеологическое оружие - православную веру. В его обращении к народам Балканского полуострова исповедовавшим христианство говорилось:" Всем добрым, чистым и благородным сердцам необходимо презирая страх и трудности, за церковь и веру православную не только воевать, но и последнюю кровь пролить".
Желающих участвовать в торжестве московского оружия набралось немало. Все хотели присутствовать при великой победе над Турцией, а особенно над Крымским ханством. Ведь еще в 1700 году Петр и его Московское царство платили унизительную дань крымским татарам. Об этом унижении знал весь мир и постоянно напоминал московитам. Так Досифей, православный патриарх Иерусалима, писал: " Крымских татар всего горсточка... и все же они хвастают, что получают от вас дань. Татары - турецкие подданные, отсюда вытекает, что вы - подданные Турции". Вот почему в Петровом обозе оказались канцлер державы Г.И.Головкин, вице-канцлер П.П.Шафиров, церковник Феофан Прокопович, Екатерина, около двух десятков придворных дам и многие другие. Предполагалось отвоевать у турок Константинополь и подчинить Москве земли когда-то входившие в состав Византийской империи. Намерения были серьезные, а ехали как на пикник.
Отпраздновав со своими гвардейскими полками 27 июня (8 июля по н.ст.) 1711 года в степях Молдавии двухлетний юбилей Полтавской победы и выпив своего любимого мадьярского вина, Петр в тот же день отправил свою конницу, 7 тысяч сабель, под командованием генерала Рене для захвата дунайского города Браилов, где турецкая армия, двигавшаяся навстречу московитам, сосредоточила свои припасы. Генерал Рене должен был их захватить, в крайнем случае сжечь. А через три дня переправилась через Прут пехота и двинулась на юг вдоль западного берега тремя колоннами. Первую вел генерал Янус, вторую - царь, третью - Репнин. 8 июля авангардные части генерала Януса встретили турецкие войска и отступили к царской колонне. Приказы царя Репнину срочно подвести третью колонну на помощь к двум первым были напрасными. Солдаты Репнина были зажаты татарской конницей в Станилештах и не могли двинуться. Встревоженный царь приказал отступать в сторону Станилешт. Отступление началось ночью и продолжалось все утро. Это был ужасный переход. Турки наступали на пятки и непрерывно атаковали петровский арьергард. Татарские отряды проносились галопом взад-вперед между возами обоза и он практически весь погиб. Истощенная пехота страдала от жажды. Турки полностью окружили лагерь обороняющихся на берегу Прута. Подошла турецкая артиллерия - пушки развернули широким полукругом так, что к ночи на лагерь смотрели своими дулами 300 орудий. Тысячи татарских конников контролировали противоположный берег. Бежать было некуда. Солдаты так измучились от голода и жары, что многие на могли уже сражаться. Даже воду из реки было непросто набрать - посланные за водой попадали под плотный огонь.
Посреди лагеря вырыли неглубокую яму, где спрятали Екатерину и сопровождающих дам. Это укрытие, огороженное возами, было жалкой защитой от турецких ядер.Женщины плакали и выли. Наутро ожидалось решающее турецкое наступление.Какие мысли одолевали Петра можно только себе представить. Вероятность того, что его, московского царя, полтавского победителя, разобьют и провезут в клетке улицами Константинополя была очень высока.
Что же сделал царь? Вот слова современника Петра Ф.И.Соймонова:"... в генеральную баталию Царское Величество вступать не велел... Повелел... поставить среди шанцев белый флаг..." Белый флаг означал капитуляцию. Петр приказал своему посланцу, П.П.Шафирову, соглашаться на любые условия, "кроме рабства", но настаивать на немедленном подписании, т.к. войска умирали от голода. А вот строки из отчета П.П.Шафирова царю: "...визирь велел быть у него. И когда мы к нему пришли, сидели с ним хан крымский и человек с десять кубе-визирей и пашей, в том числе и янычарский ага... и хан встав вышел вон сердитый и сказал, что он, мол, им и перед этим говорил, что мы их обдурим".
Для безопасности подписания Акта капитуляции в ночь на 12 июля между окруженным лагерем и шатром визиря был выстроен плотный коридор из солдат турецкой гвардии. То есть, хотя переговоры с визирем вел вице-канцлер П.П.Шафиров, но подписывать Акт капитуляции в шатре визиря должен был лично Петр I. (Мирный договор между царством Московским и Османской империей был подписан в Адрианополе в 1713 году).
Если турецкие полководцы действительно получили огромные взятки - выкуп за царя и его придворных, то крымский хан никакого выкупа от Петра I не получал. Именно крымский хан Давлет-Гирей выступал, чтобы "полтавского победителя в клетке провезли по улицам Константинополя". Несмотря на то, что крымский хан был очень недоволен подписанным документом, он все-таки не уничтожил остатки царской армии при отступлении, хотя легко мог это сделать.С 54-тысячной армии Петр вывел за Днестр 1 августа около 10 тысяч человек, совсем деморализованных. Московскую армию уничтожили не столько турки и татары, сколько обычный голод. Этот голод преследовал армию Петра с первого дня ее переправы через Днестр, целых два месяца.

Петр Павлович Шафиров.
По свидетельству "Листов и бумаг...Петра Великого". Начиная с 13 июля до 1 августа 1711 года войска теряли ежедневно от 500 до 600 людей умершими от голода. Почему же тогда крымский хан Давлет-Гирей имея возможность не уничтожил московскую армию и царя московского? Ведь для того, чтобы крымский хан выпустил из своих рук московского царя, своего данника, власти визиря Баталджи - Паши было недостаточно. Хан на своей территории был властелином и имел достаточно сил и возможностей чтобы уничтожить своего извечного врага после отхода турецкой армии на юг, а московской на север.
Однако Давлет- Гирей этого не сделал. По видимому московский царь пошел на какие-то тактические шаги, раз крымский хан выпустил его из рук. То, что сделал Петр I чтобы спасти себя, жену и остатки армии по сей день скрывается самым тщательным образом. Он подписал Шертную (клятвенную) грамоту о подтверждении своей вассальной зависимости от рода Чингизидов. Есть достаточно серьезные доказательства того, что князь московский Петр (крымские ханы никогда не признавали царского титула московских великих князей, по их мнению совершенно незаконно присвоенного Иваном Грозным), был вынужден подписать именно такой позорный документ.
И еще о некоторых событиях и легендах связанных с этим походом.
На подкуп визиря было выделено из казны 150 тыс. рублей, суммы поменьше предназначались другим турецким начальникам и даже секретарям.Визирь так и не смог получить обещанную ему Петром взятку. Ночью 26 июля деньги привезли в турецкий лагерь, но визирь не принял их, опасаясь своего союзника, крымского хана. Потом он побоялся взять их из-за подозрений, возбуждаемых Карлом XII против визиря. В ноябре 1711 благодаря интригам Карла XII посредством английской и французской дипломатии визирь Мехмед-паша был смещён султаном и по слухам вскоре казнён.
По легенде жена Петра Екатерина Алексеевна пожертвовала все свои драгоценности на подкуп, однако датский посланник Юст Юль, бывший при русской армии после выхода её из окружения, не сообщает о таком деянии Екатерины, но говорит о том, что царица раздала свои драгоценности на сбережение офицерам и потом, по заключении мира, собрала их назад.
----
А теперь перенесемся на 25 лет вперед, во времена Анны Иоанновны, когда по абсолютно неизвестной причине, в 1736 году российская армия численностью 70 тысяч солдат и офицеров вместе с корпусом украинских казаков, под командованием генерал-фельдмаршала Миниха (немец Миних сделал очень много для развития русской армии, в частности он ввел впервые полевые госпитали) выступила с района нынешнего города Царичанка Днепропетровской области и к 17 мая подошла к Перекопу. 20 мая Перекоп был взят и армия генерал-фельдмаршала двинулась в глубь Крыма. В середине июня Миних подошел к городу Кезлев (Евпатория) и взял его штурмом. После этого армия Миниха направилась к столице Крымского ханства - Бахчисараю и взяла его штурмом 30 июля. Главной целью похода оказался государственный архив Крымского ханства. Миних изъял из архива много документов (возможно и шертную грамоту Петра I), а остальные документы были сожжены вместе со зданием архива. Считается, что Анна Иоанновна организовала набег на крымские архивы во исполнение тайного завещания Петра I. Генерал-фельдмаршал Миних выполнил свое главное задание(о котором знали очень немногие) - захватить ханские архивы, поэтому уже в первых числах августа он покинул Бахчисарай, а 16 августа прошел Перекоп и с остатками пошарпанной армии двинулся в Гетьманскую Украину.
Миних потерял больше половины армии, в основном из-за эпидемий, но императрица осталась довольна проделанной работой и щедро наградила генерала поместьями в разных частях страны.

Анна Иоанновна.

По-видимому Анна Иоанновна не получила всех желаемых документов. Вот почему в 1737 году состоялся повторный поход в Крым армии генерал-фельдмаршала Ласси. Он уже больше не наведывался ни в Евпаторию, ни в Бахчисарай. Его интересовали другие старинные города Крыма, главным образом Карасу-Базар, куда перебрался крымский хан после погрома Бахчисарая. Что-то искали! Кстати, генералы его армии, не осведомленные об истинных задачах похода, предлагали множество очень дельных идей о маршрутах и способах проведения этой военной компании, но Ласси остался непоколебим и даже пригрозил выслать генералов из армии.

Генерал-фельдмаршал Миних

Поход армии Миниха в 1736 году

На этом не закончилась эпопея засекречивания старинных крымских документов.Поскольку большинство архивных материалов Крымского ханства не было найдено ни во время походов 1736-1737 годов, ни после российской оккупации Крыма в 1783 году (здесь к поискам был привлечен А.В. Суворов), российские власти отправляли одну экспедицию за одной для ведения поисков. Найдено было много интересных документов, но все они засекречены до сих пор.

Прутский поход 1711г. явился главным событием русско-турецкой войны 1710-1714 гг. Русская армия, которой командовал номинально Б.П. Шереметев, а фактически сам царь Петр, попала в тяжелое положение, оказавшись окруженной численно превосходившим ее турецко-татарским войском во главе с великим визирем и крымским ханом на берегу реки Прут.

Петр вынужден был заключить мир, по условиям которого возвратил Турции крепость Азов, взятую им в 1696г.

Эти драматические события в воспоминаниях участников похода и других современников отражены противоречиво и неточно, вокруг них сложились легенды, которые до сих пор некритично излагаются историками. Пишут, что русской армии, окруженной турками и татарами, грозило полное истребление; что до заключения мира Петр написал в Сенат, чтобы в случае его пленения сенаторы выбрали из своего состава нового царя (невзирая на наличие царевича Алексея); что переговоры с турками были безуспешными, и тогда будущая императрица Екатерина I, не спросив разрешения мужа, созвала военный совет и уговорила Петра послать еще одно письмо визирю с просьбой о мире; что она втайне от царя послала визирю с этим письмом все свои драгоценности; что подкупленный визирь, соблазненный блеском бриллиантов, согласился заключить мир; что одной из причин согласия визиря явилось взятие Браилова генералом Ренне и т.д. Обходятся вопросы о том, почему русская армия была застигнута турками на марше; почему в Прутском мирном договоре не оказалось никаких условий в пользу Швеции, хотя нашедший убежище в Турции Карл XII приложил много усилий, чтобы побудить султана начать войну с Россией, а также почему оказались опубликованными два официальных варианта договора.
Я критически изучил опубликованные и архивные материалы: указы и переписку Петра I, донесения русских и иностранных дипломатов, генералов и тайных агентов, воспоминания участников похода, труды историков и попытался восстановить ход событий по дням и часам. Кратко результаты этой работы были изложены мною в комментариях к тексту «Писем и бумаг императора Петра Великого» (Т. XI, вып. 1), в рецензии на статью турецкого историка Курата и в статье о походе в одном из провинциальных сборников 1 , но, судя по всему, они остались незамеченными, поскольку легенды и неточности повторяются в справочниках, трудах историков научно-популярных работах. Поэтому мне представляется полезным дать свою, обобщенную и дополненную, по сравнению с опубликованными работами, версию событий и возникновения легенд.

О Прутском походе до сих пор имеется только одна специальная работа - 2-томное исследование А.Н. Курата «Прутский поход и мир», вышедшее в 1951-1952 гг. на турецком языке. Ее основные положения были изложены им в 1962 г. в статье на немецком языке 2 . Исследование Курата фундаментально: он использовал массу источников, в том числе опубликованные и неопубликованные донесения дипломатов, материалы из турецких архивов (из фондов великих визирей, участника похода чиновника государственной казны Ахмеда бин Махмуда и др.), работы турецких, русских, немецких, шведских и польских историков. В труде Курата содержатся важные выводы о цели, к которой стремились турки, начиная войну, о выработке условий мира, о численности турецко-татарского войска и т.п. Но Курату остались неизвестными многие источники, особенно из числа хранящихся в российских архивах и опубликованных уже после выхода в свет его работ, и он сам признал (в своей статье), что многое здесь остается еще неразъясненным. В частности, Курат не смог объяснить некоторых противоречий и недоумений, возникающих при чтении официальных документов, писем и мемуаров современников и сочинений историков; неверно передал выдвинутые первоначально турками условия мира; полагал, что турки упустили благоприятный момент из-за своего корыстолюбия, и хотя прямо не сказал о решающей роли подкупа визиря, всежее подчеркнул его большое значение. Он ошибочно сообщил также, что драгоценности для визиря прибыли в турецкий лагерь до заключения мира; повторил легенду о решающей роли Екатерины; не объяснил, почему текст Прутского мирного договора опубликован в двух вариантах и т.п. Несмотря на перечисленные недостатки, на сегодняшний день это самая полная и подробная работа по истории Прутского похода, автор которой не только ввел в научный оборот новые сведения из неизвестных ранее источников, но также сделал ценные наблюдения и выводы.
Кроме того, история похода кратко освещается в соответствующих разделах обобщающих трудов, в работах, где рассматриваются смежные проблемы, в биографиях Петра и других деятелей эпохи. Лучшим его описанием до сих пор является раздел в работе С.Ф. Орешковой о русско-турецких отношениях в начале XVIII в., основанный на изучении большого круга источников, в том числе турецких 3 . Однако и она, и другие исследователи не объясняют противоречия в источниках и повторяют старые легенды.

Рамки статьи статьи заставляют ограничиться выяснением лишь наиболее существенных вопросов: 1) Действительно ли, попав в окружение, Петр так растерялся, что Екатерине пришлось самой созвать военный совет, добиться на нем решения предложить мир и послать подканцлера П.П. Шафирова, снабдив его своими драгоценностями для подкупа великого визиря, и если нет, то как, когда и почему возникла легенда о роли Екатерины? 2) Был ли подкуп главной причиной того, что великий визирь согласился заключить мир и не выдвинул условий в пользу Карла XII, и если нет, то каковы же были эти причины и как, когда и где возникла легенда о решающей роли подкупа великого визиря? 3) Подделка ли так называемое «письмо Петра Великого с берегов Прута», в котором он приказал Сенату в случае своего пленения турками избрать из числа сенаторов нового царя, и если да, то кто и зачем его подделал?
На следующие вопросы будут даны краткие ответы с указанием источников, позволяющих подробно их обосновать: 1) Почему русская армия была застигнута турками на марше? 2) Почему в источниках указывается разная численность турецко-татарского войска: а) 120 тыс. турок и 20-30 тыс. татар и б) 270 тыс. турок и татар, вместе взятых? Какова была истинная численность, и откуда взялась ложная? 3) Оказало ли влияние взятие русским отрядом крепости Браилов на Дунае в тылу у турок на согласие великого визиря заключить мир и на его условия? 4) Какой из двух существенно различающихся вариантов текста Прутского мирного договора подлинный, почему появился второй?

Почему русская армия оказалась застигнутой на марше и какова была численность армий обеих сторон?

Петр давно уже вел переговоры с господарями Молдавии Д. Кантемиром и Валахии К. Бранкованом об их переходе на сторону России. Когда русская армия в конце июня 1711г. подошла к Яссам, Кантемир приехал в русский лагерь, но привел с собою всего 6 тыс. человек, плохо вооруженных и необученных 4 . В сложившейся ситуации Петр мог действовать двояко: ждать турок на Днестре, дав им возможность разгромить валашское ополчение в случае его выступления против них, или идти навстречу неприятелю в надежде на присоединение Бранкована с войском и продовольствием. Петр выбрал второй вариант, не представляя себе трудностей похода по опустошенной саранчой стране 5 , да еще при активных действиях значительно превосходящих сил турецко-татарской конницы. Главная армия выступила в поход по правому (северному) берегу Прута, а в Валахию к крепости Браилов на Дунае был послан конный отряд генерала К. Ренне, чтобы побудить Бранкована перейти на сторону России. В отряд вошло 5600 человек (половина русской конницы) 6 . Но поскольку турецкое войско уже подошло к границам Валахии, Бранкован остался на стороне турок. Впоследствии Петр сам признал, что «сей марш» был «зело отчаянно учинен для обнадеживания господаря мултянского» 7 .
Получив сведения о движении турок по левому (южному) берегу Прута, 7 июля Петр отдал приказ генералу Янусу фон Эберштедту, командовавшему кавалерией, продвинуться вперед и помешать туркам переправиться через Прут: важно было выиграть время, чтобы Ренне взял Браилов и побудил Бранкована выступить против турок у них в тылу. Как пишет Моро, «выслушав приказ и хорошо его поняв, мы приступили к исполнению оного, хотя генерал и я не без без смеха видели, что употреблены были драгуны и кавалерия на атаку укрепленных мостов» 8 . Через несколько миль отряд неожиданно наткнулся на предмостное укрепление. Вместо того, чтобы атаковать, Янус, нарушив приказ Петра, приказал отступать. Турецкая конница и татары немедленно бросились в атаку, отряду пришлось построиться в каре и медленно отходить, отражая их наскоки. Петру Янус сообщил, что его атакуют янычары с артиллерией (что было неправдой), вечером он послал еще одно письмо, и Петр выслал ему на помощь пехотную дивизию 9 .

Между тем увиденные 7 июля Янусом и Моро мосты были ложными: настоящие были наведены лишь на следующий день, и визирь из осторожности 8-го переправил конницу (татары переправлялись вплавь) и только 9-го - пехоту (янычар), а вся артиллерия перешла реку только в ночь на 10 июля 10 . В результате русская армия оказалась застигнутой на марше и, потеряв часть обоза, была вынуждена отступать, подвергаясь непрерывным атакам неприятельской конницы. 9 июля, около двух часов дня, от усталости ей пришлось остановиться на неудобной позиции на берегу Прута.
Приказ Петра, вызвавший смех Януса и Моро, был реален. Об этом свидетельствуют действия генерала Ренне: он осадил и взял штурмом не какое-то предмостное укрепление, а крепость Браилов на Дунае. Правда, Ренне уже долго служил под командованием Петра и, очевидно, усвоил новые и передовые для того времени военные идеи русского полководца. Во всяком случае, ему-то «употребление» драгун для взятия крепости не показалось странным. Поэтому Петр имел все основания надеяться, что Янус сможет задержать переправу турок. Впоследствии он писал, что «тогда еще турки не перешли, но на той стороне были, и конечно б мог оной Янус их задержать, ежели бы сделал так, [как] доброму человеку надлежит» 11 .
Русская армия оказалась в тяжелом положении: она была окружена турецко-татарской конницей, производившей непрестанные атаки, в долине на берегу Прута. К тому же на находящемся на противоположном берегу холме неприятель поставил пушки, которые, правда, не смогли нанести урона 12 . В русской армии было 38 тыс. человек и 122 пушки, у противника, по подсчета Курата, - около 100-120 тыс. турок и 20-30 тыс. татар, а количество орудий достигало 255-407 13 . Численность же турок и татар в 270 тыс. человек, указанную в Поденной записке, сообщил Петру Шафиров со слов турок 14 . Ясно, что последним было выгодно ее завысить. Но самое опасное заключалось в том, что на 6.6 тыс. русских кавалеристов приходилось 57.8 тыс. турецких, не считая татар. Если учесть, что русская кавалерия уже не имела фуража, подножный корм был съеден, а пути подвоза отрезаны татарами, то сложившееся по вине генерала Януса положение нельзя было не признать критическим.

Легенда о решающей роли Екатерины в заключении мира

Вечером 9 июля янычары трижды атаковали русский лагерь и все 3 раза были отбиты. Но Петр не решился контратаковать из опасения, что турецко-татарская конница захватит обоз с продовольствием и амуницией. Янычары проявили незаурядную храбрость, но их начальникам недоставало военных знаний: атака велась на один участок русского лагеря, который Петр подкреплял людьми и пушками по мере необходимости. Но люди и лошади не отдыхали уже трое суток подряд, обоз с провиантом, шедший, к русской армии, был перехвачен татарами, армия была окружена со всех сторон, многие лошади пали, а уцелевшие уже несколько дней питались только листьями и корой деревьев. Но дисциплина среди солдат не пошатнулась, и армия продолжала оставаться грозной силой 15 .
С наступлением темноты янычары прекратили атаки 16 . Петр снова собрал военный совет, принявший решение атаковать турок ночью, но почти сразу же царь отменил его по той же причине, что и контратаку ранее.
Не было ничего удивительного в том, что Петр, осознавший, что он, победитель Карла XII, может потерпеть поражение и даже попасть в плен вместе с женой, на какое-то время потерял самообладание. Через несколько дней он писал, что «никогда как и почал служить, в такой десперации не были» 17 . Видимо, у него произошел нервный срыв, о котором из разных источников узнали французский агент Ла Мотрей, находившийся в турецкой армии, и датский посол в России Юст Юль, приехавший к Петру в армию, вышедшую из Молдавии после заключения мира. Ла Мотрей пишет, что разговаривал с офицерами-шведами, поступившими после Полтавы на русскую службу и 10 июля перебежавшими к туркам. Шведы поведали ему следующее: вечером 9 июля «Петр растерялся и, сказав: "Я оказался в таком же тяжелом положении, как мой брат Карл под Полтавой", удалился в свою палатку..., запретив кому бы то ни было входить в нее. С ним либо случился обычный (по их словам) припадок, либо он его симулировал» 18 . Юст Юль записал в своем дневнике: «Как рассказывали мне, царь, будучи окружен турецкою армией, пришел в такое отчаяние, что как полоумный бегал взад и вперед по лагерю, бил себя в грудь и не мог выговорить ни слова. Большинство думало, что с ним удар» 19 .
Петр действительно был подвержен таким припадкам, при которых успокоить его могла только Екатерина. Но я не думаю, что в данном случае это был припадок. Просто, потеряв на какое-то время самообладание, Петр быстро пришел в себя и ушел в палатку обдумать, что предпринять в сложившихся условиях. О том, что произошло после этого, источники сообщают противоречивые сведения. Обобщая их, А.С. Пушкин в своих подготовительных текстах к «Истории Петра» после выписок о посылке к визирю письма с предложением заключить мир поместил следующую запись: «По другим известиям: Петр призвал к себе генералов, повелел им на другой день атаковать неприятеля, а сам ушел в свой шатер, повелев часовым никого не впускать. Тогда Екатерина собрала совет и предложила трактовать о мире. - Она вошла в его шатер - etc. Тогда послан унтер-офицер Шепелев, а царица отослала (тайно от Петра) деньги и алмазы в подарок визирю и кегае, его наместнику». После этого Пушкин написал: «Все эта вздор» 20 . Курат не смог прояснить этот вопрос и вынужден был заявить: «Ясно одно - Екатерина сыграла определенную роль, однако ее не следует переоценивать» 21 .
Обратимся к источникам. Ла Мотрей после приведенного выше рассказа шведов-перебежчиков продолжает: «Они добавили, что после его [Петра] ухода генералы собрались на военный совет и пришли к выводу о том, что янычары боятся русских, поскольку не возобновляют своих атак, как это было накануне вечером. Поэтому генералы приняли решение самим напасть на турок, и если даже не удастся одержать победу, то, может быть, замешательство неприятеля облегчит отступление. Шафиров возразил, что это будет отчаянной попыткой, которая может стать последним шансом на спасение, и что он бы предложил вступить в переговоры с визирем о прекращении кровопролития для соглашения. Его совет был принят, И так как царица была единственной, кого не касался запрет царя [входить к нему в палатку], было выражено пожелание, чтобы именно она передала царю то предложение, что она успешно исполнила. Повидимому, понадобилась большая настойчивость, чтобы добиться приказа от царя фельдмаршалу Шереметеву написать письмо визирю» 22 . Во второй книге своих воспоминаний Ла Мотрей изложил приведенную версию шведских офицеров с уточнением: «Царица... привела в палатку, где находился царь, не желавший никого видететь, его советников и употребила свое влияние, чтобы добиться его согласия предавать Шафирову полномочия для заключения мира». Тут же в примечании он подчеркнул: «Все, что сделала царица..., это привела к нему в палатку, где он пребывал в одиночестве, советников» 23 .
Но есть прямое свидетельство о военном совете, на котором было принято решение вступить в переговоры с турками. Приглашенный на него Янус взял с собою Моро, который и рассказал о нем: 10 июля «около девяти часов утра... государь, генерал Янус, генерал-поручик Остен и фельдмаршал держали долгое тайное совещание. Потом они все подошли к генералу барону Аларту, лежавшему в карете по причине раны, им полученной, и тут... положено было, что фельдмаршал будет писать к великому визирю, прося от него перемирия, дабы безопасно приступить к примирению обоих государей. Трубач генерала Януса отправился с письмом, и мы
ожидали ответа, каждый на своем посту» 24 - рассказ Моро подтверждает Аларт, который привел в своем дневнике, опубликованном Куратом, решение этого военного совета: «Предложить великому визирю перемирие, чтобы договориться о вечном мире с султаном. Если же визирь на это не согласится, то сжечь и уничтожить обозы, соорудить из немногих повозок вагенбург и поместить в нем волохов и казаков, усилив их несколькими тысячами человек пехоты. С армией же... атаковать неприятеля» 25 .

Кроме того, известие, подтверждающее сообщения Моро и Аларта, есть у Ла Мотрея. Он пишет, что для обеспечения выполнения условий Прутского мирного договора турки потребовали, чтобы русские послы поехали в Стамбул в качестве заложников. Петр дал им охрану из русских офицеров. Ла Мотрей познакомился с ними и рассказал им о версии шведов. Русские офицеры, пишет он, «которые, по их словам, находились при особе царя..., опровергали все эти подробности как выдумку и утверждали, что царь вел себя геройски, что обычно он выполнял обязанности генерал-лейтенанта, но, видя тяжелое положение дел, принял на себя всю полноту власти и созвал генералов на военный совет под своим председательством, на котором было решено, что фельдмаршал Шереметев напишет письмо визирю с предложением приемлемых условий мира. Письмо было отправлено с трубачом генерала Януса» 26 .
Таким образом, несомненно, что сообщения Моро, Аларта и русских офицеров у Ла Мотрея являются достоверными, причем о Екатерине и Шафирове они не упоминают, хотя странно, что ответственное решение перейти от военных действий к дипломатии принималось без участия канцлера Головкина и подканцлера Шафирова. Итак, можно считать установленным, что Петр ушел в свою палатку. Скорее всего, Екатерина уже была там или вошла туда вслед за ним, чтобы его успокоить. Далее, с одной стороны, сообщается, что после ухода Петра в палатку, т.е. вечером 9 июля, Екатерина созвала совет, на котором она или Шафиров внесли предложение вступить в переговоры, и совет принял решение предложить туркам мир, написать письмо от имени Шереметева и поручить ведение переговоров Шафирову, после чего Екатерина привела генералов и Шафирова в палатку к Петру для утверждения этого решения. С другой стороны, установлено, что: а) утром 10 июля состоялся военный совет, проведенный самим Петром, на котором не было ни русских генералов, кроме Шереметева, ни Екатерины с Шафировым, но на котором были принято решение послать к визирю парламентера с письмом Шереметева, содержащим предложение вступить в переговоры, и б) 9 июля, т.е. накануне этого совета, Шафиров получил инструкцию по ведению переговоров (сохранился черновик с собственноручной правкой Петра) 27 .
Из сопоставления этих данных напрашивается вывод, что состоялось два военных совета, первый - вечером 9 июля, второй - утром 10 июля. О втором совете мы знаем от Моро. О первом же - есть запись Аларта, где упоминается о тайном совете Петра с генералами и министрами, на котором было решено послать к туркам Шафирова. Она, правда, помещена после приведенных выше сведений о решении военного совета вступить в переговоры и послать трубача к визирю, но это явно другой совет, с иным составом участников 28 . Кроме того, в донесении французского посла в России де Балюза от 11 сентября сообщается: «Уверяют..., что царь держал в своем лагере военный, совет, на который генерал Янус не был приглашен, что монарх этот, находясь в затруднении, отправился к нему, чтобы наедине узнать его мнение» 29 . Последнее, как мы знаем из рассказа Моро, неверно, значит, эти сведения идут не от Моро (который, видим не знал о первом совете, без Януса). К тому же о своей встрече с Моро Балюз сообщил 30 сентября, следовательно, до 11-го они не виделись 30 .
Попробуем восстановить ход событий. Итак, Петр ушел в палатку и решил (возможно, по совету Екатерины) вступить в переговоры с турками, а предварительно обсудить на совете возможные условия турок и кандидатуру посла. Черновик инструкции, Шафирову датирован 9 июля, следовательно, совет был созван немедленно, вечером 9 июля. Состав его участников прямо указан Алартом: генералы и министры. Косвенное подтверждение: отсутствие на совете утром 10 июля министров и русских генералов (Шереметев не в счет: он главнокомандующий), свидетельствующее, что вечером, 9 июля состоялся совет, на котором присутствовали только министры и русские генералы. Это вполне естественно: конечно, прежде чем обращаться к наемникам, надо было обсудить такой важный вопрос со своими.
Аларт назвал его тайным советом, может быть, потому, что он был созван втайне от иностранных генералов (в том числе и от Аларта), которых Петр собрал утром 10 июля уже после принятия им решения и назначения посланником Шафирова и этим вторым советом решение было тоже одобрено. Но советников надо было пригласить в палатку, и Петр, видимо, поручил Екатерине привести их. Перебежчики-шведы могли видеть, как Екатерина, выйдя из палатки , распорядилась найти министров и русских генералов. Появление у палатки генералов наводит на мысль о военном совете. Отсюда и версия, что именно Екатерина созвала военный совет, на котором она же (или Шафиров) предложила вступить в переговоры с турками.
Известно, что Петр оценил поведение Екатерины в Прутском походе настолько высоко, что в 1714 г. специально для ее награждения учредил новый российский орден освобождения, переименовав его вскоре в орден святой великомученицы Екатерины (по уставу, этим орденом могли награждаться только женщины). При этом Петр сказал, что орден «учинен в память бытности ея величества в баталии с турки у Прута, где в такое опасное время не яко жена, но яко мужская персона видима всем была» 31 . Подтверждением этому служит сам орден: на нем изображена святая Екатерина с крестом, на котором первые буквы слов: «Г[осподи], с[паси] ц[аря]», а на обратной стороне латинская надпись: «Трудами сравнивается с супругом» 32 . Кроме того, в манифесте 15 ноября 1723 г. о короновании Екатерины Петр упомянул о том, что Екатерина помогала ему в Северной войне и в Прутском сражении и «мужески, а не женски, поступала» 33 .

Однако, может быть, Петр действительно до того растерялся, что Екатерине пришлось проявить инициативу: вызвать советников в палатку, выступить с предложением начать переговоры и побудить мужа послать к туркам Шафирова? Несомненно, Екатерина имела определенное (и немалое) влияние на Петра, но ничто не указывает, что она обладала государственным умом. Наоборот: став после смерти Петра императрицей, Екатерина была послушным орудием в руках Меншикова. И все же, будучи необразованной женщиной, она, бесспорно, обладала здравым умом и разбиралась в людях - иначе она не смогла бы так долго жить с таким сложным и неординарным человеком, каким был Петр, и пользоваться его уважением. Петр же, при всех своих недостатках, бесспорно, не боялся брать на себя ответственность за свои поступки. Поэтому невозможно представить себе, чтобы в присутствии Петра Екатерина могла принять какое-либо самостоятельное решение. Все, что мы знаем об их характерах и отношениях, не соответствует версии о решающей роли Екатерины в принятии решения предложить туркам заключить мир. Его принял, конечно, сам Петр, а совет это решение поддержал. Тут же была составлена инструкция Шафирову (с учетом требований турок, присланных в ноябре 1710 г.) и, вероятно, письмо от Шереметева визирю.

Почему турки согласились заключить мир?

Турки шли на войну с неохотой и страхом перед русскими войсками. Начиная ее, рассчитывали на помощь шведского корпуса, стоявшего в Померании (северной Германии). Турки придавали этому столь большое значение, что в требованиях, которые они прислали Петру в ноябре 1710 г., т.е. накануне объявления войны, был ряд пунктов в пользу шведов: «Расторгнуть совершенно союз, заключенный с Августом, признать Станислава королем Польским; возвратить всю Лифляндию и вообще всё, завоеванное русскими, шведскому королю, а Петербург разорить и срыть до основания1; заключить наступательный и оборонительный союз с королями Карлом и Станиславом против Августа и выступить против него, если он возобновит притязания свои на польский престол, им уступленный Станиславу Лещинскому; возвратить натурой «ли иначе, все, что король шведский потерял через Полтавское сражение» 34 .
Но шведам не удалось пополнить свой малочисленный померанский корпус, и они не рискнули прорываться сквозь заслонившие им путь русские войска. Ходили также слухи о том, что Карл посулил янычарам плату и обманул их 35 . К нарушению королевских обещаний добавилась и личная неприязнь между визирем и королем: Карл потребовал командования над турецкой армией, ему, естественно, вежливо отказали, но пригласили сопровождать визиря в походе. Карл отверг это предложение и прислал вместо себя своего представителя - генерала Спарре и представителя польского короля С. Дещинского (назначенного Карлом XII) - генерала Понятовского. Тогда обиделся визирь и, по словам Понятовского, сказал крымскому хану, что он был уверен, что шведский король, «этот надменный нечестивец», никогда не окажет туркам такой чести - лично их сопровождать 36 . Таким образом, рассчитывая на помощь Карла, турки вовсе не хотели сражаться за его интересы 37 . Невыполнение шведами своих обязательств, страх турок перед русской армией и опасение восстания балканских народов были причинами того, что султан дал великому визирю полномочие заключить мир на условиях, выгодных только туркам. А целью войны с их стороны, во всяком случае в 1711 г. перед началом выступления в поход, было возвращение Азова и уничтожение новопостроенных крепостей в Причерноморье. Поэтому вывод Курата о том, что турки, начиная военные действия, не имели серьезного намерения поддерживать Карла ХП и желали избавиться от него, представляется вполне обоснованным 38 .
Английский посол в Турции Р. Суттон сообщал 14 (25) июня: «Меня уверяют, что они [турки] уже начали дезертировать в значительном количестве... Кроме того, солдаты очень недовольны и подозреваются в возможности взбунтоваться» 39 . Один из тайных информаторов Петра в Турции, Лука Барка, писал 22 июня: «Войско азийское, почитай, все пришло сюда, токмо остались там двое пашей. И за великой стыд себе причитают турки видеть такое войско, ибо народ плох, ободран, без ружья, и от далекого пути утомлен, и за тем на войну без сердца идут... Хотя войско турецкое есть многочисленно, однакож торопко, нерегулярно, без голов [начальников] умных, которое войско не имеет боязни ни от везиря, ни от других офицеров» 40 . 9 июля, когда турки окружили русскую армию, незадолго до захода солнца, писал Суттон, «к шатру визиря явился янычар и стал кричать: "Будем ли мы лежать здесь, пока не умрем от болезней в невзгод? Пусть все истинные мусульмане идут за мной сражаться с неверными!" Он схватил одно из знамен, стоявших у шатра, и побежал вперед. За ним немедленно последовали другие, схватив прочие знамена, и... собравшись вместе, с обычными криками в беспорядке бросились на врага. Видя такой беспорядок, визирь послал кегаю, с которым в тот момент беседовал и от кого я и узнал эти подробности, возглавить их». Генерал С. Понятовский добавляет в своих воспоминаниях: «Испуская дикие вопли, взывая, по своему обычаю, к богу многократными криками "алла, алла", они бросились на неприятеля с саблями в руках, и, конечно, прорвали бы фронт, если бы не рогатки, которые неприятель бросил перед ними... Сильный огонь почти в упор не только охладил пыл янычар, но и привел их в замешательство и принудил к поспешному отступлению. Кегая [заместитель великого визиря] и начальник янычар рубили саблями беглецов и старались остановить их и привести в порядок. Наиболее храбрые возобновили свои крики и атаковали во второй раз. Вторая атака была не такой сильной, как первая, и турки снова были вынуждены отступить». Третья атака тоже была отбита и тогда кегая сказал Понятовскому: «Мы рискуем быть разбитыми, и это неизбежно случится».
Янычар и турецкое командование охватила паника. Суттон писал, что «каждый раз они [турки] в беспорядке бежали обратно. После третьей атаки их замешательство и расстройство были так велики, что можно наверняка полагать, что если бы русские контратаковали их, то они бежали бы без всякого сопротивления». Начальник янычар сказал позднее султану: «И ежели бы Москва наступала, то бы они [турки] никогда места удержать не могли... уже турки задние почали было утекать, и ежели бы москвичи из лагару выступили, то бы и пушки и аммуницию турки покинули». Это подтверждает и Ла Мотрей, находившийся: в турецкой армии: «Это так их [янычар] устрашило, что храбрость их покинула» 41 . И все же на рассвете 10 июля, когда подошла артиллерия они опять напали на русский лагерь и опять были отбиты. На приказ повторить атаку янычары, по словам Луки Барки, «все отказали, что они наступать не хотят и против огня московского стоять не могут». Суттон писал: «Отпор, данный русскими, так сильно поколебал храбрость турок, что им также не хотелось снова атаковать, как русским-подвергнуться атаке» 42 .
Получив письмо с предложением вступить в мирные переговоры, великий визирь и его окружение, будучи уверенными в силе русской армии, сочли это военной хитростью и не стали отвечать. Петр писал впоследствии: «Потом, когда ответом замешкалось, тогда послали к ним говорить, чтоб скоряя дали отповедь короткою, хотят ли миру или нет, ибо более ждать не можем. Потом, когда и на ту посылку отповедь замешкалась, тогда велели полкам выступить. И когда сие учинилась, и наши несколько десятков сажен выступили, тогда от турков тотчас прислали, чтоб не ходили, ибо оне мир приемлют, и для того учинить унятие оружия, и чтоб прислали, с кем об оном мире трактовать» 43 . Моро пишет, что он спросил одного из турецких пашей, присланных в русский лагерь для охраны уходившей армии от нападений татар: «По какой причине и на каких условиях заключили они мир? Он отвечал, что твердость наша их изумила, что они не думали найти в нас столь ужасных противников, что, судя по положению, в котором мы находились, и по отступлению, нами совершенному, они видели, что жизнь наша дорого будет им стоить, и решились, не упуская времени, принять наше предложение о перемирии, дабы нас удалить... и что они поступили благоразумно, заключив мир на условиях, почетных для султана и выгодных для его народа» 44 .

Более того, по-видимому, у турок не было враждебных чувств к русским: Аларт пишет, что «турки стали очень дружелюбно относиться к нашим людям, разъезжали кругом нас верхом, приближались даже к самим рогаткам и разговаривали с нашими людьми, так что под конец пришлось поставить часовых... Часовых этих турки дарили табаком и печением, а те в отплату снабжали их водою, за которой туркам было далеко ходить». По ходу переговоров активность рядовых турок увеличивалась: Ла Мотрей рассказывает, что янычары, «не дожидаясь объявления о заключении мира, без разрешения бросились к русскому лагерю продавать провизию, называя русских словом "кардаш", т.е. братьями». Это подтверждает и Суттон 45 . Была и еще одна причина опасения потерпеть поражение: когда Понятовский попытался давать советы кегае, тот ответил ему, «что если они будут иметь несчастье быть разбитыми, следуя новому способу вести бой, то вина за это несчастье падет на них, и им обоим отрубят головы: ему, кегае, - за то, что действовал, а Понятовскому - за то, что советовал ему». Таким образом, турки пошли на переговоры, потому что опасались проиграть сражение, и для этого у них были серьезные основания. Это понимали многие современники. Например, Даниель Дефо (знаменитый автор «Робинзона Крузо» и менее известный как один из организаторов английской разведки) в изданной в 1723 г. книге «Беспристрастная история жизни и деяний Петра Алексеевича, нынешнего царя Московии», рассказывая о Прутском походе, писал, что визирь, оценив мужество русских, понял, что бой может кончиться поражением турок, и решил выяснить, нельзя ли воспользоваться сложившимся доложением. Выгодный мир мог бы предотвратить кровопролитие сейчас и в будущем, а также дальнейшие военные издержки 46 .

Легенда о том, что на предъявленные турками условия мира повлиял подкуп великого визиря

Условия мира обсуждались на военном совете, созванном визирем. Произошло ли это до приезда Шафирова или после и был ли он принят после того, как совет выработал условия? Вот как Понятовский описывает прием Шафирова: «Объявили, что прибыли полномочные министры царя. Было условлено с графом Понятовским, что визирь их не примет и что их проведут в шатер его секретаря Умера-эффенди. Шатер был специально поставлен для этой цели... Но полномочные министры вместо того, чтобы сойти перед ним, сошли перед шатром великого визиря и были введены туда... При их появлении вместо суровой встречи были потребованы табуреты, чтобы усадить их... Естественно, им самим надлежало изложить цель их миссии, но великий визирь опередил их своим очень любезным приветствием и тем, что приказал усадить их. Затем визирь... велел спросить полномочных министров, зачем они пришли в государство султана» 47 . Собственно, был один полномочный министр, Шафиров, а остальные - три переводчика (в том числе А.И. Остерман), подьячий и два курьера (одним из них был Д.П. Волынский) 48 , но Понятовский, видимо, в такие подробности не вникал. Однако от него не ускользнуло, что русские были «изумлены такой мягкостью и таким приемом, которого они не ожидали».
Здесь нужно отметить три важные детали: во-первых, Шафиров не дожидался приема - его сразу принял сам великий визирь; во-вторых, их усадили, т.е. по турецкому обычаю приняли с почетом; в-третьих, визирь любезно приветствовал их и первым обратился к ним. Шафиров знал тонкости восточного этикета и понял, что турки заинтересованы в заключении мира. У шатра, конечно, собрались любопытные. Среди них был и Ла Мотрей, видевший подарки, которые были внесены вслед за Шафировым, как это полагалось по дипломатическому этикету того времени. Подарки, естественно, были не от царя, а от фельдмаршала Шереметева, от имени которого были предложены переговоры. Согласно Журналу Шереметева, визирю были посланы «2 пищали добрых золоченых, 2 пары пистолет[ов] добрых, 40 соболей в 400 руб.» 49 Подарки были посланы не только визирю, но и его приближенным. По словам Ла Мотрея, они состояли из мехов соболей и чернобурых лисиц, а также золота, но, по-видимому, не на очень большую сумму: «Один из пашей, - пишет Ла Мотрей, - находившийся в в шатре, сказал мне, что Осман [кегая] получил на сумму не более 13 тыс. золотых дукатов» 50 .
Затем визирь сразу же высказал требования турок. Подчеркну, что они были сформулированы не единолично визирем, а были обсуждены и приняты на совете с участием крымского хана и личного представителя султана, о чем сообщают самые разные источники. Шафиров писал Петру 17 августа из турецкого лагеря: «Присылал он же, везирь, к нам... и велел объявить, что... де он мир с нами публично и с совету хана крымского и кубе-везирей и прочих учинил». Суттон сообщает, что визирь начал переговоры и заключил мир с согласия «пашей и офицеров». Моро, со слов турецкого паши, пишет: визирь заявил приехавшему к нему с упреками за условия мира Карлу ХП, что «ничего не делал без согласия одного министра, находящегося в лагере, и своего военного совета». Наконец, в турецкой реляции говорилось, что на обращение русских «великий визирь и другие министры ответили согласием заключить мир» 51 .
К выводу о том, что условия турок не были личными предложениями великого визиря, а вырабатывались на совете, пришел и Курат 52 . Правда, он считает, что совет состоялся после приезда Шафирова, однако это противоречит утверждению Понятовского, что русские «сошли перед шатром великого визиря и были введены туда» и что визирь сразу предъявил условия, т. е. Шафиров не дожидался, пока турки их выработают. А ведь Понятовский был при этом, и он не упоминает, что турки обсуждали между собой выдвигаемые ими условия, тогда как Курат пишет, что обсуждение было и что крымский хан был против переговоров, но заявил, что на мир можно пойти, только если русские отдадут Азов, Таганрог и другие построенные ими крепости, не будур вмешиваться в дела запорожских казаков и уйдут из Польши 53 . Забегая вперед, скажу что именно эти условия и стали основными. Поэтому с полным основанием можно предположить, что совет был созван не после приезда Шафирова, а после получения визирем первого письма Шереметева, а второе письмо было получено, когда уже началось обсуждение условий мира. Во всяком случае их сформулировали до приезда Шафирова и не визирь единолично, а совет. Об этом визирь говорил Карлу XII и Шафирову 54 . Мне удалось найти в архиве запись с пометой «Первыя с турецкой стороны под Прутом требования, кои не состоялись». Вот они: «Божею помощиею и силою все-вышшаго по мирному акорду дабы Азов со всеми принадлежащими крепостми, как преже, отдан был Таганрог, Каменной Затон и на устье Самары новая фортеция совсем бы разорены были. И впредь казаков, и запорожцев, и поляков не обеспокоивать. И все места, которые прежде надлежали Порте, уступить. Господаря волоского и Саву [Рагузинского], яко подданных изменников, дабы отдать, чтобы впредь наша дружба ненарушима была. Трибут, что Волоская земля платит на один год, и дондеже та Волоская земля в прежнее состояние придет, чтоб те денги также на три года даны были И окроме купцов, никакого б посла в Цареграде не было. И вся аммуниция и пушки нам отданы б были. И понеже король швецкой пришел под покров Пресветлые Порты, и того ради чтобы с обоих сторон для дружбы Порты Оттоманской никакой недружбы не было. И впредь как нашим подданным от [слово не разобрано] никакой убыток и противность не чинен [слово утрачено]. И ежели учинитца под вышереченными кондиции, визирь будет просить салтанова величества, дабы те неприятельские поступки забвению предать. И по вышереченной мере дабы были гарантирами англичан и галанцы. И тогда с обоих сторон дадутца два эксемпляры» 55 . Главное в этих условиях - возвращение Азова и разорение новопостроенных крепостей. И ничего в пользу шведов.

Вернемся теперь к рассказу Понятовского. По его словам, Шафиров ответил, «что они жили в Молдавии на свои деньги; что вторжение татар в их государство прошлой зимой побудило их к отмщению; что для того, чтобы сохранить дружбу с султаном, царь вернет Азов и снесет Таганрог, но что им нужен Каменный Затон, чтобы укрываться от набегов татар. Так как они [русские] боялись, говорили они, забыть что-нибудь из требований визиря, они просили его, чтобы все было изложено письменно. После этого визирь направил их в шатер секретаря». Пока в шатре секретаря обсуждались условия, в шатре визиря Понятовский, как он писал в своих Записках, в присутствии собравшихся сановников стал с жаром упрекать визиря, говоря, что «со всеми преимуществами, которые ему даровал бог над врагами, он был в состоянии требовать и получить другие условия». Визирь, пораженный и разгневанный его дерзостью, «употребил весьма оскорбительные слова и угрозы по отношению к графу Понятовскому, который ответил ему в том же тоне и вышел». Но он оставался поблизости и вернулся в шатер вслед за Шафировым.
О том, как проходило обсуждение в шатре секретаря, сведений нет, но с ним связано одно любопытное обстоятельство. В тексте письма Понятовского Лещинскому с описанием переговоров, опубликованном в приложении к первой книге Ла Мотрея на английском языке, есть следующая фраза: «Визирь и его фавориты, подкупленные во время переговоров в другом шатре, согласились на все [чего хотел Шафиров]» 56 . Но во французском тексте письма этой фразы нет, хотя Понятовский писал Лещинскому либо по-французски, либо по-польски, но уж никак не по-английски. Скорее всего, по-французски, так как такого рода письма предназначались в то время для распространения содержавшихся в них сведений. Ла Мотрей в предисловии к своей второй книге (напечатанной в 1732 г.) писал: «В изданиях моей книги на английском и французском языках английскими переводчиками и гаагскими издателями в мое отсутствие и без моего ведома были сделаны различные добавления и вставки» 57 . Почему это было сделано - неизвестно. Можно предположить, что по конъюнктурным политическим соображениям. Но вполне правдоподобно, что именно в шатре секретаря Шафиров пообещал турецким сановникам крупные подарки, как это было принято у турок. Конечно, не за то, чтобы они выдвинули приемлемые для России условия, потому что они уже были предъявлены. Нет, речь могла идти только о создании доброжелательной атмосферы ца переговорах. Правда, турки были заинтересованы в принятии Россией их условий, но соблюдение Шафировым обычая делать подарки и щедрость Петра имели определенное значение. Но говорить о подкупе великого визиря нет никаких оснований.
После перевода текста условий в шатре секретаря должны были начаться собственно переговоры о мире с великим визирем. Войдя в его шатер, Шафиров дал ответ на Предъявленные турками требования. По словам Понятовского, Шафиров сказал, что хотя по прежнему договору Азов навсегда перешел к России, но из дружбы к Порте царь возвратит его; что Таганрог, Каменный Затон и Самара (новопостроенные крепости в Причерноморье) будут срыты; что русские перестанут заниматься делами Польши, в которые они не вмешались бы, если бы в них не вмешался шведский король (на это визирь промолчал); что запорожские казаки, по желанию Порты, станут пользоваться прежней свободой; что русские ничего не получили от Молдавии, где они травли свои деньги, и им нечего возвращать; что молдавский господарь не может быть выдан, так как он уже 3 дня как бежал; что Савва им неизвестен. В ходе переговоров визирь снял маловажные для турок требования о выдаче Кантемира и Саввы Рагузинского и согласился вместо армейской артиллерии взять пушки из Азова. Но зато он выдвинул новые требования: о свободном пропуске шведского короля к его армии, о возобновлении ежегодной уплаты «поминков» (дани) крымскому хану и о пребывании Шафирова и сына фельдмаршала Шереметева, полковника Михаила Петровича Шереметева, в Турции в качестве заложников до выполнения условий мирного договора.
По поводу уплаты дани крымскому хану Суттон сообщил 10 августа, что «царь обязался в отдельной статье, которая по его просьбе не была включена в текст договора, чтобы скрыть бесчестие, платить обычную прежнюю дань хану в размере 40000 дукатов ежегодно, от которой он был освобожден по последнему миру» 58 . Но это неточно: «отдельной статьи», т.е. письменного обязательства, не было, и сумма при переговорах не была определена. Это видно из письма Шафирова Петру от 16 октября 1711 г.: «Ежели, государь, придет до того, что нужда будет хана склонять, дабы не был противен, то принуждены ему будем обещать некоторую дачю и просим на то указу, понеже при договоре о том нам говорили. И хотя я и отбился тогда, чтобы того не писать в договор, а на словах принужден был обещать, что подарками его изволишь обсылать, ежели он будет мир издерживать» 59 . По-видимому, до дипломатов дошел слух, что крымский хан намеревался потребовать именно эту сумму. Не снял визирь и еще одно важное для престижа России требование: чтобы Россия не имела посла в Стамбуле и сносилась с турецким правительством через крымского хана. Условия были согласованы в тот же день, 10 июля. В Статейном списке отмечено, что Шафиров «в турском обозе ночевал». Следовательно, весь вечер 10 июля и, вероятно, даже ночью и утром 11 июля формулировался и переводился окончательный текст договора для представления его Петру. Составитель сборника писем Петра к Шереметеву, изданного в 1774 г., пишет: «Турецкой трактат писан 21/10 июля... И так, везирь по приходе к нему под вечер Шафирова, нимало не медля, еще в ту же ночь трактат написал... Требовалось перевести оной на какой-нибудь знакомой язык, перевести с оного и на российский... Первый перевод учинен греческий 11 июля..., как точно изъяснено в оном» 60 .

Петр нервничал: благоприятное для атаки время уходило, провиант кончился, голодные лошади теряли силы. «Армия наша, - пишет Моро, - не имела провианта; пятый день большая часть офицеров не ела хлеба; тем паче солдаты, которые пользуются меньшими удобностями... кони лизали землю и были так изнурены, что когда пришлось употребить их в дело, то не знали, седлать ли, запрягать ли их, или нет» 61 . Созванный Петром вечером 10 июля военный совет принял следующее решение: «По последней мере положили на совете весь генералитет и министры. Ежели неприятель не пожелает на тех кондициях быть довольным, а будет желать, чтоб мы отдались на их дискрецию и ружья положили, то все согласно присоветовали, что иттить в отвод подле реки» 62 . Неудивительно, что утром 11 июля Петр написал Шафирову отчаянно письмо: «Мой господин. Я из присланного слов выразумел, что турки, хотя и склонны но медлянны являются к миру, того ради все чини по своему рассуждению, как тебя бог наставит, и, ежели подлинно будут говорить о миру, то ставь с ними на все, чево похотят, кроме шклавства. И дай нам знать конечно сегодни, дабы свой дисператной путь могли, с помощиею божиею, начать. Буде же подлинно с[к]лонность явитца к миру а сегодня не могут скончать договора, то хотя б то сегодня сделать, чтоб косить за и транжаментом. В протчем словесна приказана. Петр. Из лагору, 11 д[ня] июля 1711» 63 «Но условия были уже согласованы. Шафиров вернулся от турок после полудня с текс том договора и, получив согласие Петра, отправился обратно для его оформления. 64 Вечером к туркам прибыл и М.Б. Шереметев, пожалованный в чин генерал-майора «для лутчего почтения» 65 . 12 июля договор был подписан, отправлен к Петру, и в тот же день в 6 часов вечера русская армия выступила в обратный путь.
Так закончилось сражение на Пруте. В целом русская армия потеряла убитыми и ранеными около 3 тыс. человек. Но это только потери в сражении, а следовало бы учесть и потери от изнурения. Суттон сообщал, что «еще до встречи с турецкой армией они [русские] потеряли, по словам одних, 5000 человек, по словам других, больше от голода и болезней» 66 . Один из корреспондентов принца Евгения Савойского, со слов неизвестного шведа, писал, что в русской армии, уходившей после Прутского сражения солдаты не могли идти больше, чем два часа в день, и ежедневно умирало 400-500 человек 67 . Это, вероятно, преувеличение, но оно отражает впечатление современника. О потерях турок точных сведений нет, они колеблются от 2 до 9 тыс. убитыми и столько же ранеными 68 . В турецкой армии тоже были небоевые потери: Суттон сообщал что «во время пребывания турок на Дунае среди войск свирепствовала дизентерия и ежедневно умирало 300 или 400 человек» 69 . Визирь прислал царю провиант: по данным Ла Мотрея, 4000 квинталов хлеба (квинтал - 100 фунтов), 2000 квинталов риса и 1000 ок кофе (ок - 3 фунта); по данным Суттона, 1200 повозок с хлебом и рисом и 500 ок кофе. В турецкой реляции о походе сообщалось, что продовольствия было послано на 11 дней 70 . Понятовский писал Лещинскому, что царь вышел «из своего лагеря со всеми знаками почета, снабженный своими новыми друзьями всем, чего ему недоставало для пропитания своей расстроенной армии» 71 .
Извещенный о мирных переговорах Карл ХП примчался в турецкий лагерь через час после выступления русской армии, но ничего не добился от визиря, и на следующий день Шафиров в очередном письме к Петру сообщил: «О шведском короле сегодня не поминали ничего, и я чаю, что на него плюнули» 72 .

Легенда о подкупе визиря и драгоценностях Екатерины

Начнем с того, что одаривание чиновников в Турции было широко практиковавшейся системой. Более того, в XVII в. там было даже специальное учреждение, которое учитывало взятки, получаемые должностными лицами, и отчисляло определенный процент в казну 73 . Поэтому деньги, обещанные визирю и его помощникам, были традиционными подарками, а вовсе не подкупом.
12 июля, после подписания договора, Шафиров, послав Петру письмо с поздравлением, сообщал в особой зашифрованной «цедуле» (записке): «Доношу, что сулено: везирю число подлинно и не смели назначить; кегаю 50000 левков ; чауш-паше 5000 червонных; кегаину брату 1000 червонных и 3 меха собольих; конюшему 1000 червонных; переводчику 500 червонных; секретарю, которой трактат писал, 1000 червонных; на прочих канцелярии 1000. Сие число, ваше величество, извольте приказать прислать немедленно. А я сулил, и будут на мне спрашивать. А отпущено ко мне только 3700 червонных, и я истинно не знаю, что делать. А и прислать трудно, чтоб не пропали, и огласится. И я иного способу не вижу, чтоб тысяч тритцать ефимков и червонными прислать изволили, пока не отдалилися, з добрым конвоем, а на достальное число велеть с Москвы прислать векселей» 74 .
13 июля Шафиров писал Головкину о свеем разговоре с секретарем визиря: «Тот же кретарь говорил мне от везиря, что он зело склонен к его царскому величеству и хотел было по заключении миру послать к нему, также к генералам и министрам в подарки добрых аргамаков, но поопасся швецкого короля, чтоб на него не нанес салтану... И я сказал, что... царское величество зело благодарен за приятство везирское... и намерен везирю послать по заключении мира знатной подарок, а именно на [пробел] тысяч но времени к тому не было, а и ныне те денги готовы, ежели похотят послать по их конвой, чтобы провесть мочно. Он, то выслушав с великим желанием, говорил: лутче б то я назвал своими вещми и велел сюды привесть, однакож де он о том доложит езярю, и чтоб де было это зело тайно... Сего часу получил я ответ от кегаи, чтоб мне бутто по свое деньги и вещи послать и велеть оные привесть... Извольте, ваше высокографское превосходительство, для бога, отпустить тех денег: перве, для везирю 150 тысяч рублев, кегае 50, да на протчие роздачи по обещанию моему тысяч пятьдесят» 75 - Здесь первый раз письменно была названа сумма, обещанная визирю, - 150 тыс. руб. и общая сумма - 250 тыс. руб.

Скрыть факт отправки денег с турецким конвоем было невозможно, и в печати об этом впервые сообщил, вероятно, Моро в своих «Записках» 76 . Деньги были русские и не золотые, а серебряные, и это, конечно, доставило послам затруднения. 28 июля Шафиров и М.Б. Шереметев сообщали Головкину: «Присланные соболи одиннадцать сороков на 5 тысяч рублев приняты. И сожалеем, что толь мало оных прислано, ибо... от русских денег всяк бежит, и не смеют их принять, и так оные дешевы, что юдит левок их наших денег по 40 алтын. По се число еще никто оных не берет, опасаютца, чтоб кто не признал. И велел везирь свои обещанные весть нам до Сакчии». В 1872 г. был опубликован акт проверки части присланной суммы, из которого видно, что проверявшиеся деньги были собраны в Москве у посадских людей разных слобод в ходе взимания соляного налога 1709 г. и таможенного 1710 г. 77 Таким образом, Петр послал Шафирову русские деньги из армейской казны, из которой производились текущие расходы.
Суттон сообщал, что 23 июля кегая великого визиря Осман-ага привез подписанный договор, 23-го же султан послал конюшего к визирю с утверждением договора, а 24-го приехал мирза от крымского хана с «пространным протестом против поведения великого визиря». «Под влиянием хана султан выказал недовольство умеренностью визиря, но того поддерживают муфтий и улемы, Али-паша (фаворит султана), Кизляр-ага (главный евнух), начальник янычар и все офицеры» 78 . Отметим, что хан еще не поднял вопроса о подкупе визиря. Шафиров и М.Б. Шереметев писали Головкину 4 августа: «Прислана к везирю... от салтана грамота короля швецкого, которую он на него з жалобою писал, что он [визирь], имея наше войско в своих руках, дал нам себя обмануть, зделал мир, не призвав ево в совет и не включа в оной [мир] ево. И под тою де его грамотою от салтана только подписано, что даст ему на то ответ крайней его везирь. И ту грамоту послал де везирь... к нему, королю, при письме своем, в котором писал к нему, чтоб он шел немедленно из земли их вон» 79 . Отсутствие обвинения в подкупе визиря в жалобе Карла свидетельствует о том, что и шведов еще не осенила мысль представить традиционный подарок как подкуп. Замечу, что жалоба была послана на рассмотрение тому, на кого пожаловались - визирю, что говорит о доверии к нему султана.
Но обвинение в подкупе визиря появилось в том же августе. Получив обратно свою грамоту к султану и письмо от визиря с требованием покинуть Турцию, Карл понял, что повлиять на султана он сможет, лишь опорочив визиря. Положение последнего было затруднительным. Возврат Азова был главной целью войны. Мир подписан, русская армия ушла, но Азов по-прежнему не отдан. Почему? Как объяснить это султану? Петр не отдавал Азов, мотивируя это тем, что шведский король еще не выслан, но в Договоре возвращение Азова не было обусловлено высылкой короля. А тут еще Карл послал султану чертеж расположения русских и турецких войск на берегу Прута, где наглядно показывая, что если бы визирь захотел, то мог бы взять в плен всю русскую армию» 80

Объяснение, что визирь был подкуплен, напрашивалось само собой. Разговоры об этом и пошли в августе. Вот что писал Суттон в депеше от 4 сентября: поведение визиря «одобряется совершенно и во всех деталях султаном и всем народом, несмотря на все, что ставилось ему в вину, и несмотря на интриги шведского короля и хана. Визиря поддерживают не только султан и его министры, но и улемы, большая и лучшая часть народа, начальник янычар и вообще все военачальники и офицеры, в соответствии с чьими советами он поступал... Только немногие из черни прислушиваются к словам шведов и татар..., что визирь щедро подкуплен царем, чтобы заключить мир и дать возможность безопасно вывести армию» 81 . То, что именно Карл выдвинул это обвинение, поддержанное крымским ханом, подтвердил и секретарь голландского посла В. Тейльс в своих воспоминаниях, напечатанных в 1722 г. По его словам, Карл написал султану письмо, где обвинил визиря и его кегаю в том, что они, имея в своих руках царя «взяв сумму денег, его отпустили, перемени честь и истинные интересы Оттоманской империи в сребролюбие» 82 .
С версией о подкупе тесно сплелась и получила широкое хождение среди историков легенда о том, что Екатерина подкупила визиря своими драгоценностями. Рассмотрим ее возникновение 83 . Юст Юль сообщает, что утром 10 июля, во время охватившего русский обоз смятения, «царица раздарила все свои драгоценные камни и украшения первым попавшимся слугам и офицерам, по заключении же мира отобрала у них эти вещи назад, объявив, что они были отданы им лишь на сбережение» 84 . Издатель записок Юля в примечании к этому месту совершенно правильно поставил вопрос: «Не этот ли случай послужил основанием известному рассказу о том, будто Екатерина отдала свои драгоценности и лично собирала у солдат деньги, чтоб подкупить верховного визиря?» Это вполне вероятно. Конечно, о подарках царицы получившие их молчали, а вот когда она стала отбирать их назад, естественно, многие были разочарованы и недовольны, и избежать огласки стало невозможно. Слух о подкупе визиря распространялся по Европе шведами и уволенными после похода иностранными офицерами, в том числе и Моро. Естественно было связать его с рассказом о том, что Екатерина сыграла решающую роль в принятии Петром решения вступить в переговоры и что именно ее драгоценности склонили визиря заключить мир. В 1712 г. его пытались подкрепить слухом, что в имуществе казненного кегаи Османа нашли будто бы перстень царицы 85 . Но кому в Турции могли быть так хорошо известны ее драгоценности, чтобы узнать его? Так что это, конечно, только слух. Но вот что интересно: ни Моро в своей книге, вышедшей в 1716 г., ни Ла Мотрей в первой книге, изданной в 1723 г., о драгоценностях Екатерины не сообщают.

В январе 1725 г., после смерти Петра, гвардия возвела Екатерину на престол. В том же году в Лейпциге вышла биография Петра, написанная немцем Рабенером. В ней легенда о драгоценностях Екатерины передается еще как слух: «Рассказывают, - пишет Рабенер, - что еще до заключения перемирия визирь получил все наличные деньги офицеров и драгоценности их жен... Даже сама царица в такой тяжкой нужде не пожалела, вопреки обычаю ее пола, своих лучших украшений» 86 . В 1726 г. вышла книга "Записки о царствовании Петра Великого», автор которой скрылся под псевдонимом «барон Иван Нестесураной», а в 1728 г. - анонимные «Записки о царствовании Екатерины» 87 . Обе книги, как было установлено позднее, были написаны французским литератором Руссе де Мисси по заказу русского правительства. В них литературно обработанная и приукрашенная легенда о Екатерине преподносится уже как вполне достоверное событие. В 1732 г. Вольтер в своей книге о Карле XII повторил легенду, но ему возразил Ла Мотрей: в «Замечаниях» на книгу Вольтера и в своей второй книге путешествий, вышедших в том же году, он решительно отрицал посылку Екатериной своих драгоценностей. Вот что писал Ла Мотрей в «Замечаниях»: «Я получил информацию от различных московитских офицеров... что госпожа Екатерина, ставшая потом императрицей, имела очень немного драгоценностей, [и] что она не собирала никакого серебра для визиря» 88 . Во второй книге говорилось: публика любит все необычайное, и говорят, «что царица не смогла бы спасти царя, если бы пожертвовала всеми своими драгоценностями и другими подарками визирю. Но я был там и знаю вполне точно, что визирь не получил ни одной драгоценности и ни одного гроша» 89 . Там же в специальном примечании о Шафирове Ла Мотрей подчеркнул, что «только благодаря его способностям, а вовсе не мнимым подаркам царицы царь обязан своему избавлению на Пруте. Как я уже говорил в другом месте, о всех подарках, сделанных визирю после заключения мирного договора, я был очень хорошо информирован (я снова это повторяю) не только пашой, с которым я был тогда, но многими другими турками, даже врагами этого визиря» 90 .

Однако книга Вольтера приобрела широкую известность, и легенда, обрастая подробностями, продолжала свое триумфальное шествие по страницам книг других авторов. Так, например, А. Гордон, служивший тогда в России, но не участвовавший в походе, сообщил в 1755 г., что заслуга заключения мира всецело принадлежит Екатерине, отдавшей визирю свои драгоценности 91 . А участник похода капитан П. Брюс, родственник Я.В. Брюса, написал (издано в 1782 г.), что Екатерина не только собрала долг драгоценности, деньги, но еще и золотую и серебряную посуду и послала все это визирю 92 . Из-за своего драматизма легенда получила широкое распространение в мемуарах XVIII в., в научной, справочной и художественной литературе XIX-XX вв. и благополучно дожила до наших дней.
Таким образом, утверждение о решающем влиянии подкупа великого визиря на условия мира было выдвинуто шведами в августе 1711 г. и подхвачено противниками визиря в окружении султана, а в печати оно было высказано впервые, по-видимому, в 1716 г. в изданных анонимно записках Моро. Условия мирного договора были выработаны коллективно на совете еще до приезда Шафирова и до обещания подарка. Екатерина, думается, оказала влияние на решение Петра вступить в переговоры с турками. Возможно даже, что инициатива исходила от нее. Как было на самом деле, мы никогда не узнаем, но это не имеет значения. Важно, что решение об этом было принято самим Петром - не тот ведь несет ответственность, кто дает совет, а тот, кто решает, принять его или нет.

Легенда о «письме Петра I с берегов Прута»

В 1735 г. в Российскую Академию наук был приглашен «для словесных наук и аллегорических изобретений для фейерверков, иллюминаций и медалей» уроженец немецкого города Мейнингена Якоб фон Штелин (1712-1785). В 1738 г. он был назначен профессором «элоквенции (красноречия. - Я.В.) и поэзии» и членом Академии наук. Когда он приехал в Россию, современники еще живо помнили легендарного императора. Штелин стал собирать рассказы о нем, не пытаясь отделить истину от вымысла, достоверное от слухов. Собранные рассказы он издал в 1785 г. в Лейпциге на немецком языке под названием «Подлинные рассказы о Петре Великом». В книге помещена рекомендация кн. М.М. Щербатова (датированная 1780 г.), в которой говорится, что «все эти анекдоты подтверждены свидетельскими показаниями очевидцев, от которых Вы (Штелин. - Я.В.) получили эти анекдоты». Это выражается в указании после каждого рассказа, от кого Штелин его услышал. Книга была издана в России в 1786 г. в Москве в Петербурге 93 .
Среди других «анекдотов» было напечатано письмо Петра Сенату, где говорилось: «Сим извещаю вам, что я со всем своим войском без вины и погрешности со стороны нашей, но единственно только по полученным ложным известиям, в четырехкраты сильнейшею турецкою силою так окружен, что все пути к получению провианта пресечены, и я без особливыя Божия помощи ничего иного предвидеть не могу, кроме совершенного поражения, или что я впаду в турецкой плен. Если случится сие последнее, то вы не должны меня почитать своим царем и государем и ничего не исполнять, что мною, хотя бы то по собственноручному повелению, от вас было требуемо, покамест я сам не явлюся между вами в лице своем. Но если я погибну, и вы верныя известия получите о моей смерти, то выберите между собою достойнейшего мне в наследники» 94 Обращения, подписи, даты и места написания в письме нет.
Перед текстом письма Штелин поместил рассказ о том, как Петр, попав с армией в окружение на берегу Прута, вызвал доверенного офицера и дал ему это письмо Офицер ухитрился пробраться сквозь окружавшее русский лагерь турецко-татарское войско и через 9 дней доставил письмо сенаторам в Петербург. Но рассказ неправде подобен прежде всего тем, что Сенат был еще в Москве, а не в Петербурге, да и указанный срок доставки слишком мал. «Подлинник внесенного здесь писма, - писал Штелин, - находится в кабинете Петра Великого при Санкт-Петербургском Императорском Дворе, между многими другими своеручными писмами сего Монарха и был многим знатным особам показывай от приставленного к сему кабинету надзирателя князь Михаилы Михайловича Щербатова». Под письмом Петра он указал, что «известно сие от князя Михаилы Михайловича Щербатова, Камергера и Герольдмейстера Правительствующего Сената» 95 . Письмо Петра в 1830 г. было помещено в официальном издании «Полное собрание законов Российской империи» (ПСЗ). Издатели снабдили его обращением «Господа Сенат» и датой 10 июля, но напечатали письмо не в тексте, а в подстрочном примечании с объяснением: «В тексте и под особым номером указ сей потому не помещается, что подлинного в рукописях императора Петра I не отыскано» 96 .
В ПСЗ и у некоторых историков текст письма несколько отличается от текста у Штелина: вместо «в четырехкраты» напечатано: «в семькрат». Эту поправку сделал И.И. Голиков, опубликовав письмо в своих «Деяниях Петра Великого, мудрого преобразителя России» 97 . Вот как он объяснил свою дерзость в подстрочном примечании: «В подлиннике стоит в четыре краты, но я поставил в семь крат, следуя Журналу; ибо писмо сие писано тогда, когда не было еще в точности известно число неприятелей». Напомню, что в Журнале (Поденной записке) численность турецко-татарского войска указана в 270 тыс. человек, т.е. в 7 раз больше, чем в Реляции о Прутском походе, но эту, очень завышенную численность, как уже говорилось, Петру сообщил Шафиров со слов турок.
В XIX в. у историков возникли сомнения в подлинности письма, и завязалась полемика. Первым усомнившимся был, по-видимому, А.С. Пушкин: в 1832 г. он начал сбор материалов для «Истории Петра Великого» и под 1711 г. записал, что «Штеллин уверяет, что славное письмо в сенат хранится в кабинете его величества при императорском дворце. Но, к сожалению, анекдот кажется выдуман и чуть ли не им самим. По крайней мере, письмо не отыскано» 98 . В 1962 г. Е.П. Подъяпольская изучила текст письма, рассмотрела доводы историков и пришла к выводу, что все-таки письмо подлинное 99 . По ее настоянию оно было включено в издание «Письма и бумаги императора Петра Великого» среди писем Петра, но по решению редакторов напечатано с подзаголовком: «Письмо, приписываемое Петру I» 100 . Н.И. Павленко полагает, что письмо подделано Штелиным. Однако он опирается только на логические рассуждения 101 .
Ответ на вопрос о подлинности или подложности письма (и в этом случае об авторе подделки) может быть трояким: письмо подлинное, письмо подделано Щербатовым, письмо подделано Штелиным с ведома и согласия Щербатова (а, может быть, и с его прямой помощью), поскольку Щербатов подтвердил его подлинность и стал, следовательно, участником подделки и сообщником Штелина. Как указала Подъяпольская, «М.М. Щербатов..., при жизни которого вышло несколько изданий "Анекдотов" Штелина на трех языках, не опроверг ссылки Штелина на свое имя и тем самым подтвердил свою причастность к анекдоту о Прутском походе» 102 . Более того, Щербатов не опроверг и сообщения Штелина о том, что он, Щербатов, показывал подлинник письма «многим знатным особам».

С. М. Соловьев считал, что подлинник мог быть уничтожен. Подъяпольская поддержала и развила его высказывание: «Побуждения к уничтожению подлинника могли быть, по мнению Соловьева, со стороны преемников Петра. Прибавим, что побуждена такого рода могли быть со стороны самого Петра, так как в письме от 10 июля говорилось о "страшной минуте" на берегах Прута, о которой Петр I не был заинтересован вспоминать». Но и Соловьев, и Подъяпольская упустили из виду, что Щербатов-то, как писал Штелин, показывал «многим знатным особам» именно подлинник (и Щербатов этого не опроверг). Значит, ни Петр, ни его преемники в исчезновении письма невинны, и подлинник (если он вообще был, конечно) исчез уже после его опубликования.
Отсутствие подлинника и копии письма и упоминании о нем в делопроизводстве, переписке и воспоминаниях современников Петра не является доказательством его подложности: во-первых, до нас дошли далеко не все документы эпохи, а во-вторых, если бы оно было, то было сугубо секретным. Но если Щербатов действительно показывал его, то почему никто из его современников даже вскользь не упомянул об этом? По мнению Подъяпольской и Павленко, по стилю и описанию обстановки письмо могло быть написано Петром. Но, во-первых, об авторстве Петра по языку, стилю и содержанию письма судить с уверенностью нельзя: в книге Штелина помещен немецкий текст, значит, это перевод, а затем при подготовке русских изданий были сделаны переводы с немецкого на русский язык; во-вторых, в архиве имеется много писем Петра, по которым можно было изучить его стиль, а Реляция о Прутском походе, Поденная записка, мемуары участников похода и его современников, ярко описавшие обстановку, были опубликованы до издания книги Штелина.
Таким образом, решающее значение приобретают анализ содержания письма и выяснение цели его возможной подделки. Анализ содержания, как это было уже отмечено в литературе, ставит перед исследователем два вопроса: почему наследник престола царевич Алексей лишается права наследовать трон отца и почему Петр повелевает избрать нового царя только Сенату и только из сенаторов? Некоторые историки указывают, что Петр давно уже грозил лишить сына права наследовать трон, и что, хотя в 1711 г. отношения отца и сына не были открыто враждебными, в 1715 г. Петр тоже высказал такую угрозу. Значит, мысль эта могла у него быть и в 1711 г. Но все это только предположения.
Подъяпольская попыталась обосновать предположение об охлаждении Петра к Алексею тем, что в проекте брачного договора, составленного представителями невесты царевича, принцессы Шарлотты Вольфенбюттельской (договор был заключен весной 1711 г.), говорилось, что она будет с царевичем вести «благословенное супружество и государствование», но слово «государствование» Петр вычеркнул. Подъяпольская сделала вывод, что этим Петр «уменьшал шансы на "государствование" Алексея и его супруги», и сочла это доказательством охлаждения Петра к Алексею 103 . Но слово «государствование» означает «царствование», следовательно, при жизни Петра царевич мог вести с Шарлоттой только благословенное супружество, так как государствование вел еще сам Петр. Вполне понятно, что Петр вычеркнул это слово из брачного контракта. И если он «охладел» к Алексею до того, что внутренне перестал считать его своим наследником (хотя и скрывал пока это), зачем тогда он вообще хлопотал о его женитьбе, которая, особенно в случае появления наследника, укрепляла положение Алексея? Но если даже Петр на Пруте захотел отстранить царевича, то почему же в письме прямо не сказано, что царевич лишается права наследовать престол? Ясно ведь было, что Алексей и его сторонники не будут спокойно смотреть на избрание нового царя, а борьба за престол в условиях войны со Швецией и Турцией ничего хорошего России не сулила. Не мог же Петр этого не понимать? Поэтому, по-моему, невероятно, чтобы в таком письме Петр умолчал об отстранении Алексея.

А почему избрать царя должен был Сенат, да еще только из своего состава? Сенат был создан указом Петра от 22 февраля 1711 г. для решения текущих дел ввиду того, что царь месяцами отсутствовал в столице и, занятый важными военными и политическими делами, не мог уделять много внимания текущим делам внутреннего управления. Сенаторами были назначены: Н.П. Мельницкий - руководитель Военного приказа, Г.А. Племянников - руководитель Адмиралтейского приказа, В.А. Апухтин - генерад квартирмейстер, М.М. Самарин - генерал-цальмейстер, граф И.А. Мусин-Пушкин - начальник Монастырского приказа, князь П.А. Голицын - архангельский губернатор князь, Г. И. Волконский - обер-комендант Ярославской провинции, Т.Н. Стрешнев - бывший руководитель Разрядного приказа, князь М.В. Долгорукий - комнатные, стольник. Интересна их судьба. Перестали быть сенаторами: Мельницкий - в 1712 г, Голицын - в 1713 г. (назначен рижским губернатором), Племянников - в 1714 г., Апухтин и Волконский - в 1715 г. (осуждены за казнокрадство), Долгорукий - в 1718 г (обвинен по делу царевича Алексея, но в 1724 г. назначен сибирским губернатором), Самарин - в 1719 г. (назначен начальником Поместного приказа), Стрешнев умер в 1718 г., и только один Мусин-Пушкин оставался сенатором во время всего царствования Петра 104 .
В.О. Ключевский подчеркивал, что Сенат имел «распорядительный и наблюдательный характер учреждения без совещательного значения и законодательного авторитета». «Петру, - писал он, - нужна была... простая государственная управа из немногих толковых дельцов, способных угадать волю, поймать неясную мысль царя, скрытую в лаконической шараде наскоро набросанного именного указа, разработать ее в понятное и исполнимое распоряжение и властно присмотреть за ее исполнением... Большинство Сената составилось из дельцов далеко не первостепенной чиновной знати... Такие люди понимали военное хозяйство, важнейший предмет сенатского ведения..., а украсть могли наверное меньше Меншикова» 105 . В общем, состав Сената был в известной степени случаен. Почему же Петр ограничил круг кандидатов на престол и избирателей только этими «дельцами»? Да и вообще, учитывая характер Петра и его отношение к России, можно ли представить себе его устраняющимся от назначения своего преемника и заранее дающим согласие на избрание царем всея России какого-то Племянникова, Самарина, Апухтина, Мельницкого? Неужели Петр не учитывал, как отнеслись бы к этому родственники династии Романовых? А представители других знатных родов? Неужели он не понимал, что это распоряжение неминуемо развяжет гражданскую войну? И не мог же Петр забыть, что в России есть опыт передачи престола путем избрания царя всероссийским Земским собором (так были избраны Борис Годунов и прадед Петра, царь Михаил Федорович). Поэтому такое его распоряжение, подобно умолчанию об отстранении Алексея, тоже невероятно. Таким образом, содержание письма представляется мне совершенно не соответствующим характеру Петра, всегда сознававшего свою ответственность перед Богом за врученную ему судьбу России.

А кто мог подделать письмо? Очевидно, только тот, кто изучил язык и стиль Петра, был хорошо знаком с письмами царя, документами по истории похода и мемуарами его участников и - главное - кому это было нужно в каких-то целях. Главные подозреваемые - это Штелин и Щербатов. Подъяпольская считала, что оба они подделать письмо не могли, поскольку «обоим, особенно Штелину, не под силу было сочинить письмо, полностью соответствующее исторической обстановке». Но в распоряжении обоих были архивные документы, Журнал или Поденная записка Петра, мемуары участников и современников похода (Понятовского, Ла Мотрея, Моро, Питера Брюса, Гордона), книга Вольтера о Карле XII и сочинения других авторов. Почему же, располагая такими источниками, описать обстановку на Пруте было «не под силу» ни Штелину, ни Щербатову? Оба были высокообразованными людьми, оба привыкли работать с документами, оба без затруднений излагали свои мысли на бумаге. Конечно, Щербатов, разбиравший бумаги Петра, гораздо лучше Штелина был знаком с его стилем и манерой письма и с обстановкой на Пруте. Но все же оба они вполне могли подделать письмо.
Н. И. Павленко полагает, что Щербатов не мог сделать это потому, что имел профессиональную подготовку историка, для которого такая подделка была бы слишком грубой. «Грубость» подделки Павленко видит в том, что распоряжение Петра Сенату не считаться с его письмами из плена, если он в нем окажется, и избрать нового царя из своего состава в случае его смерти, неправдоподобно. Но ведь именно Щербатов выдавал тот документ за подлинное письмо царя. Если он знал, что это подделка Штелина, то почему не поправил ее и не сделал более правдоподобной? А раз он этого не сделал, значит, считал письмо правдоподобным и, следовательно, мог его сам подделать.

Но кому из них это было выгодно? Павленко считает, что письмо подделал Штелин, который, хотя и "непосредственных выгод... не извлекал..., мог просто находить удовольствие в изготовлении легенд". Допустим, что это так. В самом деле, может быть, это была мечта всей его жизни: опубликовать подделку царского письма и втайне упиваться удивлением окружающих, которых не могло не поразить его содержание. Понятно тогда, почему он заручился заявлением Щербатова о том, что именно тот, а не Штелин нашел письмо: во-первых, неконтролируемый доступ к бумагам Петра имел Щербатов, а не он, во-вторых, одно дело - подделать литературное произведение, например, какого-нибудь древнего барда или книжника, и совсем другое - письмо царя, да еще с политическим содержанием, которое уж точно никак не могло понравиться Екатерине II.
Не слишком ли было опасно для простого профессора подделывать политический документ, направленный против императрицы? Неужели удовольствие от изготовления легенд было настолько сильным, что перевесило опасение разоблачения и последующего наказания? Где гарантия, что Екатерина не велела бы произвести розыск: как попал в царский архив? Зачем рылся в царских бумагах? Ведь в то время от пыток не спасало даже чистосердечное признание - следователям надо было убедиться в его правдивости. Неужели Штелин, проживший уже 50(!) лет в России (и каких лет! Бироновщина, перевороты...), этого не понимал?
Невозможно поверить, что Штелин решился бы на такой поступок. А мог ли решиться на него Щербатов и зачем ему это могло понадобиться? В чем заключается главная идея письма? Доказать, что Петр якобы придавал Сенату огромное значение: из письма следует, что только Сенат как высшая инстанция в государстве может решать, кто займет престол, и, более того, может даже выбрать царя из своего состава. А кому нужно было так поднимать значение Сената? При Екатерине II это нужно было части знати, у которой возникали проекты ограничения прав монарха в пользу Сената. К ней принадлежал и Щербатов (но не Штелин!). Он весьма неодобрительно относился к безудержной роскоши царского двора и к увлечению царицы фаворитами, которые приобретали решающее влияние на ход государственных дел. В этой обстановке письмо легендарного преобразователя России, прямой преемницей которого по духу считала себя Екатерина II, письмо, где самим Петром Великим указывалось на исключительное положение Сената в государстве, могло иметь немалое значение. Такое письмо Петра могло рассматриваться Щербатовым и его единомышленниками как веский аргумент в пользу расширения прав Сената. Именно этим объясняется умолчание в письме о царевиче Алексее и других возможных кандидатах вне Сената. Для Щербатова его содержание имело важное политическое значение, тем более что уличить его в подделке практически было невозможно: по велению императрицы он приводил влорядок архив царя-преобразователя и нашел письмо. Да и отношение к родовитому шязю было совсем не то, что к безродному чужеземцу-наемнику. Как сказали бы мы теперь, письмо могло послужить неплохим орудием агитации. Щербатов именно так использовал его: сначала показывал «многим знатным особам», затем напечатал в книге Штелина.
Правда, по мнению Подъяпольской, «князь Щербатов вряд ли позволил бы себе подлог царского письма». Но я думаю, что, поскольку письмо не давало ему никакой личной выгоды, он мог решиться на эту подделку «в интересах Отечества». А вот верноподданный Штелин вполне мог бы счесть это «оскорблением величества» и убояться связанного с этим риска. Все это, конечно, только логические рассуждения, но есть еще одно обстоятельство, до сих пор не замеченное историками. В 1790 г. после короткой Русско-шведской войны был заключен мир. Он был ознаменован торжеством в Петербурге, на котором обер-прокурор Сената произнес речь. Щербатов остался ею недоволен и написал «Ответ гражданина на речь, говоренную е. и. в. обер-прокурором Сената Неклюдовым, по причине торжества шведского мира, 1790 сентября 5 числа». В ней Щербатов после ряда критических замечаний пишет: «Не утверждаю я напечатанного его письма в Анекдотах, которое, по крайней мере, вид истины имеет; геройский его дух, являющий, что не для себя, но для отечества воюет, учинил ему предписать своему Сенату, дабы, в случае нещастия, плен его никакого вреда России не причинил, избрать в Российские Монархи кого из-среди себя» 106 .

Что означают слова: «Не утверждаю я напечатанного его письма в Анекдотах, которое, по крайней мере, вид истины имеет»? Они могут означать только то, что, хотя письмо выглядит подлинным («вид истины имеет»), Щербатов не утверждает, что оно подлинное, т.е. допускает, что оно может быть выдуманным. Но ведь сам же Щербатов, как писал Штелин, показывал это письмо «многим знатным особам» и дал его для опубликования именно как подлинное письмо Петра, хранящееся в его Кабинете и после публикации Щербатов не опроверг этих сведений. Так когда же он лгал: в 1785 г., выдавая письмо за подлинное, или в 1790 г., высказывая сомнение в его подлинности? Конечно, он мог сделать такую оговорку из осторожности, понимая, что письмо неприятно Екатерине, но ведь можно было вообще не упоминать о нем. Да и правду ли он говорил Штелину, когда утверждал, что показывал это письмо «знатным особам», да еще «многим»? И не опасался гнева Екатерины? В опубликованных мемуарах современников и донесениях дипломатов об этом упоминаний нет, а ведь письмо - сенсация. А книгу Штелина «знатные особы» могли и не прочесть - многих ли из них интересовали байки о Петре?
На мой взгляд, письмо все же поддельное, и подделал его Щербатов. Но он либо не показывал его никому, либо показал немногим под строгим секретом, и к 1790 г., когда некоторый либерализм Екатерины исчез под влиянием Великой французской революции (это видно на примере гнева императрицы на Радищева), стал опасаться ее возможной реакции на письмо и в «Ответе» проявил осторожность. Пока не выяснено, обнародовал его Щербатов или нет. В том же году он умер, так что скорее всего «Ответ» остался неизвестным современникам. Что же касается рассказа о доставке письма, то ошибки бывают и у профессиональных историков. А может быть, они были допущены намеренно? Чтобы в случае чего, сослаться на них в доказательство того, что письмо, как и рассказ, тоже просто байка!

Когда был взят Браилов?

Как это ни удивительно, но большинство исследователей не обратило внимания на то, что в реляцию о Прутском походе, которая была опубликована еще в «Ведомостях» Петра в том же 1711 г. и неоднократно перепечатывалась, был включен сокращенный текст реляции Ренне Шереметеву с указанием даты взятия Браилова - 14 июля, через два дня после заключения Прутского мира 107 . Донесение Ренне не было перехвачено турками, как думали некоторые историки. Но даже если бы это было и так, то все равно визирь получил бы его только через несколько дней после подписания договора. Поэтому взятие Браилова не могло быть одной из причин согласия турок на заключение мира и оказать влияние на его условия. Однако сам рейд отряда Ренне в турецкий тыл, несомненно, внушал туркам опасения и мог оказать влияние и на их решение вступить в переговоры, и на позицию при обсуждении условий мира.

Почему появился вариант Прутского мирного договора?

Текст Прутского мирного договора был изменен самим Петром. Мне удалось обнаружить копию договора с его собственноручными исправлениями 108 . В первой статье указание на то, что предложение начать мирные переговоры исходило от русских, и слова, что царь обещает сделать то-то и то-то, заменены на: «требовано мир учинить» и «соглашенось на то-то и то-то». Во второй статье говорится об обязательстве России не вмешиваться в дела Польши. Формулировка изменена так, что обязательство случилось обоюдным. В третьей - вычеркнуто запрещение иметь посла в Турции, о шестой - вычеркнуто условие об оставлении в Турции послов Шафирова и Шеремета заложниками до выполнения условий мирного договора. В общем, из текста догола были исключены унизительные для престижа России условия и смягчены формулировки.
Но для чего изменялся текст? Это тоже удалось установить: на одной из копий исправленного текста оказалась помета: «Сей трактат не подлинной, но для приобщения переправлен» 109 . Следовательно, переделанный Петром текст, из которого были исключены унизительные для России и для него лично условия и формулировки, предназначался для правительств западноевропейских держав. Действительно, в сборнике дипломатических документов, вышедшем в свет в 1731 г., помещен именно этот текст, переведенный на латинский язык, с примечанием, что эта копия, «как говорят», была передана русским послом голландскому правительству 110 .
Копия договора, в которую Петр вносил поправки, имеет заголовок: «Трактат, данной с российской стороны. Черной» и помету: «С сего послана копия в секретную экспедицию июня 17 дня 1736 года» 111 . Вероятно, когда в 1736 г. понадобился текст Прутского мирного договора, этот документ с собственноручными поправками Петра сочли черновиком подлинного договора. Это, видимо, ввело в заблуждение и составителей ПСЗ, опубликовавших его как текст подлинного договора, но из осторожности поместивших после него русский перевод подлинника, написанного на турецком языке 112 .
* * *

Подведем итоги. Русская армия оказалась на Пруте в тяжелом положении, но оно не было безнадежным. Мужество и дисциплинированность русских регулярных войск и незаинтересованность (скажем так) в войне рядовых турок делали исход генерального сражения сомнительным для турок даже при их неоспоримой храбрости. Сражение было прерванным. Назвать его военным поражением русской армии было бы неправильно. Петр мог рискнуть и победить, но при нехватке конницы этот риск был слишком велик. Как и подобало мудрому правителю, он предпочел не рисковать. Его решение добиться мира даже путем уступок Швеции было правильным стратегически, так как этим он сохранял армию для дальнейшей борьбы. Взятие Браилова было несомненной победой, и, с точки зрения военного искусства, это была победа новых для тогдашней военной науки идей Петра. Таким образом, хотя в 1711 г. был потерян выход в Азовское море - Азов и окружавшая его территория - и Россия вынуждена была пойти на определенные политические уступки, но в контексте главной задачи, которую решал тогда Петр, - сокрушения Швеции, возвращения захваченных ею земель и обеспечения выхода в Балтийское море - это была относительно небольшая цена.

1 Водарский Я.Е. По поводу работы турецкого историка о Прутском походе 1711 г. //История СССР. № 6.1963. С. 207-212 (далее ссылки: Водарский. Рецензия); его же. О некоторых событиях Пруткого похода Петра I (1711г.) // Новые страницы истории Отечества. Пенза, 1992. С. 82-95.
2 Кш-at A.-N. Prut seferi ve barisi 1123 (1711). Ankara. 1951-1953. В 2 т. (далее ссылки: Курат-1 и Курат-2); Jurat A.-N. Der Prutfeldzug und der Prutfrieden von 1711 // Jahrbiicher fur Geschichte Osteuropas. Keue Folge. Bi 10. Heft 1. April 1962 (далее ссылки: Курат. Статья).
3 Орешкова С.Ф. Русско-турецкие отношения в начале XVIII в. М., 1971 (далее ссылки: Орешхова).
4 Письма и бумаги императора Петра Великого. Т. X. М., 1956 (далее ссылки: ПБ X). С. 549.
5 . Memoires politiques, amusants et satiriques de messier N.d.B.c.de Lion, colonel du regiment de dragons de Casanski et brigadier des armies de sa m. czarienne, a Veritopolischez Jean Disant-vrai. 3 volumes. Vol. I-III. Veritopolies. 1716. Описание Прутского похода переведено, опубликовано и прокомментировано А.С. Пушкиным (Пушкин А.С. Собр. соч. В 6 т. Т. 6. М., 1950. С. 600-652 (далее ссылки: на Записки Моро в переводе Пушкина - Моро, на комментарии Пушкина - Пушкин С. 624; ЮлъЮст. Записки Юста Юля, датского посланника при Петре Великом (1709-1711). М., 1899 (далее ссылки: Юль). С. 459-460; Письма и бумаги императора Петра Великого. Т. XI. Вып. 1. М., 1962 (далее ссылки: ПБ ХМ). С. 286-288, 546-548.
6 ПБ X. С. 558; Письма и бумаги императора Петра Великого. Т. XI. Вып. 2. М., 1964 (далее ссылк ПБ XI-2). С. 38.
7 Очерки истории СССР. Период феодализма. Россия в первой четверти XVIII в. Преобразования Петра I М., 1954. С. 533.
8 Моро. С. 630.
9 ПБ XI-1. С. 310, 564, 573; Кур ат-1. С. 451-452; Курат-2. С. 798; Выписка из журнала Александра Андреяновича Яковлева, находившегося при императоре Петре Великом во время сражения под Прутом в 1711 году// Отечественные записки, изд. П. Свиньиным. Ч. XIX. № 51. Июль. СПб., 1824. С. 15-24 (далее-Яковлев). С. 18; М о р о. С. 634-635; S u 11 о n R. The Despatches of Sir Robert Sutton, Ambassador in Constantinople (1710-1714). London, 1953 (далее: Суттон). С. 65.
10 Teйльс В. Известия, служащие к истории Карла XII... М., 1789 (далее ссылки: Тейльс). С. 19; ЦБ XI-1. С. 564; Суттон. С. 58, 65; Hurmuzaki E. Documente privitore de la istoria Romanilor. Vol. VI gu_ curesci. 1878 (далее ссылки: Хурмузаки). С. 84-85, 87, 115; La M о t г е у, A. de. Voyages en Anglois et en Francois ... en diverses Provinces et Places de la Prusse Ducale et Roiale, de la Russie, de la Pologne... A la Haye, 1732 (далее ссылки: Ла Мотрей-2). С. 25; Курат-2. С. 767.
11 ПБ ХЫ.С. 564.
12 Курат. Статья. С. 43, 45. М о р о. С. 639.
13 ПБ XI-2. С. 34-38, 353, 371; Курат-1. С. 423-425; Курат. Статья. С. 42-43; Суттон. С. 62,76; Хурмузаки. С. 646; Моро. С. 634-635; РГ АДА, Сношения с Турцией, оп. 1. 1711, №6, л. 3839.
14 ПБ XI-2. С. 372.
15 Юль. С. 372; ПБ XI-1. С. 569; Н.Г.Петр Великий на берегах Прута// Журнал министерства народного просвещения. 1847. Февраль. Отд. 2. С. 98-99; РГАДА, Кабинет Петра I, отдел I. кн. 13, л. 99 об. (далее ссылки: Аларт. История).
16 Курат-1. С. 478.
17 ПБ XI-2. С. 12.
18 La Motrey, A. de. Travels through Europe, Asia and into part of Africa. Vol. 2. London. 1723 (далее ссылки: Ла Мотрей-1).
19 Юль. С. 371.
20 Пушкин. С. 437.
21 Курат. Статья. С. 62.
22 Ла Мотрей-1. С. 11-12.
23 Ла Мотрей-2. С. 234 и подстрочное примечание.
24 Моро. С. 639-640.
25 ПБ ХЫ.С. 314.
26 Ла Мотрей-1. С. 11-12.
27 ПБ ХЫ.С. 313.
28 РГАДА, ф. 9, оп. 6, л. 8 об.
29 Сб. РИО. Т. 34. СПб., 1881. С. 81.
30 Там же. С. 89.
31 Анисимов Е.А. Екатерина!// Романовы. Исторические портреты. 1613-1762. Михаил Федорович-Петр Ш. М., 1997. С. 353.
32 Всеволодов И.В. Беседы о фалеристике. Из истории наградных систем. М., 1990. С. 70.
33 Воскресенский Н.А. Законодательные акты Петра I. Т. 1. М.; Л., 1945. С. 180.
34 Моро. С. 608-609.
35 Мышлаевский А.З. Война с Турцией 1711 года (Прутская операция). Материалы // Сборник военно-исторических материалов. Вып. XII. СПб., 1898 (далее ссылки: Сб. ВИМ). С. 330-331.
36 Poniatowski S. Remarques M. le Comte Poniatowski, seigneur polonais, lientenant-general ci- devant au cervice de Suede et actuellement au cervice de Pologne, zur l"Histoire de Charles XII, roi de Suede, par M. de Voltaire. A la Haye. 1741 (далее ссылки: Понятовский). С. 97.
37 Суттон. С. 48, 54, 62-63; Ла Мотрей-1. С. 5; ПБ ХМ. С. 577.
38 Суттон. Предисловие. С. 5.
39 Там же. С. 55.
40 ПБ XI-1. С. 570.
41 Там же. С. 568-569; С у т т о н. С. 61, 76; Ла М о т р е й-2. С. 10.
42 ПБ Х-1.С. 569; Суттон. С. 71. См. также: С ant emir. The History of Growth and Decoy of the Othman. London. 1734; Я к о в л е в. С. 15-24.
43 ПБ Х-1. С. 570-571.
44 Моро. С. 646-647.
45 Юль. С. 368; Ла Мотрей-1. С. 12; Суттон. С. 65.
46 Defое D. An Impartial History of the Life and Actions of Peter Alexowitz, the Present Czar of Muscovy. London.,723. P. 330.
47 Понятовский. С. 117-124.
48 ПБ XI-1. С. 580.
49 Цит. по: Орешкова. С. 134.
50 La Моtreу A. de Remarques historiques et critiques sur l"Histoire de Charles XII, roi de Suede, par M. de Voltaire- Pour servir de supplement a cet ouvrage. A Londres. 1732 (далее ссылки: Ла Мотрей. Замечания). С. 44.
51 ПБ ХI-2. С. 391; Моро. С. 648; Суттон. С. 61, 69; Хурму за к и. С. 117.
52 ПБ ХI-1. С. 578.
53 Курат-2. С. 496-504; Курат. Статья. С. 48.
54 Моро. С. 648.
55 РГАДА, ф. 89, оп. 3. 1711. № 17, л. 12 и об. Напечатано: Водарский. Рецензия. С. 210.
56 Ла Мотрей-1. Приложение. С. 9.
57 Ла Мотрей-2. Предисловие.
58 Суттон, С. 64-65. См. также: Хурмуз а к и. С. 95; Voltaire. Histoiie de Charles XII, roi de Suede. А Basle. 1732. P. 246.
59 ПБ XI-2. С 580.
60 Письма Петра Великого, писанные генерал-фельдмаршалу графу Борису Петровичу Шереметеву ио большей части собственною государевою рукою, а иные с подлинников, М., 1774. С. XLVI.
61 Моро. С. 642.
62 ПБ ХЫ.С. 316.
63 ПБ XI-1. С. 317.
64 Юль. С. 368.
65 ПБ Х-1. С. 580-581.
66 Суттон. С. 65. См. также: Ю л ь. С. 461.
67 Хурмузаки. С. 88. См. также: Суттон. С. 66.
68 Моро. С. 642, 647; Суттон. С. 59, 66, 67, 69.
69 Суттон. С. 68-69.
70 ПБ Х-1. С. 578; Суттон. С. 61.
71 ПБ Х-1. С. 583-584.
72 Там же. С. 354.
73 Сб. РИО. Т. 66. СПб., 1889.С.74;Орешкова.С. 132.
74 ПБ ХЬ2. С. 351.
75 Там же. С. 352-353.
76 Моро. С. 642-643, 648; Хурмузаки. С. 109, 103; ПБ XI-2. С. 18.
77 ПБ XI-2. С. 365, 939-940.
78 Суттон. С. 58, 62,67.
79 ПБ XI-2. С. 375-376.
80 Там же. С. 453.
81 Суттон. С71.
82 Тейльс. С. 25-26. См. также: письмо Барки (РГАДА, Сношения с Турцией, д. 13, д. 49-50); Аларт. История, л. 97.
83 См.: Водарский. Рецензия. С. 207-211.
84 Юль. С. 373.
85 Валишевский К. Петр Великий. Дело. М., 1990 (Репринт). С. 74.
86 Rabener J.G. Leben Petri des Ersten und Grossen, Czaars von Russlands. Leipzig. 1725. S. 217.
87 Nestesuranoi Iwan, par m.le b. Memoires du regne de Pierre le Grande... A la Haye. Amsterdam. Vol. 3. P. 362; Memoires du regne de Catherine, imperatrice... A la Haye. 1728. P. 29-32.
88 Ла Мотрей. Замечания. С. 43-44.
89 Ла Мотрей-2. С. 155-156.
90 Там же. С. 234 и подстрочное примечание.
91 Gordon of Achintoul A. The History of Peter the Great, Emperor of Russia. Vol. II. Aberdeen, 1755. С 28-31.
92 Bruce P H. Memoirs of Peter Henry Bruce... London, 1782. С 44.
93 Stahlin, Jacob von. Original Anekdoten von Peter dem Grossen Von Jacob von Stahlin. Leipzig,
1785. S. 382. Цит.по:ПодъяпольскаяЕ.П.Квопросу о достоверности письма Петра I с берегов Прута// Иссследования по отечественному источниковедению. Сб. статей. М.; Л., 1964 (далее: Подъяпольская). С. 316. Переводы на рус. яз.: Любопытные и достопамятные сказания о императоре Петре Великом... СПб. СПб., 1786. Подлинные анекдоты Петра Великого... М., 1786.
94 Цит. по: ПБ ХЫ. С. 314-315.
95 Подлинные анекдоты о Петре Великом... С. 79.
96 ПСЗ. Т. IV. СПб., 1830. С. 712, примечание 2.
97 Голиков И.И. Деяния Петра Великого, мудрого преобразователя России, собранные из достоверных источников и расположенные по годам. Ч. III. M., 1788. С. 378-379.
98 Пушкин. С. 438.
99 Подъяпольская. С. 316.
100 ПБ ХЫ. С. 314-315.
101 Павленко Н И. Петр I. M., 2003. С. 197.
102 Подъяпол ьская. С. 316.
103 ПБ XI-1. С. 574 (комментарий написан Е.П. Подъяпольской).
104 ПБ Х. С. 72,382-383.
105 Ключевский В О. Сочинения. Т. 4. М., 1958. С. 164-165.
106 Щербатов М,М. Ответ гражданина на речь, говоренную е[я] и[мператорского] в[еличества] обер-прокурором сената Неклюдовым по причине торжества шведского мира, 1790 сентября 5 числа // Чтения в имп. Обществе истории и древностей российских. 1860. Кн. 5. Отдел V. С. 46-47.
107 См.: ПБ XI-2. С, 37-38. Полный текст реляции Ренне см.: РГАДА, Кабинет Петра Великого, отд.1 кн. 30, л. 45-46.
108 ПБ XI-1. С. 322-326.
109 РГАДА, Сношения с Турцией, оп. 1. 1711, № 8. л. 3 об.; ПБ XI-1. С. 326.
110 Du Mont. Corps universel diplomatique. Т. VIII. Partie I. P. 275-276; ПБ XI-1. С 326. См. также: Сб РИО. Т.34. С. 81.
111 ПБ XI-1. С. 326.
112 ПСЗ. №2398.

Реакции на статью

Понравился наш сайт? Присоединяйтесь или подпишитесь (на почту будут приходить уведомления о новых темах) на наш канал в МирТесен!

Показы: 1 Охват: 0 Прочтений: 0

Встреча победителей Полтавской битвы в Москве

Зиму 1709 года царь провел в хлопотах об организации триумфального въезда в Москву героев Полтавы. Петр придавал этому событию огромное значение и начал подготовку к нему еще в октябре. Пленные шведы, размещенные в разных городах страны, по царскому указу свозились в Можайск и Серпухов. Наконец, Петр рапортовал "князю-кесарю" Ромодановскому о сосредоточении 22085 шведов, плененных у Лесной и Полтавы.

Москвичи уже успели привыкнуть к такого рода торжествам, но подобного зрелища им видеть еще не доводилось. Удивить триумфальными арками, музыкой, хорами, полками, шагавшими под боевыми знаменами, вряд ли было можно - парады победителей ведут свою историю от второго Азовского похода. Новое состояло в показе содеянного победителями - огромного количества пленных и трофеев.

Взору толп, разместившихся вдоль улиц столицы, сначала предстали трубачи и литаврщики в красивом убранстве. За ними следовал батальон Семеновского полка, отличившегося в битве у Лесной. Его вел командир полка генерал-лейтенант М. М. Голицын. За гвардейцами везли трофеи, взятые у Лесной: пушки, знамена, штандарты. За трофеями шли плененные в том же сражении шведские офицеры. Замыкал шествие, посвященное Лесной, второй батальон Семеновского полка.

Сценарий торжества, разработанный, как и всегда, царем, предусматривал комический момент, уязвлявший самолюбие побежденных. В санях, запряженных оленями, ехал сумасшедший француз Вимени. Современник об этом французе отзывался так: "Он порою разговаривал так разумно, что в его речи сказывалась тонкая наблюдательность, по занимательности не уступавшая беседе самого умного человека". Этого Вимени Петр выпросил у польского короля и назначил "королем" ненцев. За санями Вимени ехали 19 саней ненцев, одетых в шкуры оленей шерстью наружу.

Шуточный король и его свита, предварявшие полтавскую часть торжества, по замыслу царя, должны были подчеркнуть сумасбродную цель подлинного короля, пытавшегося осуществить несбыточное: завоевать Россию, поделить ее на княжества, свергнуть его, Петра, с престола.

Полтавскую часть шествия открывал Преображенский полк, затем шли офицерские чины, плененные под Полтавой. В промежутке между колоннами низших и высших офицеров везли взятую у шведов артиллерию и знамена. Среди трофеев находились и носилки, которыми пользовался шведский король под Полтавой. Главный трофей Полтавской баталии - первый походный министр Карла граф Пипер - замыкал ряды пленных.

Последним верхом на том самом коне, на котором он участвовал в Полтавской баталии, ехал полководец, одержавший блестящую победу, - Петр.

На новый, 1710 год, встреченный, как всегда, торжественным молебном в Успенском соборе и шумными пиршествами, Петр возлагал много радостных надежд. Поверженный неприятель уже не мог восстановить сил и, следовательно, должен был искать путей к миру, которого давно уже домогался царь. Вечером был зажжен грандиозный фейерверк. Это было не просто красочное зрелище, а "огненное действо" с острым политическим сюжетом, подлинное театрализованное представление, происходившее на открытом воздухе, где зрительным залом являлись площади и улицы, заполненные многими тысячами людей.

Новогоднему фейерверку Петр, сочинивший его, придал характер пародии на медаль, выбитую по повелению шведского короля сразу же после заключения Альтранштадтского мирного договора. Медаль изображала шведского льва посреди двух колонн, увенчанных коронами. Одну колонну лев переломил у самого основания, и корона упала. Это был намек на судьбу Польши и ее незадачливого короля. Вторую колонну лев только наклонил, но судьба ее предрешена. Под второй колонной подразумевалась Россия.

Петр использовал в фейерверке сюжет медали, но события изобразил не так, как они представлялись шведам, а как они произошли в действительности. Засветились обе колонны, увенчанные коронами, и озарились яркими огнями. Лев двинулся на одну из колонн и опрокинул ее. Но как только он направился к другой, из горящего орла, который символизировал Россию, вылетела ракета, насмерть поразившая льва.

Весна и лето нового года обнадеживали. Никогда еще небо Москвы так часто не озарялось фейерверками, как в 1710 году. Один успех следовал за другим, и каждый, казалось, приближал день заключения победоносного мира.

Приятные вести были получены из столицы южного соседа России - Константинополя. Русский посол Петр Толстой доносил царю, что в начале января султан ратифицировал договор, подтверждавший прежний мир, заключенный Украинцевым еще в 1700 году. Новым в этом договоре был волновавший царя вопрос о пребывании в турецких владениях шведского короля. Поначалу Толстой добивался выдачи Карла XII России, но безуспешно. "Домогаюсь, - доносил он, - чтобы короля шведского и Мазепу отдали в сторону царского величества, но о короле не чаю, чтоб отдали ни по какой мере, разве только вышлют его вон из своей области; а о Мазепе боюсь, чтоб оный, видя свою конечную беду, не обусурманился; а ежели сие учинит, то никак не отдадут его по своему закону".

Толстой предъявлял требования с запросом. Но в договоре 1710 года Турция все же пошла на уступки. Она обязалась выпроводить Карла XII из своих владений, причем до польских границ его должен был сопровождать эскорт турок в составе 500 янычар, а через Польшу - такой же численности русский отряд.

"Теперь уже в одну сторону очи и мысли имеем", - отозвался Петр на известие из Константинополя и велел его отметить так же, как отмечал победоносные сражения, - молебном и пальбой из пушек. Успокоение на юге позволяло сосредоточить силы на севере.

Захват русскими крепостей Эльбинг, Выборг, Рига, Динаминд, Пернов, Ревель (Таллин), Кексгольм

Русские войска овладели рядом крепостей. Первой в результате стремительного штурма пала небольшая крепость Эльбинг. В марте началась осада Выборга. План овладения этой мощной крепостью разработал Петр. В мае он возглавил флотилию, доставившую к осаждавшим русским войскам пополнение, продовольствие и артиллерию. Море еще не освободилось от льда, и поход 250 транспортных судов протекал в крайне трудных условиях.

Как зайти в гавань, проход в которую обстреливался крепостной артиллерией? Петр обманул коменданта крепости: на русских кораблях были подняты шведские флаги, а матросы переодеты в шведскую форму.

Два дня Петр тщательно обследовал крепость. Очевидец записал: "В Выборг снова послан барабанщик, чтобы царю можно было в безопасности осмотреть и исследовать крепость со стороны суши, как он осмотрел ее вчера со стороны моря". 25 мая Петр отдал приказ Апраксину: "как бреши и протчее по моей диспозиции готовы будут, и с которых стрелять надлежит не меньше недели и штурмовать". До штурма дело не дошло - начались переговоры о сдаче.

Накануне капитуляции к Выборгу прибыл Петр. 14 июня он вошел во главе Преображенского полка в крепость и три дня изучал ее сооружения. Победу отмечали дважды - в самом Выборге, а затем в Петербурге, где гвардейцы во главе со своим полковником пронесли по улицам города шведские знамена.

Дольше всего длилась осада Риги. Она началась еще в октябре 1709 года, в ноябре к войскам прибыл Петр, он сам произвел три выстрела по городу, чем положил начало его бомбардировке, изучил укрепления и оставил фельдмаршалу Шереметеву приказ: "Чтоб кроме тесной блокады сего города формальною атакою не добывать ради сего, первое, что время было поздно, другое, что гарнизон в нем был великий, а крепость зело сильную имеет оборону, третие, что опасности от шведов никакой не было и сикурсу ждать было невозможно".

Блокада была полной - с суши и с моря. Гарнизон вынужден был капитулировать. Во время осады русские войска понесли значительные потери, но не от военных действий, а от свирепствовавшей здесь чумы: эпидемия унесла около 10 тысяч солдат и офицеров.

Вслед за Ригой капитулировали крепости Динаминд, Пернов, Ревель (Таллин) и Кексгольм - древнерусский город Корелы.

Успех летней кампании 1710 года был ошеломляющим. Петр подвел радостные итоги боевых действий: "И тако Лифляндия и Эстляндия весьма от неприятеля очищена и единым словом изрещи, что неприятель на левой стороне сего Восточного моря не точию городов, но ниже степени земли не имеет". В Петербурге по этому случаю три дня звонили в колокола, стреляли из пушек, на Неве стояли иллюминированные корабли.

Подходил к концу 1710 год. Ничто будто бы не предвещало осложнений, и царь размышлял о "добром мире" с Швецией. Однако в декабре курьер доставил донесение из Константинополя. Толстой сообщал, что Турция объявила войну России. Вскоре пришло другое донесение - крымские татары достигли Белой Церкви и Харькова и хотя были отогнаны местными гарнизонами, но все же успели разорить край.

Объявление Турцией войны России в 1710 г.

Объявление войны Турцией относится к числу тех парадоксов в истории, которые не поддаются объяснению с точки зрения здравого смысла и логики развития событий. В самом деле, наиболее выгодный в интересах Турции момент для нападения остался позади - турки вместе с крымцами могли вторгнуться на территорию Украины в месяцы, когда находившийся там Карл XII со своей отборной армией еще не был разгромлен. Но Турция пошла на военный конфликт полтора года спустя, опрометчиво решив иметь дело с армией, овеянной славой Полтавской виктории и сумевшей с блеском провести летнюю кампанию 1710 года.

Впрочем, ни для Петра, ни для его дипломатов намерения Турции не являлись тайной. Проницательный Толстой просил не удивляться тому, что, "когда король шведский был в великой силе", тогда он, Толстой, доносил о миролюбии Порты, а теперь, когда шведы разбиты, оп ждет от Турции агрессивных действий. Царь располагал достоверными сведениями о том, что в Турции велась подготовка к войне: призывали ополченцев, сосредоточивали полки янычар, приводили в боевую готовность флот для нападения на Азов. Шведский король, еще недавно укрывавшийся в турецких владениях, потратил немало красноречивых слов, чтобы подвигнуть Турцию на войну с Россией. Он стращал султана тем, что Петр, сокрушив Швецию, не замедлит овладеть Крымом и затем поведет свои победоносные войска на Константинополь. Не скупился Карл и на территориальные уступки, тем более что эти щедрые уступки шведский король намеревался совершить за счет не своих, а польских земель: Турции было обещано несколько провинций, крепость Каменец, а также 4 миллиона годовой дани. Цель усилий Карла XII была откровенно эгоистичной: Россия будет втянута в войну на юге, следовательно, ослабит давление на севере, Швеция тем временем оправится от поражений. Разжиганию враждебных действий со стороны Турции способствовала и английская дипломатия, стремившаяся связать руки России на юге и тем самым предотвратить ее вмешательство в бушевавший в Европе конфликт между Францией и морскими державами.

Все эти старания любителей загребать жар чужими руками, разумеется, остались бы бесплодными, если бы в самой Турции не было сильно стремление вернуть Азов и земли, утраченные по Константинопольскому мирному договору, подтвержденному всего несколько месяцев назад.

Как реагировал Петр на полученные известия? Война на два фронта его не радовала. Если достигнутые ранее военно-дипломатические успехи в конфликте с северным соседом могли предвещать близкий мир, то теперь окончание Северной войны отодвигалось на неопределенное будущее. Предстояла изнурительная, стоившая огромного напряжения народных сил, борьба с двумя противниками. Петр предпринимает попытки избежать войны на дел фронта. Он обращается к турецкому султану с предложением восстановить мир, а также прибегает к посредничеству Англии и Голландии для заключения мира со Швецией на следующих условиях: за Россией оставались лишь земли "наследно к короне Российской издревле принадлежащие", то есть Ингрия и Корела, а также Нарва. За часть Финляндии Швеция получала компенсацию. Лифляндия с Ригой передавалась союзнику России - Польше. Однако ни та, ни другая инициатива Петра не встретила поддержки.

Как и всегда, Петр, чем сложнее и опаснее становилась обстановка, тем энергичнее и напористее действовал. Он внимательно следил за передвижением войск к новому театру военных действий, заботился о снабжении провиантом и снаряжением, хлопотал о пополнении армии рекрутами и об их обучении. Из Петербурга, где в это время находился Петр, один за другим спешат курьеры к Шереметеву, Голицыну, Апраксину. Азовскому губернатору Апраксину царь предлагает привести в боевую готовность флот, изготовить струги и лодки для донских казаков, поручает привлечь калмыков и кубанских мурз для отпора крымским татарам. Фельдмаршалу Шереметеву велено с войсками двигаться из Прибалтики в район Слуцка и Минска, а оттуда на юг. Зная медлительность Шереметева, Петр то и дело понукает его, требует расторопности, убеждает: "Ити с поспешением"; "дабы вы немедленно отправили полки в марш в назначенные места"; "А маршировать весьма нужно, понеже ежели пехота не поспеет, а неприятель на одну конницу нападет, то не без Беликова страху". Царь обращает внимание военачальников, что надлежит "учить драгун огнем как конных, так и пеших, а палашам покой дать, ибо с турками зело инако надлежит воевать, и больше пехотою утверждатца с рогатками".

Когда приготовления были в основном завершены и никаких надежд на улаживание конфликта не осталось, Петр обнародовал манифест с объявлением Турции войны. Манифест был зачитан в присутствии царя 25 февраля в Успенском соборе. После молебна Петр в качестве полковника Преображенского полка, обнажив шпагу, сам повел этот полк, отдавая честь проходившим вельможам. В тот же день оба гвардейских полка отправились в путь, чтобы соединиться с армией, двигавшейся в Валахию.

Царь выехал из Москвы к армии 6 марта. Этому предшествовало два важных события - одно государственного значения, другое - личное.

Создание Петром 1 сената

Указом 2 марта 1711 года Петр учредил Сенат - высшее правительственное учреждение, однЬ из самых его долговечных административных начинаний. Сенат существовал свыше двух столетий, но, создавая его, Петр, по-видимому, не предполагал пользоваться услугами этого учреждения длительное время.

Создавался Сенат в спешке, без четких представлений о его правах и обязанностях. Об этом свидетельствует последовательность издаваемых царем указов. Сначала, еще в феврале, был обнародован указ о составе Сената. Указ написал сам царь, документ отличался такой же лаконичностью, как и неясностью. Первая же фраза указа вызывает не прекращающиеся по сей день споры среди историков о том, каким учреждением представлялся царю Сенат: временным или постоянным. Нервным почерком, который умеют сейчас разбирать лишь несколько историков, Петр написал: "Определили быть для отлучек наших Правительствующий сенат для управления". Далее следует список лиц, включенных в состав вновь образованного учреждения. Спустя две недели Петр вновь берется за перо, чтобы определить обязанности Сената: "всякий их указам да будет послушен так, как нам самому, под жестоким наказанием или и смертию, по вине смотря". Даже указы, наносившие ущерб государству, надлежало выполнять безоговорочно, "до нашего возвращения".

Сенаторы отвечали только перед царем. Они, как, впрочем, и все чиновники государства, приносили присягу "на верность государю и всему государству".

Одновременно Петр составил указ с перечислением поручений Сенату на время своего отсутствия. Сохранилось три редакции этого указа - царь вносил дополнения, производил перестановку пунктов, выдвигал в число первых те из них, которым придавал важное значение.

В окончательном варианте указа Петр поручал Сенату наблюдение за правосудием и экономным расходованием денег. Здесь повторена крылатая фраза, как-то употребленная Петром в письме к Зотову: "Деньги суть артерия войны". Далее перечислялись пути увеличения денежных поступлений в казну. По мнению Петра, следовало упорядочить откупа, "потщится" о повышении прибыли от продажи соли, расширить торговлю с Китаем и Персией.

Обращает на себя внимание собственноручное дополнение Петра, сделанное им ниже своей подписи на беловом экземпляре указа. Одной фразой: "Учинить фискалов во всяких делах, а как быть им, пришлстца известие" - царь вводил в стране дотоле неизвестный институт фискалов.

Обещанное "известие" было прислано через три дня, 5 марта, накануне отъезда. В нем перечислялись неслыханные даже по тем временам обязанности фискала: "Дела же его сие суть: должен он над всеми делами тайно надсматривать и проведывать про пеправой суд, також в сборе казны и протчего. И кто неправду учинит, то должен позвать его перед Сенат (какой высокой степени ни есть) и тамо его уличать. И буде уличит кого, то половину штрафа в казну, а другая ему, фискалу".

Фискал, таким образом, должен был осуществлять негласный надзор над всем и вся. Его обязанность не предупреждать преступление, а регистрировать его и немедленно донести, когда оно совершится.

Фискал не получал жалованья, его рвение поощрялось выдачей половины штрафа, взимавшегося с виновного. Более того, фискалу предоставлялось еще одно преимущество. Рукою Петра в указе было написано: "Буде же и не уличит (то есть не докажет виновность), отнюдь фискалу в вину не ставить, ниже досадовать под жестоким наказанием и резореньем всего имения". Промысел фискала давал ему возможность хорошо заработать, и никакая беда не подстерегала его, даже если он явно клеветал. Поставленный на страже законности и справедливости, фискал сам попирал справедливость.

Фискалы пользовались мрачной репутацией во всех слоях населения. Устюжские фискалы жаловались на одного посадского человека, что тот их всячески поносил и называл вместо фискалов свисталами. А вот мнение о фискалах двух сенаторов - Якова Долгорукого и Григория Племянникова. В коллективной жалобе Петру фискалы писали, что оба сенатора оказывают им всякое немилосердие. "...Племянников называет нас уличными судьями, а князь Яков Федорович - антихристами и плутами".

Не в чести фискалы были и у духовенства. Местоблюститель патриаршего престола Стефан Яворский воспользовался кафедрой Успенского собора, чтобы публично выступить с осуждением безнаказанности фискалов, чем, впрочем, вызвал гнев царя: "А какой же то закон, например: поставити надзирателя над судами и дати ему волю, кого хочет обличити, да обличит, кого хочет обезчестити, да обезчестит; поклеп сложить на ближнего судию - вольно то ему. Не тако подобает сим быти: искал он моей головы, поклеп на меня сложил, а не довел (то есть не доказал) - пусть положит свою голову". Местоблюстителю за эту речь пришлось потом оправдываться перед царем.

Однако бесчинства фискалов были столь вопиющи, а раздражение против их наветов так велико, что царь три года спустя вынужден был издать указ, устанавливавший фискалу за неправый донос кару, которую довелось бы учинить обвиняемому, если бы обвинение было доказано. Институт фискалов был формой контроля за деятельностью чиновников и частных лиц в абсолютистском государстве, где народ безмолвствовал и общественная инициатива отсутствовала.

Создание Сената и введение фискалов открывали реформу центрального аппарата. Сенат заменил Боярскую думу. Состав Сената, как и Боярской думы, определял царь. Но при назначении в думу царь руководствовался обычаем пожалования в думные чины сыновей бояр и окольничих. Круг лиц, из которых комплектовалась дума, был, таким образом, ограниченным, а думный чин в известной мере являлся как бы наследственным.

Боярская дума была учреждением громоздким и многолюдным. В 1678 - 1679 годах в ней числилось 97 человек, затем ее состав доходил до 190 человек, а в конце XVII столетия в думе значилось около ста членов. Практически в работе думы участвовала третья, а то и пятая часть состава - многие ее члены назначались воеводами либо выполняли дипломатические поручения, то есть находились вдали от Москвы. Царь отрешал от участия в работе думы какого-нибудь боярина, отправляя его в почетную ссылку, но лишить его боярского чина он не мог, так как этот чин жаловался пожизненно.

При назначении в Сенат Петр руководствовался не аристократическим, а бюрократическим принципом, способностью назначаемого лица выполнять обязанности, перечисленные в присяге: блюсти верность государю "и всему государству", чинить справедливый суд и быть прилежным "в збирании казны и людей и протчего всего". В Сенат царь определил всего девять человек, причем сенатор оказывался лицом должностным, и должности своей он в любое время мог лишиться. Сенатор, следовательно, находился на положении чиновника, полностью зависимого от царской власти. Тем самым учреждение Сената приобрело значение важной вехи в укреплении самодержавия - неограниченной власти царя.

Другое действие, предпринятое Петром в день отъезда из Москвы, касалось его семейных дел - 6 марта было объявлено, что у него появилась законная супруга Екатерина Алексеевна.

Настоящее имя Екатерины Алексеевны - Марта. При осаде Мариенбурга русскими войсками в 1702 году Марта, прислуга пастора Глюка, попала в плен. Некоторое время она была любовницей унтер-офицера, ее заметил фельдмаршал Шереметев, приглянулась она и Меньшикову. У Меньшикова ее называли Екатериной Трубчевой, Катериной Василевской. Отчество Алексеевны она получила в 1708 году, когда при ее крещении в роли крестного отца выступил царевич Алексей.

Петр встретил Екатерину в 1703 году у Меньшикова. Судьба уготовила бывшей служанке роль наложницы, а затем супруги незаурядного человека. Красивая, обаятельная и обходительная, она быстро завоевала сердце Петра.

Судьба Анны Монс

А что сталось с Анной Монс? Связь царя с нею продолжалась свыше 10 лет и прекратилась не по его вине - фаворитка завела себе любовника. Когда об этом стало известно Петру, тот сказал: "чтобы любить царя, надлежало иметь царя в голове", и велел содержать ее под домашним арестом.

В 1711 году Кейзерлингу все же удалось жениться на Анне Монс, но через полгода он умер. Бывшая фаворитка пыталась еще раз выйти замуж, однако смерть от чахотки помешала этому.

От Анны Монс Екатерина отличалась богатырским здоровьем, позволявшим ей без труда переносить изнурительную походную жизнь и по первому зову Петра преодолевать многие сотни верст бездорожья. Екатерина, кроме того, обладала незаурядной физической силой. Камер-юнкер Берхольц описал, как однажды царь шутил с одним из своих денщиков, с молодым Бутурлиным, которому велел поднять на вытянутой руке свой большой маршальский жезл. Тот этого сделать не мог. "Тогда его величество, зная, как сильна рука у императрицы, подал ей через стол свой жезл. Она привстала и с необыкновенной ловкостью несколько раз подняла его над столом прямою рукою, что всех нас немало удивило".

Жена Петра 1 Екатерина Алексеевна

Екатерина сделалась необходимой Петру, и письма царя к ней достаточно красноречиво отражают рост его привязанности и уважения. "Приезжайте на Киев не мешкав", - обращается царь к Екатерине из Жолквы в январе 1707 года. "Для бога, приезжайте скорей, а ежели за чем невозможно скоро быть, отпишите, понеже не без печали мне в том, что ни слышу, ни вижу вас", - пишет он из Петербурга. Проявляет царь заботу о Екатерине и о своей внебрачной дочери Анне. "Ежели что мне случится волею божиею, - дает он письменное распоряжение в начале 1708 года перед отправлением в армию, - тогда три тысячи рублев, которые ныне на дворе господина князя Меньшикова, отдать Катерине Василевской и с девочкою".

Новый этап во взаимоотношениях Петра и Екатерины наступает после того, как она стала его супругой. В письмах после 1711 года фамильярно-грубоватое "здравствуй, матка!" заменяется нежным: "Катеринушка, друг мой, здравствуй". Изменяется не только форма обращения, но и тональность записок: на смену лаконичным письмам-
повелениям, похожим на команду офицера своим подчиненным, вроде "как к вам сей доноситель приедет, поезжайте сюды не мешкав", приходят письма с выражением нежных чувств к близкому человеку. В одном ис писем Петр советует при поездке к нему быть осторожной: "для бога бережно поезжай и от батальонов ни на ста сажень не отъезжай". Супруг доставляет ей радость дорогим подарком либо заморскими лакомствами.

Сохранилось 170 писем Петра к Екатерине. Только очень немногие из них носят деловой характер. Однако в них царь не обременял свою супругу ни поручениями что-либо выполнить или проверить выполнение задания кем-либо другим, ни просьбой дать совет, он лишь ставил в известность о случившемся - о выигранных сражениях, о своем здоровье. "Я курс кончил вчерась, воды, слава богу, действовали зело изрядно; как будет после?" - писал он из Карлсбада, или: "Катеринушка, друг мой, здравствуй! Я слышу, что ты скучаешь, а и мне не безскучно же, однако можем разсудить, что дела на скуку менять не надобно".

Одним словом, Екатерина пользовалась любовью и уважением Петра. Сочетаться браком с безвестной пленницей и пренебречь невестами боярского рода либо принцессами западноевропейских дворов было вызовом обычаям, отказом от освященных веками традиций. Но Петр позволял себе и не такие вызовы. Объявляя Екатерину супругой, Петр думал также о будущем прижитых с ней дочерей - Анны и Елизаветы: "еже я учинить принужден для безвестного сего пути, дабы, ежели сироты останутця, лутче бы могли свое житие иметь".

Екатерина была наделена внутренним тактом, тонким пониманием характера своего вспыльчивого супруга. Когда царь находился в состоянии ярости, никто не решался подойти к нему. Кажется, она одна владела тайной успокаивать царя, без страха смотреть в его искаженные гневом глаза.

Блеск двора не затмил в ее памяти воспоминаний о происхождении. "Царь, - писал современник, - не мог надивиться ее способности и умению превращаться, как он выражался, в императрицу, не забывая, что она не родилась ею. Они часто путешествовали вместе, но всегда в отдельных поездах, отличавшихся - один величественностью своей простоты, другой своей роскошью. Он любил видеть ее всюду. Не было военного смотра, спуска корабля, церемонии или праздника, при которых бы она не являлась". Другой иностранный дипломат тоже имел возможность наблюдать проявление Петром внимательности и теплоты к супруге: "После обеда царь и царица открыли бал, который продолжался около трех часов; царь часто танцевал с царицей и маленькими царевнами и много раз целовал их; при этом случае он обнаружил большую нежность к царице, и можно сказать по справедливости, что несмотря на неизвестность ее рода, она вполне достойна милости такого великого монарха". Далее дипломат дает единственное дошедшее до нас описание внешности Екатерины, совпадающее с ее портретным изображением: "В настоящую минуту (1715 год) она имеет приятную полноту; цвет лица ее весьма бел с примесью природного, несколько яркого румянца, глаза у нее черные, маленькие, волосы такого же цвета длинные и густые, шея и руки красивые, выражение лица кроткое и весьма приятное".

Екатерина действительно не забывала о своем прошлом. В одном из ее писем к супругу читаем: "хотя и есть, чаю, у вас новые портомои, однакож и старая не забывает", - так она в шутливой форме напоминала, что в свое время была прачкой. В общем с ролью супруги царя она справлялась легко и непринужденно, будто этой роли ее обучали с детства.

"Любил его величество женский пол", - отметил один из современников. Этот же современник записал рассуждения царя: "забывать службу ради женщины непростительно. Быть пленником любовницы хуже, нежели быть пленником на войне; у неприятеля скорее может быть свобода, а у женщины оковы долговременны".

Екатерина снисходительно относилась к мимолетным связям своего супруга и даже сама поставляла ему "метресишек". Как-то, находясь за границей, Петр отправил ответ на письмо Екатерины, в котором она в шутку упрекала его в интимных связях с другими женщинами. "А что шутить о забавах, и тово нет у нас, понеже мы люди старые и не таковские". "Понеже, - писал царь супруге в 1717 году, - во время питья вод домашней забавы доктора употреблять запрещают, того ради я метресу свою отпустил к вам". Ответ Екатерины был составлен в таком же духе: "А я больше мню, что вы оную (метресишку) изволили за ее болезнью отправить, в которой она и ныне пребывает, и для лечения изволила поехать в Гагу; и не желала б я, от чего боже сохрани, чтоб и галан той метресишки таков здоров приехал, какова она приехала".

Алчность и страсть к деньгам Меньшикова

Петр отправился в Прутский поход вместе с супругой. Меньшиков был оставлен в Петербурге охранять "Парадиз" и только что завоеванные города в Прибалтике. В день отъезда между патроном и его фаворитом произошла первая размолвка, зарегистрированная источниками. Поводом к ней послужила ненасытная алчность Меньшикова. Лишенный знатных предков, он с лихорадочной поспешностью стремился восполнить пробел в своем родословии. Каких только чинов и званий он не нахватал! Утолив непомерную жажду к славе, он начал удовлетворять жажду к деньгам. Меньшиков брал без зазрения совести все, что плохо лежало. Датский посол Юст Юль заметил, что Меньшиков "во всем, что относится до почестей и до наживы, является ненасытнешним из существ, когда-либо рожденных женщиною". Оценка Меньшикова датским послом совпадает с той, которую Петр часто высказывал Екатерине: "Меньшиков в беззаконии зачат, и во грехах родила мать его, а в плутовстве скончает живот свой".

В начале карьеры Меньшиков еще позволял себе демонстрировать царю честность и неподкупность. В 1703 году обрусевшему голландцу, сыну основателя первого в России железоделательного завода Андрею Виниусу грозило освобождение от доходной должности руководителя Сибирского приказа. Последний дал Меньшикову крупную взятку, взамен которой получил от него письмо к царю, снимавшее все обвинения. Выпроводив Вишгуса, Меньшиков тотчас отправил Петру через нарочного другое письмо, в котором уведомлял о попытке подкупить его и о своем негодовании: "Зело я удивляюсь, как те люди не познают себя и хотят меня скупить за твою милость деньгами". Карьера Виниуса на этом закончилась.

Позже от подобной щепетильности Меньшиков освободился совершенно. А так как перед всесильным фаворитом заискивали все, начиная от родовитых вельмож, вынужденных подавлять свою спесь перед выскочкой, и кончая людьми такого же, как и он сам, незнатного происхождения, то недостатка в поводах для вымогательств не было. Известный прибыльщик Алексей Курбатов, пользовавшийся покровительством князя, как-то в письме Петру аттестовал своего патрона "избранным от бога сосудом, единственным человеком, который без порока перед царем". В действительности пороками светлейший был одарен не менее, чем талантами. Главный из них - алчность - не раз ставил карьеру князя под удар. Меньшиков повторял извечную ошибку подавляющего большинства фаворитов - вместо того чтобы оставаться в тени, он демонстрировал свою силу и влияние, а главное, использовал это влияние в корыстных целях.

6 марта Петр отправил Меньшикову письмо из Преображенского. Не умевший грамоте князь заставил денщика прочитать еще раз приятную для него фразу: "Ныне посылаю к вашей милости в презент кафтан здешнего сукна; дай боже на здоровье носить". Окинув беглым взглядом подарок, Меньшиков нашел, что сукно уступало заморскому. Суконный двор, на котором его выделали, только недавно был пущен, производство еще налаживалось. Однако подарком все же остался доволен - он свидетельствовал о расположении к нему царя. Между тем в тот же день, 6 марта 1711 года, Петр прибыл в Москву, где ему пришлось выслушать жалобу сына вдовы бывшего великого литовского гетмана Огинского на бесчинства Меньшикова. Князь во время пребывания в Польше в 1709 году воспользовался денежными затруднениями Огинского и купил у него за совершеннейший бесценок огромное староство Езерское. Вдогонку к ранее написанному царь отправил Меньшикову письмо с упреком за поступок, отнюдь не содействовавший нормализации отношений с верхами общества союзной Польши. Погасив вспышку гнева, царь лишь слегка пожурил князя: "И николи б я того от вас не чаял, хотя б какой и долг на них был".

Поток жалоб на незаконные стяжания Меньшикова нарастал по мере приближения царя к польской границе. Жертвами его алчности оказались и польские магнаты, и мелкая шляхта, он скупал, вымогал и просто захватывал прежде всего крупные владения, но не гнушался и мелкими. 11 марта из Горок царь отправляет князю еще одно послание, на этот раз с суровым предупреждением, заставившим адресата немало поволноваться: "В чем зело прошу, чтоб вы такими малыми прибытки не потеряли своей славы и кредиту. Прошу вас, не оскорбитца о том, ибо первая брань лутче последней, а мне, будучи в таких печалях, уже пришло до себя и не будут жалеть никого".

Почти месяц Петр не удостаивал Меньшикова письмами, но ежедневные ходатайства находившейся рядом Екатерины сделали свое дело. Следы размолвки уже отсутствуют в письме, отправленном из Слуцка 9 апреля. В деловой тон послания вклинены слова, свидетельствующие о восстановлении прежних доверительных отношений между автором и его корреспондентом, - царь подробнее, чем кому бы то ни было сообщает о перенесенной тяжелой болезни. А спустя несколько месяцев роли переменились, опасно заболел князь, хворь вызвала туберкулез, и Петр 11 ноября пишет ему из Эльбинга: "О протчем не имею что ответствовать, только дай боже вас здоровым видеть, для чего прошу тебя богом: не езди встречю ко мне, не испорть себя после такой жестокой болезни, но дождись в Питербурхе".

Чем занимался Петр во время своего долгого пути из Москвы в действующую армию, в промежутке между 6 марта я 12 июня, когда он прибыл в лагерь русских войск? Это были месяцы напряженной работы, интенсивность которой нисколько не уменьшилась от того, что она протекала в условиях походной жизни. Даже в дни тяжелой болезни Петр не прерывал обычных занятий, и если бы не его собственное свидетельство о том, что он был нездоров, то по потоку распоряжений, указов, советов и дипломатических поручений трудно догадаться, что в эти самые дни хворь приковала его к постели и он настолько ослабел, что должен был учиться ходить. Меньшиков был близок к истине, когда, получив известие о болезни царя, высказал суждение о ее причинах: "Об оной вашей болезни весьма мню, что не от иного чего, но токмо от бывших трудов вам приключилось, и того ради прилежно прошу, дабы изволили себя в том хранить и, ежели где самая нужда вас не требует, дабы тут себя употреблять не изволили".

Военные действия Петра 1 в 1711 г.

Энергия Петра в эти месяцы была сосредоточена на множестве дел. Первоочередная задача состояла в концентрации войск на двух флангах предстоящего театра военных действий: у Азова на востоке и у Днестра на западе. Требовала внимания и Прибалтика, ослабленная уводом самых боеспособных частей русской армии на юг. Здесь надо было пополнить рекрутами поредевшие гарнизоны прибалтийских городов. Надлежало, далее, укреплять отношения с союзниками - Польшей и Данией, - добиваясь от них более весомого вклада в войну со шведами.

План кампании на западном участке исходил из представлений царя о высокой боевой выучке русской армии, прошедшей школу Лесной и Полтавы и способной держать инициативу в своих руках. Предполагалось, что русские войска, преодолев Днестр, Буг и Дунай, развернут боевые действия на чужой территории и там нанесут решающее поражение противнику.

Кажется, ничто так не занимало Петра в эти недели, как стремление в минимальные сроки сосредоточить свою армию у Днестра и побыстрее достичь Дуная. Из Смоленска, Луцка, Яворова, Ярославля Петр отправляет одного за другим гонцов с приказанием ускорить движение войск. Смысл указов один и тот же: "все исполнить, не опуская времени, ибо ежели умедлим, то все потеряем"; "подтверждаем, дабы вы трудились, как наискорее, с пехотными дивизиями поспешать в указное место, ибо нужда того требует"; "итить со всяким поспешением".

Старый фельдмаршал хотя и сознавал, что нерасторопность губительна, но двигался не так быстро, как требовал Петр: мешала весенняя распутица и присущая ему медлительность.

Куда и почему спешил Петр? Какая нужда того требовала? Ответы на эти вопросы находим в указах царя: надо было достичь Дуная раньше турок. В этом случае к русским войскам присоединятся валашский господарь Бранкован и молдавский господарь Кантемир. Армия получит вооруженную помощь, а главное, продовольствие, в котором так нуждались войска. Дальнейший ход событий Петру представлялся так: "сербы (от которых мы такое же прошение и обещание имеем), також и болгары и иные христианские народы против турка восстанут, и оные к нашим войскам совокупятся, иные ж внутрь их, турской, области возмущение учинят, что увидя, турской везирь за Дунай пойтить не отважится, и большая часть от войск его разбежится, и может быть, что и бунт учинят".

Столь радужные перспективы, возможность одержать относительно легкую победу, стоили того, чтобы спешить, двигаться вперед. У Петра, медленно оправлявшегося от болезни, в мае появилось бодрое настроение. Правда, он пишет Меньшикову 21 мая, что ему "не без грусти, ибо от обеих флотов лишен", но Петр умел в интересах дела жертвовать всеми увлечениями, вместе взятыми.

Помощь валашского и молдавского господарей, на которую столь много надежд возлагал Петр, оказалась в значительной мере эфемерной. Правда, молдавский господарь Кантемир организовал в Яссах дружескую встречу войскам Шереметева и перешел на сторону России, но реальный вклад его в борьбу с турками был значительно скромнее того, на что рассчитывал царь. Приведенные им отряды оказались не полностью укомплектованными, но главное - Кантемир не организовал продовольственных магазинов в Яссах. Что касается валашского господаря Бранкована, то он не только не выполнил взятых на себя обязательств, но и вероломно изменил России, выдав все планы кампании турецкому визирю.

Освободительная борьба славянских народов против турецкого владычества не приняла таких грандиозных размеров, которые могли бы оказать существенное влияние на ход кампании. Развертывание этой борьбы находилось в прямой зависимости от присутствия русских войск на Дунае, но Шереметев упустил время. "О замедлении вашем зело дивлюсь", - выговаривал Петр фельдмаршалу. 12 июня турецкая армия уже навела мосты через Дунай и готова была форсировать реку, чтобы идти навстречу русским войскам, только еще начинавшим строить переправу через Днестр.

Голод в войсках при походе в Турцию

Уже в это время русские войска испытывали недостаток в продовольствии. Петр пишет Шереметеву в Яссы: "...У Аларта уже 5 дней как ни хлеба, ни мяса... Извольте нам дать знать подлинно: когда до вас дойдем, будет ли что солдатам есть?" Но у Шереметева с продовольствием не лучше: "Здесь в команде моей, оскудение ради хлеба, начали есть мясо". Правда, Кантемир обещал поставить 10 тысяч волов и коров, 15 - 20 тысяч овец, но хлеба не было и в Молдавии.

Что было делать? Возвращаться ни с чем или продолжать поход? Большинство участников военного совета высказались за движение к Пруту. Рассчитывали на продовольствие, которое щедро сулил Бронкован, к тому времени уже тайно вступивший в предательские связи с турками. Надеялись на овладение провиантскими магазинами самих турок. На решимость двигаться вперед и искать встречи с противником оказал влияние слух, пущенный Бранкованом, о том, что визирь имеет указание от султана вступить в переговоры с русскими. Раз противник ищет перемирия, следовательно, он слаб. Петр, принимая решение двигаться к Пруту, был уверен в благополучном исходе операции.

Начался изнурительный переход от Днестра к Пруту. Впереди лежала испепеленная солнцем безводная степь. То, что не усяеяи сделать жалящие лучи солнца, довершила саранча. Тучи прожорливых насекомых оставляли после себя пустыню, лишали лошадей корма. Но главные страдания армия испытывала не от недостатка провианта, а от почти полного отсутствия воды. "Царь передавал мне, - записал датский дипломат, - что сам видел, как у солдат от действия жажды из носу, из глаз и ушей шла кровь, как многие, добравшись до воды, опивались ею и умирали, как иные, томясь жаждою и голодом, лишали себя жизни".

В конце июня армия переправилась через Прут и медленно, с продолжительными остановками двигалась по правому берету вниз. Первые стычки с неприятелем состоялись 7 июля, причем турок вместе с татарами оказалось не 60 - 70 тысяч, как полагал Петр, а 1$0 тысяч человек. Им удалось окружить русскую армию, насчитывавшую в своих рядах около 40 тысяч солдат и офицеров. Генерал Понятовский, военный советник у турок, оставил описание сражения, состоявшегося 9 июля: "Янычары... продолжали наступать, не ожидая приказов. Испуская дикие вопли, взывая по своему обычаю к богу многократными криками "алла", "алла", они бросились на неприятеля с саблями в руках и, конечно, прорвали бы фронт в этой первой мощной атаке, если бы не рогатки, которые неприятель бросил перед ними. В то же время сильный огонь почти в упор не только охладил пыл янычар, но и привел их в замешательство и принудил к поспешному отступлению. Кегая (то есть помощник великого визиря) и начальник янычар рубили саблями беглецов и старались остановить их и привести в порядок. Наиболее храбрые возобновили свои крики и атаковали во второй раз. Вторая атака была не такой сильной, как первая, и турки слова были вынуждены отступить".

Действительно, турки, более чем вчетверо превосходившие русские войска, ровным счетом ничего не могли сделать с умело оборонявшейся армией. Продолжавшееся три часа сражение стоило туркам 7 тысяч человек убитыми. Особенно большие опустошения в рядах турок произвела русская артиллерия. В ходе сражения был такой момент, когда русские могли одержать победу. В "Истерии Северной войны" читаем: "и ежели бы за ними хотя мало следовали, то б полную викторию получить могли; по сего не могли учинить, для того что обоза окопать не было времени". Риск состоял в том, что в обоз могла ворваться неприятельская конница, и тогда уже победу могли торжествовать турки.

Переговоры с турками о мире

Ранним утром 10 июля в лагерь турок отправился трубач с письмом Шереметева к визирю. "Вашему сиятельству, - писал Шереметев, разумеется, с одобрения Петра, - что сия война не по желанию царского величества, как, чаем, и не по склонности султанова величества, но по посторонним ссорам". Шереметев предлагал "сию войну прекратить возобновлением прежнего покоя, которой может быть ко обеих стран пользе и на добрых кондициях. Буде же к тому склонности не учините, то мы готовы и к другому, и бог взыщет то кровопролитие на том, кто тому причина, и надеемся, что бог поможет в том нежелающему. На сие ожидать будем ответу и посланного тебе скорого возвращения".

Прошло несколько часов томительного ожидания, а ответа все не было - в шатре вязиря велись бурные споры. Непримиримую позицию занял крымский хан - никаких переговоров, только атака. Ему казалось, что лагерь русских, расположенный на возвышенности и потому просматриваемый как на ладони, станет предметом легкой добычи. Он уже прикинул, сколько выручит за трофеи и пленных. Хана поддерживал граф Понятовский, военный советник визиря, представлявший интересы шведского короля.

Между тем каждый час, проведенный в окружении, не усиливал, а ослаблял русские войска: армия оказалась без продовольствия, лошади - без корма. В лагере испытывали недостаток воды, ибо подступы к реке простреливались находившимися на противоположном берегу татарами и шведами. Впереди, сколько хватал глаз, дым неприятельских костров, табуны лошадей. Передовые части противника находились всего в нескольких сотнях шагов: видны были фигуры янычар, слышались обрывки незнакомой речи.

Вторые сутки в русском лагере не смыкали глаз ни солдаты, ни генералы. Даже железные нервы Петра не выдерживали огромного напряжения. "Как рассказывали мне очевидцы, - записал в дневнике датский посол, - царь, будучи окружен турецкой армией, пришел в такое отчаяние, что как полоумный бегал взад и вперед по лагерю, бил себя в грудь и не мог выговорить ни слова. Большинство окружавших его думало, что с ним удар. Офицерские жены, которых было множество, выли и плакали без конца". Вопли были слышны и среди придворных дам Екатерины. Петр еще 9 июня предложил ей оставить армию и отправиться в Польшу, где можно было в безопасности и не терпя лишений ожидать конца похода, но Екатерина наотрез отказалась это сделать.

В стан визиря отправился второй парламентер. Шереметев ждал "скорой резолюции".

Мирный договор Петра Шафирова с Турцией

Визирь ответил согласием вести мирные переговоры, и в тот же день в турецком лагере появился подканцлер Петр Шафиров в сопровождении подъячего, трех переводчиков и двух офицеров для связи. Вопреки ожиданиям визирь не проявил ни высокомерия, ни надменности. Опытный дипломат Шафиров обратил внимание на, казалось бы, незначительную деталь: восседавший по своему обыкновению на подушках визирь предложил сесть и ему. Турецкие чиновники, как известно, учтивостью не отличались. Наблюдательным взглядом Шафиров усмотрел в этом жесте готовность вести переговоры. Все остальное было делом дипломатической техники. Здесь тучный Шафиров проявил присущую ему ловкость.

Для оформления мирного договора понадобилось менее двух суток. Его условия и поспешность, с которой он был заключен, вызвали пересуды современников, затруднявшихся ответить, как Шафирову удалось заключить мир с минимальными уступками. Одни связывали успешное завершение переговоров с дарованиями, ловкостью и проницательностью Шафирова, другие приписывали успех бриллиантам и прочим драгоценностям Екатерины, которая будто бы безропотно пожертвовала их для подкупа визиря, третьи соединяли дипломатические способности подканцлера с щедростью будущей императрицы.

Покров загадочности развеялся несколько позже, когда появилась возможность сопоставить обстановку, сложившуюся в обоих лагерях. Стороны, участвовавшие в переговорах, располагали данными о том, что творилось в их собственном лагере, и не были осведомлены о положении в стане противника.

Визирь, формулируя условия мира, разумеется, не подозревал, что в кармане Шафирова лежала составленная царем инструкция, уполномачивавшая подканцлера на далеко идущие уступки. Ради заключения мира Петр соглашался вернуть все завоеванные территории не только туркам, но и шведам. Более того, царь готов был уступить шведам даже Псков, а "буде же того мало, то отдать и иные провинции".

Эта инструкция была вручена Шафирову 10 июля, то есть накануне его отправления в турецкий лагерь. На следующий день, когда под договором визирь и Шафиров еще не поставили своих подписей, гонец доставил подканцлеру новое предписание Петра, свидетельствовавшее о крайне тяжелом положении русской армии: "ежели подлинно будут говорить о миру, то ставь с ними на все, чего похотят, кроме шклавства" (то есть сдачи в плен). Чтобы избежать плена, царь соглашался вернуть все приобретения: Азов, Таганрог, побережье Балтийского моря - все земли, стоившие стране двух Азовских походов, двух Нарв, Лесной и Полтавы. В жертву отдавалась даже Ингрия с "Парадизом", которым так дорожил Петр.

Всего этого визирь не знал. Располагай он сведениями о том, что царь готов был пойти на огромные территориальные уступки, его запросы были бы не столь скромными, и он ни в какой мере не довольствовался бы лишь возвращением Азова и Таганрога.

Но визирь не знал еще одного обстоятельства, которое, если бы оно было ему известно, наверняка умерило бы его притязания: деморализована ли оказавшаяся в мышеловке русская армия или она предпримет отчаянную попытку вырваться из окружения? В часы переговоров в русском лагере шла лихорадочная подготовка к выходу из окружения. Царь в течение 9 - 11 июля созывал несколько военных советов, и ни один из них не вынес решения о капитуляции. Если визирь не согласится на перемирие, читаем в решении военного совета 10 июля, то надлежало "сжечь и уничтожить обозы, соорудить из немногих повозок вагенбург (то есть укрепление из повозок) и поместить в нем волохов и казаков, усилив их несколькими тысячами человек пехоты. С армией же... атаковать неприятеля". Другой военный совет, на котором присутствовал весь генералитет и министры, высказался в том же духе.

Наконец 11 июля до подписания мирного договора военный совет разработал детальный план прорыва окружения: было решено освободиться от всего лишнего, стеснявшего мобильность армии и ее боевые порядки, "за скудоетию пулек сечь железо на дробь", "лошадей артилерийских добрых взять с собою, а худых не токмо артилерийских, но и всех - побить и мяса наварить или напечь", наличный провиант поделить поровну. Все решения военных советов, принятые в присутствии царя и им санкционированные, характеризуют Петра достаточно определенно: капитуляции он предпочитал сражение, а плену - гибель в бою.

Осведомленность царя о том, что происходило в турецком лагере, тоже была неполной. В русском стане лишь догадывались, но не имели белее или менее точных данных об огромном опустошении рядов турецких войск, произведенном русской артиллерией. Английский посол в Константинополе Суттон доносил в Лондон, что трижды повторенные попытки янычар, атаковать русских стоили им 8 тысяч человек. "Очевидцы этого сражения говорили, - продолжал посол, - что, если бы русские знали о том ужасе и оцепенении, которое охватило турок, и смогли бы воспользоваться своим преимуществам, продолжая артиллерийский обстрел и сделав вылазку, турки, конечно, были бы разбиты". Один турецкий паша на вопрос, почему турки поспешили с заключением мира, ответил, что их измучила "твердость" русских войск, что они не рассчитывали встретить в их лице "ужасных противников" и что, наконец, они предпочли избавиться от соседства с русскими, сражение с которыми "будет стоить им много жизней". Не знали в русском лагере и о том, что янычары, получив приказ визира возобновить боевые действия утрем 10 июля, отказались его выполнять, заявив, "что они наступать не хотят и против огня москавского стоять не могут". Янычары требовали от визиря быстрейшего заключения мира.

К сожалению., так случилось, что Петр не располагал исчерпывающими сведениями и о боевых действиях своей собственной армии. Дело в том, что конный корпус генерала Ренне, которому было поручено овладеть Браиловом, успешно справился с поставленной задачей. Коммуникации турецкой армии оказались перерезанными, и над турками нависла угроза окружения. Однако депеша Ренне была перехвачена турками и попала не к Петру, а к визирю.

Шведский король получил известие о мире после оформления договора. Тут же он вскочил на коня, помчался в турецкий лагерь и без всяких церемоний ворвался в шатер визиря, где между распаленным королем и не утратившим спокойствия турком состоялся диалог, напоминавший ссору, "Для чего ты без него с его царским величеством мир учинил?" - спрашивал разгневанный Карл. Не давая времени для ответа, король предложил визирю выделить в его распоряжение 20 - 30 тысяч отборных войск, и он, король, приведет в турецкий стан генвого русского царя.

Упреки Карла визирь парировал напоминанием о сражение, происшедшем под Полтавой: "Ты их уже отведал, а и мы их видели; и буде хочешь, то атакуй, а я миру, с ними постановленного, не нарушу".

Расставание было столь же неожиданным, как и встреча. Разъяренный король, не простившись, выбежал из шатра визиря и поскакал к крымскому хану уговаривать возобновить военные действия. Хан, однако, не осмелился нарушить предписаний визиря.

Ярость шведского короля можно понять. Он считал, что упущен последний шанс взять реванш и здесь, на Пруте, вернуть свою утраченную под Полтавой репутацию непобедимого полководца и многое, если не все, из того, чего лишилась Швеция за десять с лишним лет войны. Надежды иллюзорные, ибо тщетно было уповать на иррегулярные войска турок, боевые порядки которых напоминали движение толпы вооруженных людей, если он не мог достичь желаемого силами великолепно обученной и испытанной во многих сражениях шведской армии.

Гнев шведского короля легко объясним еще и потому, что его личные интересы, как и интересы Швеции, мирный договор учел в минимальной степени. По условиям Прутского мирного договора Россия возвращала Турции Азов в таком состоянии, "в каком оной из его салтанова величества владения взят" в 1696 году. Вновь построенные города (Таганрог, Каменный Затон) подлежали разорению и не должны были заселяться подданными обеих стран. Россия обязалась не вмешиваться в польские дела, а также обеспечить безопасный проезд Карла XII в Швецию.

Конец Прутского похода русских войск

Договор, как мы убедились, отражал реальную обстановку, сложившуюся на Пруте. Блеск бриллиантов, быть может, и соблазнял жадные взоры визиря, делая его более покладистым, но решающее слово принадлежало армии, чей боевой дух не был сломлен тяжелыми испытаниями.

Прутский поход окончился неудачей. Петр тяжело переживал исход кампании. В бессонные ночи он воспроизводил в памяти все перипетии злополучного похода. На каком этапе был допущен просчет, когда следовало прервать поход, вернуться к своим границам, чтобы возобновить его в следующем году, использовав время для более тщательной подготовки? Чем дальше царь предавался размышлениям, тем больше убеждался в том, что походом на юг он принял единственно правильное решение. Шведы к тому времени были изгнаны из Прибалтики, и наступательные операции на севере могли быть предприняты только при наличии сильного флота, но его создание находилось лишь в самом разгаре, и русские эскадры еще не рисковали встречаться со шведскими кораблями, безнаказанно бороздившими воды Прибалтики.

Возникали другие вопросы: надо ли было возлагать столько надежд на Кантемира и Бранкована? Как случилось, что пи он, царь, ни его генералы не имели представления ни о численности войск противника, с которым предстояло сражаться, ни о его приближении; стоило ли ослаблять главную армию отправкой корпуса Ренне для выполнения самостоятельной задачи; не была ли в этом походе повторена ошибка Карла XII, опрометчиво бросившего свою армию на Украину в расчете на военную и продовольственную помощь Мазепы? Вспоминались собственные мысли, которые он внушал своим генералам: "всегдашняя удача много людей ввела в пагубу", или: "искание генерального боя зело суть опасно, ибо в один час может все дело опровержено быть".

Быть может, царь наедине с собой дал ответы на все вопросы, но предпочел их вслух не высказывать. Лишь однажды в разговоре с датским послом он мимоходом заметил, "что если бы не послал генерала Ренне с 9000-ми кавалерии в поход в Мунтианы или Молдавию, то ни за что не вступил бы в переговоры с неприятелем, но имея при себе около 30 000 человек и почти лишенный кавалерии, не решился дать сражение туркам, коих было более 100 000, главным образом конницы".

Оставив визирю подканцлера Шафирова и Михаила Борисовича Шереметева, сына фельдмаршала, в качестве заложников выполнения условий договора, армия переправилась через Прут и двинулась к границе. Юст Юль записал в дневнике: "Как только вся армия перешла через Днестр, царь приказал отслужить благодарственный молебен и торжествовать салютными залпами чудесное свое избавление на Пруте, устроенное богом". В тот же день, 14 июля, Петр отправился на лечение в Карлсбад, а затем поехал в Торгану на свадьбу: царевич Алексей вступал в брак с свояченицей австрийского императора Шарлоттой.

Вместо победной реляции Петру пришлось с берегов Прута отправлять предписания о выполнении условий договора. Азовскому губернатору царь велел готовить к сдаче Азов, разорить Таганрог, а киевскому губернатору приказано сровнять с землей Каменный Затон. Неудачу он не афишировал, но и не скрывал. "Хотя я николи б хотел, - извещал царь сенаторов о случившемся на Пруте, - к вам писать о такой материи, о которой ныне принужден еемь, однакож, понеже так воля божия благоволила и грехи христианские не допустили". Упомянув о состоявшихся 8 и 9 июля сражениях с превосходившими силами турок, царь сообщал о заключении мирного договора. От заключительной фразы уведомления веяло оптимизмом и трезвой оценкой случившегося: "Сие дело хотя и не без печали, что лишиться тех мест, где столько труда и убытков положено, однакож чаю сим лишением другой стороне великое укрепление, которая несравнительно прибылью нам есть". Под "другой стороной" Петр подразумевал Северную войну, для завершения которой получена возможность сосредоточить все силы, освободившиеся с южного театра.

Несомненно, однако, что результат Прутского похода оставил у царя неприятные воспоминания на всю жизнь. В "Истории Северной войны" сказано, что "сей марш против турков зело отчаянно учинен". Есть и признание, "что зело бедственен сей случай и печален", но странная логика заложена в рассуждении относительно того, что если бы русские войска одержали на Пруте победу, то эта победа принесла бы новые невзгоды: "ежели б получили викторию над неприятелем, тогда бы еще далее зашли и более бы прежде помянутому Иуде поверили и тако без сомнения злее было". Под Иудой здесь подразумевался Бранкован, много помощи обещавший Петру, но переметнувшийся на сторону турок.

Завещание Петра в Прутском походе

С походом Петра на Прут связано еще одно загадочное событие, в тайну которого вряд ли удастся когда-либо проникнуть. Речь идет о завещании Петра, якобы составленном им 10 июля, то есть в кульминационный день Прутской эпопеи: "Господа Сенат! Сим извещаю вам, что я со своим войском без вины или погрешности со стороны нашей, но единственно только по полученным ложным известиям, в четырехкраты сильнейшею турецкой силою так окружен, что все пути к получению провианта пресечены, и что я, без особливыя божия помощи ничего иного предвидеть не могу, кроме совершенного поражения, или что я впаду в турецкий плен. Если случится сие последнее, то вы не должны меня почитать своим государем и ничего не исполнять, что мною, хотя бы по соб-. ственному повелению, от вас было требуемо, покамест я сам не явлюсь между вами в лице своем. Но если я погибну, и вы верные известия получите о моей смерти, то выберите между собою достойнейшего мне в наследники".

Подлинника письма-завещания не сохранилось. Оно было впервые опубликовано на немецком языке в 1785 году иввестным собирателем преданий и рассказов о Петре (в XVIII веке они назывались анекдотами) Яковом Штелином. На русском языке завещание появилось в печати в 1786 году.

Отсутствие подлинника возбудило среди историков полемику, продолжающуюся до наших дней. Одни считали письмо подделкой, ссылаясь на некоторые, по их мнению, несообразности в его содержании. Известный историк прошлого столетия Н. Г. Устрялов обратил внимание на то обстоятельство, что Петр не мог поручить Сенату избрать преемника в случае своей гибели, ибо у него был прямой наследник - царевич Алексей, отношения к которому к 1711 году еще не достигли такой остроты, чтобы царь лишил его престола.

Крупнейший историк дореволюционной России С. М. Соловьев не согласился с доводами Устрялова и полагал, что нет оснований "решительно отвергать" достоверность завещания. Известный знаток петровского времени наших дней Е. П. Подъяпольская решительно встала на сторону тех, кто считает письмо достоверным.

Спор может продолжаться бесконечно, и утвердиться в мнении, что автором письма являлся Петр, можно только в том случае, если будет обнаружен подлинник, ибо каждому логическому доводу в пользу достоверности письма можно противопоставить такой же логический довод в пользу его подложности.

Мы можем лишь ограничиться постановкой в известной мере риторического вопроса: мог ли написать (в точности не знаем - написал ли) такое завещание Петр, соответствует ли содержание письма его взглядам и представителям о роли государя в государстве? Ответ можно дать только утвердительный. От Петра, много раз повторявшего, что бегство с поля боя ставит труса вне общества, неоднократно подчеркивавшего, что он, царь, наравне с другими несет бремя службы и не жалеет "живота своего", заявлявшего, что "ему житие свое недорого, только бы жила Россия", такого письма можно было ожидать. Игнорирование интересов Алексея тоже допустимо - Устрялову не были известны некоторые документы, свидетельствующие о том, что уже к этому времени отношения между царем и царевичем, как увидим в дальнейшем, не отличались теплотой.

К 305-летию Прутского похода Петра Великого.

Прутский поход 1711 года смело можно считать самой большой неудачей Петра-полководца. "Жестокой конфузией царя Петра" назвал Прутский поход Руфин Гордин, популярный автор исторических романов. Неудача усугублялась тем, что речь шла уже не о юном малоопытном царе, каким был Пётр в период , а о зрелом военачальнике, имевшем за плечами немало убедительных побед. И под командой у него находилось не изнеженное за время правления Фёдора и Софьи стрелецкое войско, незначительно разбавленное "полками нового строя", "выборными" полками и "потешной" гвардией, а настоящие регулярный войска и настоящая гвардия, более того - испытанные в боях и походах ветераны. Тем не менее, поход против турок кончился для Петра военной катастрофой, а последовавший за ней мир - территориальными уступками. Впечатление усугубляется тем, что эта катастрофа случилась аккурат через 2 года после блистательной победы под Полтавой, которую Пётр одержал над одним из лучших полководцев тогдашней Западной Европы. И добивало то обстоятельство, что противостояли на Пруте европеизированной армии Петра плохо организованные войска турок, регулярной армии не имевших. Было отчего поднять голову противникам петровских преобразований внутри России!

Тем неожиданнее для меня стало встретить на книжных прилавках книгу "Прутский поход: поражение на пути к победе?", написанную Е.В. Беловой. У автора книги свой, весьма свежий и неожиданный взгляд на события 305-летней давности, взятые в общем контексте русско-турецких, украино-турецких и русско-украинских отношений XVII - XVIII веков. А также в контексте связей России с угнетёнными христианскими народами Османской империи.

Так что же произошло в 1711 году? А произошло то, чего Пётр сумел благополучно избежать за 16 лет до этого. История порой горько шутит над победителями. По сути, Пётр повторил ошибку своего предшественника - князя Василия Голицына, погубившего свою армию в Крымских походах из-за того, что двинулся через безлюдные и безводные степи.

Прутский поход не был политической авантюрой. Петра можно упрекать в чём угодно, но не в авантюризме. Ведя тяжёлую многолетнюю войну со шведами за обладание балтийским побережьем , он прилагал все возможные усилия, чтобы поддержать нейтралитет Турции. До поры, до времени ему это удавалось, но в 1711 году Турция сорвалась с дипломатического поводка. Русский посол в Константинополе граф Пётр Толстой был арестован и брошен в Семибашенный замок . Почему такое произошло - об этом я имел честь , здесь же просто констатирую несомненный факт: вина за развязывание войны целиком и полностью лежит на турецкой стороне, Россия же оказалась вынуждена защищаться.

У Петра был выбор - не идти с армией на Прут, а дожидаться турок на Правобережной Украине. Здесь русская армия могла бы опираться на дружественное украинское население и союзную польскую армию. Однако, это означало бы предоставить собственной участи угнетённое христианское население Османской империи, в котором Полтавская победа России пробудила надежды на скорое освобождение от турецкого ига - коль скоро в Европе возникала православная великая держава . С началом Русско-Турецкой войны эти надежды начали приобретать более-менее конкретные очертания. Тем более, что Пётр не гнал от себя эмиссаров от балканских и придунайских христиан, напротив - всячески привечал их. В европейской Турции одно за другим стали вспыхивать национально-освободительные восстания. Пётр, понимая выгоду от этого национально-освободительного движения, старался своими грамотами всячески обнадёживать повстанцев, рассылал воззвания к колеблющимся. Отказ от поддержки этого движения Петром не был бы понят Церковью - он выглядел бы прямым предательством. А Пётр, при всём своём пренебрежении к представителям духовенства, значение Православной Церкви для русского общества отлично . И второе соображение, которого Пётр никак не мог сбросить со счетов: дожидаясь турок на Украине, он подвергал дружественное России украинское население всем ужасам иноземного нашествия, а возможно - и оккупации. Да и отношения с Польшей вполне могли бы испортиться, если бы на территорию Речи Посполитой из-за России вступила бы турецкая армия. Польша являлась союзницей России против шведов, но - по крайней мере, официально - не против турок. После Полтавы Пётр не сомневался в своих силах. Турки как противник были ему уже хорошо известны - он лично бил их под Азовом. И армия выступила в поход.

Правители вассальных от Турции дунайских княжеств - Молдавии и Валахии - звали на свою территорию русские войска, обещая всяческое содействие. Молдавия вообще несколько раз уже просилась в русское подданство, и лишь отсутствие общей границы мешало Петру и его предшественникам - Алексею Михайловичу и Фёдору Алексеевичу - удовлетворить их просьбу. Эти ходатайства со стороны молдавского господаря Дмитрия Кантемира возобновились с началом Русско-Турецкой войны. Соответственно, у Петра и его формального главнокомандующего Бориса Шереметева была твёрдая надежда пополниться в княжествах как съестными припасами, так и многочисленными добровольцами.

Петру приходилось спешить. Если бы турецкая армия (а она, по имевшимся сведениям, превосходила русскую по численности) успела занять княжества раньше Петра, она бы и воспользовалась всеми их ресурсами, подавив любое сопротивление. А ресурсы - и прежде всего продовольствие - были Петру жизненно необходимы. Поэтому и подгонял Пётр своего фельдмаршала Шереметева, требуя во что бы то ни стало поспеть к Дунаю до конца весны, а лошадей и волов для подвод при необходимости реквизировать у обывателей. "Для Бога, не медлите в назначенное место, - писал Пётр Шереметеву, - ибо и ныне от всех христиан паки писма получили, которые Самим Богом просят, чтобы поспешить прежде турок, в чем превеликую пользу являют. А ежели умешкаем, то вдесятеро тяжелее или едва возможно будет свой интрес исполнить, и так все потеряем умедлением" .

Борис Петрович Шереметев - формальный главнокомандующий
русскими войсками в Прутском походе

24 мая русская армия форсировала Днестр. При этом произошло боестолкновение с турками, стоившее русским двоих убитых, а туркам - 20-ти. Казалось, что расчёты Петра на тактическое превосходство русской армии начинают оправдываться. Армия вступила в Молдавию, жители которой начали записываться в неё добровольцами. В ответ Пётр строжайше запретил производить реквизиции у православного населения - продовольствие и лошадей активно приобретали по рыночным ценам. За мародёрство полагалась смертная казнь.

1 июня созвали военный совет, на котором стало известно, что турки находятся в 7 переходах от Дуная. Генерал Алларт предложил, овладев крепостью Бендеры, остаться на Днестре и здесь поджидать неприятеля. В этом случае турок ожидал бы переход через безлюдную и безводную степь, который наверняка утомил бы их армию и погубил бы значительную её часть. Однако, план Алларта лишал русских возможности использовать ресурсы Валахии - а в Молдавии армия неплохо пополнилась добровольцами и столь же неплохо разжилась припасами. Да и отказ в поддержке валашскому господарю Брынковяну был бы истолкован далеко не в пользу Петра и не способствовал бы продолжению антиосманских восстаний на Балканах. Приняв во внимание эти соображения, Пётр отверг разумное предложение Алларта . Армия выступила на Дунай. Теперь все неудобства похода по безводной и безлюдной степи ложились на плечи русских войск.

Дмитрий Кантемир, молдавский господарь

5 июня русские войска подошли к Пруту, где соединились с Кантемиром и добровольцами, которых собрал и привёл молдавский господарь. А 7 июня стало известно, что турки форсировали Дунай и двигаются навстречу русским.

Дальнейшее движение русской армии было сильно затруднено жарой и засухой. Лошади дохли от жажды и бескормицы, смертность среди солдат достигала 500 - 600 человек в день. Положение усугублялось тем, что стоял Петров пост, а хлеб был уничтожен нашествием саранчи. Русское командование было вынуждено издать специальный приказ о том, чтобы солдаты ели мясо. Но и его достать оказалось проблематично из-за падежа скота. Стоит ли удивляться, что передовой отряд русской кавалерии, столкнувшись с передовыми же силами турецкой армии, форсировавшими Прут, не попытался им воспрепятствовать, а повернул назад ?

Униформа русской армии в период Прутского похода.
Согласитесь, не слишком удобная форма для путешествий по тридцатиградусной жаре

А дальше началось следующее. Рано утром 8 июля 1711 года турецкий главнокомандующий (а по совместительству - великий визирь, т.е., премьер-министр султанской Турции) Балтаджи-Мехмет-паша выслал на рекогносцировку "небольшой" отряд в 3700 человек кавалерии. Этот отряд втиснулся в промежуток между передовым отрядом Януса (к которому на помощь подошла дивизия Энсберга) и основными русскими силами. Шереметев немедленно выстроил войска в линию и выкатил вперёд пушки. Стрелять было приказано с предельно короткой дистанции, чтобы обеспечить максимальную поражающую силу огня. Одного турка, слишком близко подошедшего к русским боевым порядкам, немедленно взяли в плен и допросили. По его словам, численность турецкой армии составляла 100 тысяч человек конницы и 50 тысяч человек пехоты. Для сравнения: численность русской армии в Прутском походе составляла 38 тысяч человек плюс 5 - 6 тысяч человек плохо обученного молдавского ополчения . Несмотря на такой огромный перевес, Балтаджи-Мехмет-паша не решался дать бой - слишком уж громкой стала слава полтавского победителя, да и сами турки испытали на себе тяжёлую длань Великого Петра. К тому же два перебежавших из русской армии к туркам офицера-шведа существенно завысили численность русских войск (определив её в 70 тысяч).

Итак, расклад перед сражением выглядел не в пользу русских. Армия Петра была измучена долгим переходом и бескормицей, лошади доведены до крайнего истощения, в то время, как турецкая кавалерия имела свежих лошадей и значительно превосходила в численности всю русскую армию. О нерешительности турецкого главнокомандующего в ставке Петра не знали. Поэтому было решено отступить, оградить место нового лагеря рогатками и построиться в каре, пока главные силы турецкой армии ещё не переправились через Прут. Чтобы отступление прошло максимально быстро, Пётр приказал генералам и офицерам сократить число своих повозок с багажом, а всё оставляемое - сжечь.

В 11 часов вечера 8-го июля русские войска начали отход. При этом гвардейцы, шедшие в арьергарде, замешкались из-за нескольких опрокинувшихся повозок. В образовавшийся зазор между Преображенским полком и остальной армией хлынула турецко-татарская конница, стремясь отрезать преображенцев от основных сил и уничтожить. Героям-гвардейцам, как в 1700-м под Нарвой, пришлось делом доказывать, что Пётр не зря кличет их "лейб-гвардией" , не зря доверяет своим бывшим "потешным". Преображенцы стояли против неприятельской кавалерии 6 часов - и всё-таки сумели пробиться к своим.

Преображенцы в период Прутского похода 1711 г.
Гренадер и барабанщик.

В 5 часов вечера на следующий день, 9 июля, русская армия остановилась на берегу Прута близ Станилешти, где выстроила укреплённый лагерь, выставила рогатки, а затем начала выстраивать боевой порядок согласно линейной тактике. Турки некоторое время не решались атаковать. Медлительный, неуверенный в себе Балтаджи-Мехмет-паша не только позволил русским беспрепятственно выстроить укреплённый лагерь, но и возвести против позиций его армии вал в половину человеческого роста. Турки, однако, окружили русские позиции, заняв господствующие высоты. И их многократному численному превосходству ослабленной армии Петра противопоставить было, увы, нечего.

Пётр созвал военный совет. Одновременно военный совет созвал и визирь. Каждая из сторон хотела обсудить свои дальнейшие действия, взвесив все за и против. Однако, русским генералам долго совещаться не позволили: установив на господствующих высотах пушки, турки начали обстреливать русский лагерь. И хотя эффект от турецкого огня был невелик, Пётр приказал своим генералам занять место в строю. Прутская битва, начавшаяся стычкой Преображенского полка с татарами, возобновилась.

Первая атака янычар на русские боевые порядки носила спонтанный характер: Балтаджи-Мехмет-паша в это время ещё совещался со своим заместителем, а армия не успела целиком сосредоточиться на исходных позициях. Но янычарам не терпелось скрестить оружие с "неверными", и их командир Юсуф-ага с развёрнутым знаменем в руках повёл их в бой. Турки добежали до рогаток, но увидев, что русский лагерь укреплён, и взять его с ходу не получится, отхлынули назад, укрывшись за одним из холмов. 80 русских гренадер по приказу Шереметева двинулись в контратаку и отбросили янычар ещё на 30 шагов назад. Однако, когда они возвращались на свои позиции, турки кинулись в преследование.

Вообще, бой был ожесточённым. Сам Пётр, бесстрашие которого хорошо известно, отдал должное своим противникам: "Пехота турецкая, хотя и нестройная, однако ж зело жестоко билась". Отразить вторую атаку янычар русские смогли только массированным огнём артиллерии, причём били как ядрами, так и картечью. Несмотря на то, что турецкие офицеры рубили отступающих саблями, вторая атака янычар захлебнулась.

Турецкая пехота XVIII века

После этого в турецком лагере состоялся весьма симптоматичный диалог между заместителем главнокомандующего и польским графом Понятовским, сторонником прошведской партии и главой польского отряда в составе армии Балтаджи. "Мой друг, - сказал Понятовскому турецкий военачальник, - мы рискуем быть разбитыми". Это говорил человек, армия которого превосходила противника в шесть раз по численности. Запомним эту фразу: она нам ещё пригодится.

После этого турки ещё дважды ходили на приступ и оба раза откатывались с большими потерями. К ночи в их лагере воцарилось уныние. Русские генералы, одушевлённые успехом, предлагали Петру собрать в единый кулак расстроенные боем войска и атаковать турецкий лагерь. Пётр, однако, не поддержал этого предложения. Как мы теперь можем судить, это решение было ошибочным: турки сами свидетельствовали, что если бы русские перешли в решительное контрнаступление, их армия наверняка дрогнула бы и побежала, бросая артиллерию, обозы и амуницию. Но Пётр ничего не знал о настроениях в турецком лагере, рисковать же армией он не мог - ему ещё предстояло принудить к миру разбитую при Полтаве, но далеко ещё не смирившуюся с поражением Швецию. Пётр сам впоследствии указывал на огромное численное превосходство турок как на главную причину, вынудившую его отказаться от наступления. К тому же армия турок располагала большими массами конницы (а потому имела большую манёвренность), русская же кавалерия была истощена бескормицей и долгим переходом по степи. И у Петра не было уверенности, что после выхода всей армии из лагеря этот лагерь не будет захвачен турецкой кавалерией, а его войска - окружены на открытой местности.

В итоге на Пруте сложилась патовая ситуация. Турки, четырежды отбитые, больше не рисковали нападать. А русские не имели достаточно сил, чтобы одержать победу. В этих условиях Пётр, посовещавшись с Шереметевым, решился начать мирные переговоры. В качестве парламентёра, уполномоченного от имени России подписать мир, к туркам отправился присутствовавший при армии известный дипломат барон П.П. Шафиров. Пётр понимал, что турки, хоть и отражены, и, следовало предполагать, порядком деморализованы, но спешить им некуда. К тому же валашский господарь Брынковяну, на соединение с которым и выступил в свой злополучный поход Пётр, изменил, и все ресурсы, заготовленные волохами для Петра, достались Балтаджи и его войску. Не штурмом, так измором турки вполне могли уничтожить малочисленную русскую армию, солдаты которой уже три дня не ели. Поэтому Пётр советовал Шафирову идти на уступки. Царь был готов отдать туркам Азов вместе с новопостроенными крепостями Таганрог и Каменный Затон, признать Станислава Лещинского - ставленника шведов - королём Польши, беспрепятственно пропустить Карла XII в его владения. Предполагая, что турки будут стараться в пользу Карла, скрывшегося в их владениях, Пётр готов был уступить шведам все завоёванные у них земли, кроме Петербурга. Взамен Петербурга Пётр соглашался отдать шведам Псков и прилегающие территории - Петербург был нужен как выход в Балтийское море. Без него многолетняя война со шведами полностью обесценивалась. Другие же земли царь, вероятно, рассчитывал отвоевать в ходе дальнейших боёв: речи о мире со шведами не шло. Более того, Пётр наставлял Шафирова всячески задабривать пашу, дабы тот не слишком старался в пользу Карла. Видим таким образом, что Пётр даже в таких отчаянных обстоятельствах оставался дальновидным политиком, понимавшим, что корень его бед - в турецко-шведском союзе, что союз этот - явление временное и непрочное и что разбить его вполне в его силах. Прекрасно знал Пётр также и о зашкаливающем за все мыслимые и немыслимые пределы уровне коррупции в Османской империи, знал от своего посла графа П.А. Толстого - и надеялся этим обстоятельством воспользоваться.

Барон П.П. Шафиров

На случай же, если бы турки не пожелали заключить мир, Пётр отдал приказ готовиться к прорыву. Ослабленных лошадей приказано было забить, повозки и бумаги - сжечь, солдат - как следует накормить, разделив имевшиеся продовольственные запасы. Меры эти, однако, оказались излишни. Шафирову удалось заключить мир на гораздо более выгодных условиях, нежели рассчитывал Пётр. Уступок в пользу шведов Балтаджи вообще не потребовал. Россия отдавала Турции Азов и обязалась срыть крепости Таганрог и Каменный Затон . Вся артиллерия, знамёна и амуниция русской армии оставлялись ей в неприкосновенности - вместо этого туркам передавались пушки и боеприпасы из Каменного Затона. Карл получал полную свободу вернуться в Швецию когда пожелает и как пожелает - выяснилось, что туркам он самим изрядно надоел, и они ждали - не могли дождаться удобного случая выпроводить этого беспокойного гостя. России удалось отстоять молдавского господаря Дмитрия Кантемира и его волонтёров - они получали право переселиться в Россию. Кроме того, Россия обязывалась вывести свои войска из Польши и не преследовать запорожских казаков-мазепинцев, нашедших приют во владениях султана. В качестве гарантов, что Россия выполнит условия, турки оставляли у себя в заложниках барона Шафирова и сына формального главнокомандующего русской армией Б.П. Шереметева - Михаила. Михаила Шереметева Пётр распорядился немедленно произвести из полковников в генералы и выдать ему жалование на год вперёд, после чего Шереметев-младший отбыл к туркам. Добавлю от себя, что этот самоотверженный молодой человек, охотно пожертвовавший своей свободой ради интересов Отечества, подорвал своё здоровье в казематах Едикуле и умер по дороге в Россию.

Когда Карл XII узнал о заключении Прутского мира, он стремглав примчался в турецкий лагерь и принялся осыпать Балтаджи-Мехмет-пашу упрёками, уверяя его, что победа у них в руках, и что он лично с отрядом верных людей обязуется привести Петра пленным в турецкий лагерь. Балтаджи, знавший цену этому словесному поносу, дал Карлу выговориться, после чего меланхолично заметил: "Ты их (русских - М.М.) уже отведал, а и мы их видели. И буде хочешь, то атакуй, а я миру, с ними поставленного, не нарушу" . Вообще, как вспоминал потом Шафиров, Балтаджи не скрыл своей радости, услышав о предложении русских уступить Азов, после чего у визиря с русским парламентёром сразу же установились доверительные отношения. В разговоре с Шафировым Балтаджи не скрыл, что считал Карла XII умным человеком, но после разговора с ним полагает его дураком и сумасбродом.

Мир был заключён 12 июля 1711 года. Немедленно после этого янычары, которых упорство обороны русских так недавно привело в состяние, близкое к панике, начали приближаться к русскому лагерю, называли русских солдат "братьями" и завязали торговлю. Среди русских офицеров нашлись люди, владевшие турецким и арабским языками, и уже вскоре солдаты измученной армии Петра могли не отказывать себе в еде - недавние враги щедро снабдили их продовольствием. Сам Балтаджи распорядился безвозмездно передать русской армии хлеба и риса на 11 дней пути.

Сговорчивость Балтаджи-Мехмет-паши породила слухи о том, что визирь подкуплен. Говорили, в частности, о том, что царица Екатерина, присутствовавшая при армии, собрала все драгоценности генеральских и офицерских жён и вместе с собственными драгоценностями отправила их в подарок визирю. Называлась даже цифра полученной визирем взятки - 8 миллионов рублей. Поговаривали и о том, что царица лично явилась в расположение турок и отдалась визирю, чтобы выторговать для своего мужа более выгодные условия. Эти разговоры о взятке в конце концов стоили Балтаджи жизни. Однако, по размышлении зрелом, приходится признать беспочвенность подобных сплетен. Вряд ли Балтаджи осмелился принять взятку от русских в присутствии целой орды готовых к бунту янычар, которые наверняка растерзали бы его за измену. Причины, вызвавшие сговорчивость турок, гораздо прозаичнее. Перечислим их.

Первое. Перед началом Прутского похода Пётр выслал вперёд основных сил отряд генерала Ренне, состовяший из 15 тысяч кавалеристов. Ренне имел приказ зайти в тыл основным силам турок, возбудить антитурецкое восстание в Валахии, а затем - отрезать армию Балтаджи от переправ через Дунай. Как раз в разгар переговоров между Балтаджи и Шафировым визирю сообщили, что драгуны Ренне штурмуют Браилов. Балтаджи не был дураком и быстро смекнул, к чему идёт дело. Да, ему удалось окружить армию Петра, но (численности войск которого визирь не знал). А в результате турки сами оказывались в стратегическом окружении и рисковали поменяться местами с русскими . Знай Пётр о действиях своего генерала, вероятно, его позиция стали бы жёстче, а предел возможных уступок - несоизмеримо меньше. Но Пётр не имел сведений от Ренне, а Балтаджи сведения о нём получил.

Балтаджи-Мехмет-паша

Второе. Янычары были деморализованы боем при Станилешти и отказывались снова идти в наступление. Англичанин Суттон, друг которого находился при турецкой армии, свидетельствовал: "Если бы русские знали о том ужасе и оцепенении, которое охватило турок, и смогли бы воспользоваться своим преимуществам, продолжая артиллерийский обстрел и сделав вылазку, турки, конечно, были бы разбиты". Англичанину вторит предводитель янычар Юсуф-ага: "Ежели бы москвили из лагеря выступили, то бы и пушки, и амуницию турки покинули" . Вспомним и слова заместителя турецкого главнокомандующего, сказанные Понятовскому: "Мы рискуем быть разбитыми". Но русские не знали о моральном состоянии янычар, в бою же янычары как раз продемонстрировали незаурядное мужество, о чём осталось свидетельство Петра.

И третье. Уничтожив русскую армию и пленив Петра, турки просто не имели, куда наступать. Впереди были те самые безводные степи и истощённые саранчой деревни, переход через которые погубил армию Петра. Впереди был переход через территорию Речи Посполитой, а ввязываться в польско-турецкую войну ни у Балтаджи, ни у султана намерений не было. Затем предстояло форсировать несколько крупных водных преград, таких как Днестр и Днепр. А затем - ещё и померяться силами с украинским казачеством, большая часть которого сохранила верность России. Что такое украинские казаки, турки неоднократно испытали на собственной шкуре и воевать с ними отнюдь не рвались. Таким образом, подписанный Балтаджи мир всецело отвечал национальным интересам Турции , воевать же за интересы высокомерного и наглого шведского короля в турецкие планы не входило. Прекрасно понял это и султан - потому и наградил своего визиря (а также участвовавшего в Прутской битве крымского хана) дорогими шубами и саблями.

Бой при Станилешти. Карта.

Так была ли "жестокая конфузия"? Думаю, каждый, прочитавший данную статью, будет вынужден признать: не было. Любители обвинять Россию в "заваливании врага трупами", говоря о кампании 1711 года, вполне могли бы поупражнять своё остроумие... по адресу турок: потери русских войск в бою у Станилешти составили 3 тысячи человек против 8 тысяч у турок . Да, Пётр признал своё поражение в Прутской кампании, но вызвано это было не столько военными неудачами, сколько неверной оценкой обстановки. Русскому царю от начала похода и до самого заключения мира приходилось принимать решения в условиях, близких к полной неопределённости, в то время, как Балтаджи имел гораздо больше сведений. Выпестованная же Петром армия полтавских победителей в 1711 году устояла под ударами многократно превосходящего врага, избежала разгрома и вынудила этого врага в итоге пойти на мир, пусть и невыгодный для России, но на гораздо более благоприятных условиях, чем Пётр рассчитывал, затевая переговоры . Убедительной победы у врагов России не получилось, что и породило многочисленные слухи о взятках.

________________________________________ _______________

Примечания

то есть - за возврат исторических русских земель, захваченных шведами в ходе неудачной для нас Ливонской войны и Великой Смуты начала XVII века
Турецкое название - Едикуле. Замок был построен в XV столетии, здесь султаны хранили свою казну. И здесь же находилась главная политическая тюрьма Османской империи.
После в Европе вообще многие поняли, что Россию пора воспринимать всерьёз, что полуварварская "Московия" осталась в невозвратном прошлом - на её месте страна, ведущая активную внешнюю политику и способная подкрепить свои интересы силой оружия. Боевые действия Великой Северной войны в 1710-м - 1711-м годах велись уже на территории самой Западной Европы, что ещё больше укрепляло Русское Царство в этом его новом статусе.
Русско-Турецкая война 1711 - 1713 годов вполне официально объявлялась Петром освободительной, а целью её провозглашалось не столько отражение внешней агрессии, сколько защита угнетённых христиан. На знамёнах своей армии в 1711 году Пётр распорядился начертать: "За имя Иисуса Христа и христианство". Знамёна стали красными (цвет свободы!), их украсили изображения православного креста. "Намерение имеем, - писал Пётр Алексеевич, - дабы не токмо возмощи нам противу неприятеля-басурмана с воинством наступати, но и сильным оружием в средину владетельства его входим, и утеснённых православных христиан, аще Бог допустит, от поганского его ига освобождать". В ответ митрополит Стефан Яворский, резко критиковавший бытовую сторону петровских реформ и его собственную распутную жизнь, провозгласил Петра - не больше, не меньше - "вторым мессией". См. Белова Е.В. Прутский поход: поражение на пути к победе? - М.: Вече, 2011. - с. 145.
Цит. по: Белова Е.В. Указ. соч. - с. 154.
Это мы, зная, чем всё кончилось, находим его предложение разумным. Но поставим себя на место Петра, чьи войска уже успели в начавшейся Русско-Турецкой войне одержать ряд тактических побед и были столь тепло встречены в Молдавии. Для него совет Алларта выглядел в лучшем случае проявлением преступной нерешительности, в худшем - просто предательством.
Впрочем, уклониться от боя со свежей турецко-татарской конницей измождённым русским драгунам на их полудохлых лошадях всё равно не удалось. Так что приходится согласиться с Е.В. Беловой в том, что действуй командовавший русскими драгунами генерал Янус решительнее - ему, возможно, удалось бы задержать переправу турок на несколько дней и захватить у них несколько пушек.
Е.В. Белова приводит ещё меньшую цифру - по её подсчётам русская армия не превышала 15 тысяч человек.
"Лейб-гвардия" в буквальном переводе - "телохранители", то есть - личная охрана государя.
Каменный Затон Шафиров даже пытался выторговать - дескать, крепость нужна России для обороны от татарских набегов.
Шефов Н.А. Самые знаменитые войны и битвы России. - М.: Вече, 2000. - с. 200.
Там же.
Цит. по: Белова Е.В. Указ. соч. - с. 195.
Шефов Н.А. Указ. соч. - с. 200.
Шефов Н.А. Указ. соч. - с. 198. Е.В. Белова называет даже меньшую цифру русских потерь.
Пётр, измученный долгим ожиданием вестей от Шафирова, отправил ему записку в которой советовал: "Если подлинно будут говорить о мире, ставь с ними на всё (выделено мной - М.М.)